Брет Эллис - Гламорама
Я набираю побольше воздуха в легкие и вхожу в комнату, скинув конфетти, налипшие на мой пиджак.
Все, кроме Фица, поднимают глаза, а Ацтек тут же начинает бренчать на гитаре что-то из «Tommy».[67]
— Ни на какие раздраженья не реагирует он, — напевает Ацтек, — и все показывают тесты, что чувств отныне он лишен.
— Заткнись, — зеваю я, доставая ледовое пиво из холодильника.
— Он видит, он слышит, он может говорить, — продолжает Ацтек.
— Все стрелки на приборах находятся в движенье, — подхватывает Конрад.
— Машина не способна настолько ошибаться, — подводит итог Ферги, — должны мы попытаться стряхнуть с него оцепененье.
— Что творится в его голове? — поют они хором.
— Как бы мне хотелось знать, — внезапно приходит в себя заснувший в кресле Фицджеральд. — Как бы мне хотелось зна-а-ать!
Дотянув до конца последнюю ноту, он вновь возвращается в позу эмбриона.
— Ты опоздал, — констатирует Конрад.
— Я опоздал? Ребята, да у вас только на настройку уходит час, — зеваю я, падая на груду индейских подушек. — Это не я опоздал, — зеваю я вновь, прикладываясь к банке ледового пива, и замечаю, что все как один уставились на меня. — А что вы на меня так глядите? Мне пришлось отказаться от визита к Орибе[68], чтобы успеть сюда.
Я швыряю номер «Spin», который валяется на полу рядом с античным кальяном, в Фица, который даже не делает попытки увернуться.
— «Magic Touch»! — выкрикивает Ацтек.
Я отвечаю не задумываясь:
— Plimsouls, «Everywhere at Once», 3:19 , Геффен.
— «Walking Down Madison», — наносит он следующий удар.
— Кристи Маккол, «Electric Landlady», 6:34 , Virgin.
— «Real World».
— Jesus Jones, «Liquidizer», 3:03, SBK.
— «Jazz Police».
— Леонард Коэн, «I'm Your Man», 3:51 , CBS.
— «You Get What You Deserve».
— Big Star, « Radio City », 3:05, Stax.
— «Ode to Boy».
— Yaz, «You and Me Both», 3:35 , Sire.
— «Top of the Pops», — Ацтек явно начинает терять интерес.
— The Smithereens, «Blow Up», 4:32, Capitol.
— Если бы ты только уделял столько же внимания нашей группе, — говорит Конрад своим фирменным тоном, который следует понимать как «эй, со мной сегодня лучше не связываться».
— А кто, по-твоему, пришел сюда на прошлой неделе со списком песен для группы? — парирую я.
— Я не собираюсь петь кавер-версию «We Built This City» в стиле эсид-хауз, — начинает вскипать Конрад.
— Ты швыряешь бабки в окно, чувак, — пожимаю я плечами.
— Кавер-версии нас никуда не приведут, Виктор, — встревает Ферги. — На каверах денег не заработаешь.
— Это то, что мне всегда говорит Хлое, — отзываюсь я. — А если я не верю даже ей, с чего это я буду верить вам?
— Какой в этом смысл, Виктор? — вздыхает кто-то.
— Ты, зайка, — я показываю пальцем на Ацтека, — обладаешь уникальной способностью взять песню, которую люди слышали миллион раз, и сыграть ее так, как никто и никогда не играл ее раньше.
— А ты, — говорит Конрад, тыкая пальцем в меня и источая яд человека, пришедшего из среды инди-рока, — настолько охренительно ленив, что не в состоянии написать свой собственный материал.
— Я лично думал о версии в стиле коктейль-микс «Shiny Happy People»…
— Но это же REM, Виктор, — терпеливо разъясняет Конрад. — Это — классический рок, а мы договаривались не делать каверы классического рока.
— О Боже, мне хочется наложить на себя руки, — стонет Ферги.
— Да, кстати, у меня есть хорошая новость для всех: Кортни Лав наконец перевалила через тридцатник, — говорю я радостно.
— Отлично. Я чувствую себя гораздо лучше.
— А какие авторские получает Кортни с продаж дисков Nirvana? — спрашивает Ацтек у Ферги.
— Интересно, заключали ли они брачный договор? — задумывается Ферги.
Все пожимают плечами.
— Так что, — заключает Ферги, — после того как Курт помер, возможно, и ничего.
— Эй, брось, Курт Кобейн жив, — говорю я. — Его музыка живет в наших сердцах.
— Нам следует уделять больше внимания новому материалу, парни, — говорит Конрад.
— Блин, можем мы в конце-то концов написать хоть одну песню не в ритмике этого дерьмового регги, которая не начиналась бы со строчки «Я ла-вил свой кайфф на тоу-чке пад крэ-кам»? — вопрошаю я. — Или со строчки «У ми-ня на кухне крысса — что ми-не дье-лать те-те-теперь»?
Ацтек с хлопком открывает банку пива Zima и вновь начинает задумчиво бренчать на своей гитаре.
— Когда вы в последний раз записывали демо, парни? — интересуюсь я.
Я замечаю Хлое на обложке последнего номера «Manhattan File», лежащего рядом с последним номером «Wired» и с номером «Youth Quake» со мной на обложке. Моя фотография старательно обезображена фиолетовыми чернилами.
— На прошлой неделе, Виктор, — цедит сквозь зубы Конрад.
— С тех пор прошла целая вечность, — бормочу я, пролистывая статью о Хлое.
Сплошная болтовня — последний год выходит на подиум, контракт с Lancфme, ее диета, роли в кино, отрицает слухи о пристрастии к героину, рассуждения Хлое о том, что она хочет иметь детей («Купить огромный манеж и все такое», — ее собственные слова), фотография нас вдвоем на вручении наград в области музыки и моды телеканала VH1 (я смотрю отсутствующим взглядом в камеру), фотография Хлое на вечеринке в «Doppelganger's» под названием «Пятьдесят самых легендарных людей мира», Бакстер Пристли, который волочится следом за ней, — я отчаянно пытаюсь вспомнить, каковы были мои отношения с Лорен Хайнд в Кэмдене и были ли у нас вообще какие-то отношения, как будто сейчас, в этом лофте на Бонд-стрит, это имеет хоть какое-то значение.
— Виктор, — изрекает Конрад, уперев руки в боки, — огромное количество групп приходит в шоу-бизнес с совершенно ложными намерениями: зарабатывать деньги, спать с кем попало…
— Стой, погоди-ка, Конрад. — Я вытягиваю руки вперед и принимаю сидячее положение. — Ты называешь это совершенно ложными намерениями? Ты серьезно? Я просто хочу уточнить.
— На репетициях, Виктор, — говорит Конрад, склоняясь надо мной, — ты только пьешь пиво да перечитываешь журналы, в которых есть что-нибудь о тебе или твоей подружке.
— А ты все еще живешь в легендарном прошлом, брат, — говорю я устало. — Записи Капитана Бифхарта? Йогурт? Что за херня здесь творится, а? И кстати, Ацтек — ты когда-нибудь подстрижешь ногти на ногах? Мать вашу так, где ваша сила духа? Что вы вообще делаете на этом свете, не считая того, что таскаетесь на дурацкие поэтические чтения в «Fez»? Почему бы вам не начать ходить для начала в гребаный тренажерный зал?
— Мне и без того физических нагрузок хватает, — неуверенно заявляет Ацтек.
— Забить косяк — вот и все твои физические нагрузки, парень, — чеканю я. — И сбрей чертову щетину с морды. Ты выглядишь как натуральный козел.
— Мне кажется, тебе пора немного остыть, Виктор, — говорит Ацтек, — и занять свое место в среде избранных.
— Я просто подсказываю вам, как вырваться из всего этого затхлого хиппанского нафталина.
Ферги смотрит на меня и как-то странно ежится.
— Ты ставишь под удар нашу дружбу, — говорю я, хотя эти слова сами срываются у меня с языка без особого напряжения.
— Ты никогда не бываешь здесь достаточно долго, Виктор, — выкрикивает Конрад, — чтобы было что ставить под удар!
— О, я тебя умоляю, — бормочу я, готовясь встать и уйти.
— Иди, иди, Виктор, — вздыхает Конрад. — Ты никому здесь не нужен. Иди открывай свой большой занюханный клуб.
Я хватаю свой портфолио и сумку с компактами и направляюсь к двери.
— Вы все такого мнения? — спрашиваю я, останавливаясь возле Фица, который вытирает нос об свитер от хоккейной формы, служащий ему подушкой. Глаза его закрыты, он явно безмятежно спит и видит во сне полные упаковки с таблетками метадона.
— Могу поспорить, что Фиц не хочет, чтобы я уходил. Правда, Фиц? — спрашиваю я, склоняясь над ним и тряся за плечо. — Эй, Фиц, проснись!
— Не стоит даже пытаться, Виктор, — зевает Ферги.
— Что случилось с нашим синтетическим мальчиком? — изумляюсь я. — Если не считать, разумеется, того, что он прожил десять лет в Гоа.
— Он перепил «Jдgermeister» прошлой ночью, — вздыхает Конрад. — А сейчас он закинулся ибогаином.
— Ну и что? — спрашиваю я, по-прежнему пихая Фица.
— А на завтрак — экстази, разбавленный слишком большой дозой героина.
— Слишком большой дозой?
— Героина.
— Вместо…
— Правильной дозы героина, Виктор.
— О Боже, — бормочу я себе под нос.
— Ну и ну, Виктор, — ухмыляется Конрад. — Тебе бы в деревне жить.
— Лучше я буду жить в деревне, чем водиться с людьми, которые сосут сами у себя кровь, вы, гребаные хиппующие вампиры.
— Фиц также страдает бинокулярной дисфорией[69] и ущемлением лучезапястного нерва.
— Сияй же, безумный бриллиант![70]
Я роюсь в карманах, извлекаю оттуда купоны на бесплатную выпивку и раздаю их ребятам.
