Дарен Кинг - Жираф Джим
— Да неужели?
Я поворачиваюсь на своем вертящемся стуле, беру со стола папку и тут же бросаю обратно на стол.
— Гарри, — говорю я и больше не говорю ничего.
Гарри подходит к моей секретарше, жестом сгоняет ее со стула, потом подтаскивает ее стул к моему столу и садится.
— Скотт, «Космонавт в космосе» — это была замечательная идея. Выдающаяся идея. Я часто задумываюсь, почему я сам до этого не додумался. Но я не додумался. А вот ты додумался. И почему? Потому что ты выдающийся сценарист. Генератор идей.
— Спасибо, Гарри. — Я даже немного смущен.
Он трет переносицу и шмыгает носом.
— Ты выдающийся сценарист, Скотт. Генератор идей.
Поверх его головы я наблюдаю за миссис Уныньей, которая уныло качает головой. Она стоит, прислонившись к шкафчику для картотеки, и пилит ногти пилочкой для ногтей.
— Но, Гарри, если я такой весь из себя выдающийся генератор идей, почему со мной даже не посоветовались насчет новой программы?
— Ну, может быть, ты чересчур выдающийся генератор.
— Как так?
Он опять трет переносицу и смеется.
— Если бы мы знали как, мы бы все стали такими же выдающимися.
— Я не это имел в виду. Я просто хотел сказать, что нет такого понятия, как «выдающийся чересчур». Есть вещи, которых не может быть слишком много, просто по определению. Чем больше хороших, блестящих идей, тем лучше для дела. И тем ценнее мой вклад.
— В теории — да. Но на практике — нет.
— И все же мне кажется, что надо было сперва посоветоваться со мной.
Гарри начальственно проворачивается на вертящемся стуле моей секретарши, делает паузу, чтобы подумать, снова делает паузу и говорит:
— Скотт, пару месяцев назад я заглянул в Креативно-научный центр «Мозги Скотта Спектра». — Он достает какую-то бумажку из кармана своего серебристого пиджака, призванного привлекать внимание. Бумажка сложена вчетверо, и когда он ее разворачивает, мне становится видно, что текст на листе распечатан на принтере. Гарри прочищает горло и зачитывает с бумажки: — Жираф-убийца. Поймать жирафа. Смерть жирафу. Длинный, пятнистый, тупой. Отрубить ему ноги. Отпилить ему ноги. Пока он бежит по саванне. — Гарри складывает листок и бросает его в мусорную корзину. — Так что вот. С тобой посоветовались. В каком-то смысле.
— Но это были всего лишь заметки. Еще не оформившиеся идеи.
Гарри изображает что-то похожее на гимнастику для лицевых мышц и говорит:
— Скотт. Проблема с твоими идеями не в том, что они не оформившиеся. Проблема в том, что они являют собой образец полного идиотизма.
— Значит ли это, что я остаюсь без работы?
Гарри качает головой.
— Ты же у нас выдающийся сценарист. И я хочу, чтобы ты работал в этой программе, — говорит он с упором на слово «в этой».
Я смотрю на пластиковую папку у себя на столе.
— В этой, которая в этой папке?
Он кивает.
Я беру папку, открываю ее, достаю лист с распечатанным на принтере текстом, читаю вслух:
— Реалити-шоу. Документальные съемки. Скрытая камера. Кладем посреди улицы большое бревно, крепим на цемент и наблюдаем, как пролетарии пытаются его «тягать».
Миссис Унынья — хорошая секретарша. Но она делает все по-своему, как ей удобно. По четвергам и пятницам она берет выходные и по средам после обеда — тоже, и начинает со мной разговаривать не раньше, чем за полчаса до полудня.
— Я слышала, у вас скоро будет большое событие, — говорит она ровно в 11:31.
— Да, у нас с женой будет ребенок.
— Я сейчас допечатаю предложение и поздравлю вас как положено. — Миссис Унынья заканчивает печатать очень длинное предложение. Я подхожу к ней поближе в ожидании объятий, поцелуя в щечку или хотя бы сердечного рукопожатия, но она только смотрит на меня и спрашивает: — Вы его усыновляете?
Я качаю головой.
— Искусственное оплодотворение?
Я нервно переминаюсь с ноги на ногу.
— Нет, мы все сделали сами.
— А. И как вы его назовете?
— Жена выбрала имя для девочки. Эклер. А я — для мальчика.
— И какое вы выбрали имя?
— Турбо.
— Турбо, — задумчиво повторяет миссис Унынья. — Вы хотите назвать сына Турбо?
— Если будет мальчик, то да.
Миссис Унынья качает головой.
— Нет, так не пойдет.
— Почему не пойдет? Мы с женой договорились, что имя для девочки выбирает она, а для мальчика — я. Вот мы и выбрали.
— Да, но ваша жена выбрала очень хорошее имя.
— Турбо — тоже хорошее имя.
— Для автомобиля, Скотт. Или для автозапчасти. Для мотора повышенной мощности. Но не для ребенка.
— Извините, но Турбо — наш ребенок, и мы назовем его, как хотим.
— Только через мой труп.
— Прошу прощения?
Миссис Унынья поджимает губы.
— Если вы назовете ребенка Турбо, я подам на вас в суд.
— Вы что, серьезно?
Она кивает. Потом пристально смотрит на меня, сокрушенно качает головой и говорит:
— Ведь вы пошутили? Ну, что хотите назвать сына Турбо.
— Э… Да.
— Каким надо быть идиотом, чтобы назвать сына Турбо?
— Я не такой, да.
— Кстати, об идиотизме, — говорит миссис Унынья. — Вы видели конспект новой программы? Всякого, кто согласится работать в такой программе, надо срочно вести к психиатру.
Через час я врываюсь в кабинет Гарри Дельца, как говорится, с шашкой наголо. Сперва, конечно, стучусь. Все-таки Гарри Делец — это Гарри Делец.
— Скотт, — говорит он, — садись.
Я остаюсь стоять.
Звонит телефон. Гарри берет трубку и долго беседует со своим партнером, доктором Бэмсом, автором научно-популярного бестселлера «Почему кровь липкая». Я сажусь.
— Скотт, — говорит Гарри минут через двадцать. — Как настроение, моя прелесть?
— Настроение хорошее. Вернее, не совсем хорошее. То есть совсем не хорошее на самом деле. Я по поводу новой программы… похоже, тут есть одна небольшая проблема.
— Я тебя слушаю.
Я достаю из кармана сложенный листок, разворачиваю его, прочищаю горло и зачитываю громко и с расстановкой:
— Реалити-шоу. Документальные съемки. Скрытая камера. Кладем посреди улицы большое бревно, крепим на цемент и наблюдаем, как пролетарии пытаются его «тягать».
— И в чем же проблема?
— У нас научно-фантастический канал, — объясняю я. — Проблема в том, Гарри, что новая программа не вписывается в формат. Она ни разу не фантастическая.
— В каком смысле?
— Фантастика — это от слова «фантазия», «вымысел». Собственно, в этом и дело.
— Да?
— Ну, полдела как минимум.
— А остальные полдела?
— Я как раз к этому подхожу. Бревно — это дерево, Гарри. А дерево — наименее научный строительный материал в строительной промышленности. Почему бы нам не заменить бревно, скажем, на кусок пластмассы? Пластмасса — материал научный, искусственно созданный учеными.
Гарри начальственно качает головой.
— Ты, наверное, просто не знаешь, Скотт, что пролетарии не «тягают» куски пластмассы. У меня были знакомые пролетарии, и я ни разу не слышал, чтобы кто-то из них «тягал» кусок пластмассы. Им это не интересно. Они «тягают» исключительно бревна.
— Понятно. — Пару секунд я перевариваю услышанное. — Но вернемся к элементу фантастики. Почему нельзя использовать актеров? Ведь мы приглашали актеров для «Космонавта в космосе», и все прошло на ура.
— Я что-то не понимаю.
— Не надо нам никаких документальных съемок. Сделаем постановочные, со сценарием и сюжетом. И никаких скрытых камер. Всю программу снимаем в студии.
Гарри задумчиво трет подбородок, кивает.
— И еще, может быть, уберем пролетариев? Как сказал кто-то мудрый, никогда не работай с детьми и животными. И пролетариями.
— Ты уверен, что именно так?
Я киваю.
Гарри тоже кивает, но более начальственно.
— Какой-то резон в этом есть. Но ты забыл одну вещь.
— Что я забыл?
— Ты забыл наших акционеров.
— Каких наших акционеров?
— Ну, вернее будет сказать — нашего акционера. Акционер у нас только один. И он мой партнер. Доктор Бэмс.
— Доктор Бэмс.
Он кивает.
— И когда доктор Бэмс сделался нашим акционером?
— На прошлых выходных. Мы с ним поехали в мини-отпуск, в Париж, — объясняет Гарри. — И он просто взял меня за горло.
— Но, Гарри, ведь ты не владеешь каналом. И никогда не владел. Ты здесь просто работаешь. Как и я. Хотя, конечно, мое положение с твоим не сравнить, — уважительно добавляю я.
— Доктор Бэмс не реальный акционер, а виртуальный. Ты же знаешь, что значит слово «виртуальный»?
Конечно, я знаю. Но я не знаю, что в данном случае Гарри имеет в виду, и поэтому качаю головой.
— Я тебе объясню, моя прелесть. Я должен делать все так, как говорит доктор Бэмс, — объясняет Гарри. — Воспринимай это, скажем, как невинный сеанс садо-мазо со связыванием рук и ног, который выходит за рамки моей личной жизни и распространяется на профессиональную сферу. И на твою тоже.