Пол Боулз - Вверху над миром
— Она не кажется вам прекрасной? — спросил Гроув.
— Она великолепна. Но я не хотела бы жить поблизости. Мне даже не хочется ее потрогать, — проговорила она извиняющимся тоном, а затем вернулась к своему естественному: — По-моему, это были довольно жуткие цивилизации, вы не находите?
— Жуткие по сравнению с чем? Сядьте вот здесь на кушетку, отсюда лучше видно. В ней есть особая гармония.
Она усмехнулась и любезно села:
— Отсюда, разумеется, еще страшнее. Но вы спросили: «По сравнению с чем?» Ну, например, с нашей христианской цивилизацией.
Внезапно он уселся рядом с ней:
— Единственное, что христианство дало человечеству, — это урок сопереживания. Слова Иисуса — руководство, обучающее, как ставить себя на место другого.
— Вот как? — Если он надеялся ее рассердить, она его разочарует.
— Ваш муж очень за вас волнуется, — продолжил он, словно возвращаясь к прерванному разговору.
— Волнуется за меня? — воскликнула она изумленно.
— По-моему, его беспокоят последствия вашей болезни, остатки амнезии.
— Смешно, — сказала она, досадуя на то, что они говорили о ней. — Это ведь не навсегда, правда?
— Нет-нет, — ответил он, после чего вновь послышались мучительные попытки мухи вырваться. Они посидели молча.
Наконец, он заговорил:
— Знаете, вам нужно поработать над этим. Например, когда мы были на террасе, еще в столице, вы рассказывали, как выходили из таможни в Пуэрто-Фароль, и судя по тому, как вы все описывали, это походило на весьма отчетливое и подробное воспоминание.
— Да, — сказала она неуверенно. Картина, которую она видела сейчас, вовсе не была отчетливой и подробной: это больше напоминало фотографию, которую она когда-то видела, нежели реальное жизненное событие.
— Вы знаете, какую часть я имею в виду, — в его голосе послышались нотки нетерпения. — Когда одна сторона здания и вывеска словно согнулись, а вода в порту текла, как в реке? И вдоль берега лежали вырванные с корнем пальмы?
Он зажмурилась на пару секунд. А когда открыла глаза, сердце бешено застучало. Не проронив ни слова, она медленно покачала головой.
— В любом случае, — продолжал он, — суть не в том, что вы видели или думали, будто видите, в ту минуту, а в том, что эти ясные воспоминания приходятся как раз на середину стершегося периода.
Она немного помолчала. Затем с колотящимся сердцем спокойно встала и сказала:
— Может, вернемся?
Не оглядываясь на статую, она прошагала к двери, ведущей в крытую галерею.
В sala ни Лючиты, ни доктора Слейда не было и близко, и кофейный поднос уже унесли.
— Наверное, у Тейлора сиеста, — сказала она. — Я тоже уйду к себе, если не возражаете.
— Сегодня жарко, — сказал он ей. — В конце сухого сезона всегда так.
Тейлор рассказывал ей о конце сухого сезона в этой части света: как вся природа старается выжать из неба хоть капельку влаги, как начинаешь ощущать напряжение буквально во всем, как выползают скорпионы и каждую ночь все чаще вспыхивают молний, а нервы у людей взвинчиваются. На соседней кровати негромко храпел Тейлор, а она лежала, пытаясь понять, отчего ей стало так неприятно, когда Гроув напомнил о прибытии в Пуэрто-Фароль. Она как бы услышала собственный сон, пересказанный человеком, который мог рассказать его гораздо лучше, чем она сама. Пару дней назад при упоминании об этом в городе на террасе ей стало скверно, но сегодня было гораздо хуже, поскольку неожиданное добавление забытых подробностей — портовая вода, впадающая в море, и поваленные пальмы — вызвало у нее пугающее чувство зависимости от него, будто она могла вспомнить лишь то, что хотелось ему. Это был явный абсурд. Она решила не говорить ничего Тейлору, который и так уже обращался к ней с легким снисхождением, как к инвалиду.
Она прислушалась: сухой ветер, продувавший патио насквозь, доносил пение насекомых, а длинные, жесткие листья пандана глухо стучали друг о друга. Она с радостью перегнулась бы через промежуток между кроватями и взяла Тейлора за руку. Если б он проснулся, она сказала бы: «Я хочу уехать завтра утром».
Она села в постели. Невозможно было расслабиться настолько, чтобы вздремнуть, а ей не хотелось лежать с открытыми глазами. Она предпочла бы прогулку — пусть даже под палящим полуденным солнцем. Можно было проверить другую дорогу — ту, что, вероятно, выведет ее на возвышение, откуда видно все ранчо.
Через пару минут она шагнула навстречу ветру. На дорожках — ни души. Стены монастыря тянулись в оба конца на большие расстояния: она повернула направо и двинулась вдоль стены. Вскоре подошла к открытой двери. Заглянула и увидела несколько Деревьев авокадо. Сзади, в густой тени, стояла примитивная лачуга. Индюки клевали что-то в пыли. Из лачуги вышла служанка и, заметив ее, помахала.
Она пошла дальше. В воздухе слышался незатейливый аромат пыльных равнин, к которому время от времени примешивался запах растительности из джунглей внизу. Дорога вела в гору, через гребень небольшого холма. По обе стороны стояла живая изгородь из высоких кактусов, и каждое растение было целиком опутано толстым слоем паутины, трепетавшей на ветру. Дорогу покрывала густая шелковистая пыль: на ее свежей поверхности не виднелось никаких следов. А в лабиринте паутины лишь изредка попадалась сухая веточка или останки насекомого. Однако она не раз с удивлением замечала, что пристально всматривается в прозрачный клочковатый мир, словно где-то внутри него мог таиться ответ на еще не поставленный вопрос.
Голый склон холма усеивали колючие кустарники да редкие камни. Смотреть было не на что. Но благодаря простой ходьбе легче давалось признание того, что она всего-навсего ждет, пока проснется Тейлор.
Сверху пейзаж выглядел чахлым и бесплодным: при виде безлиственных деревьев и шлаковых просторов ей захотелось зажмуриться. Куда бы она ни взглянула, картина была одинакова: серый, выжженный ландшафт, подражающий смерти. Но, взобравшись на гребень холма, она обнаружила, что с другой стороны тот возвышается над излучиной реки. Внизу торчали хохлатые верхушки больших деревьев, а на среднем расстоянии виднелись отдельные участки реки, блуждавшей по джунглям через всю долину. С того места, где она стояла, не заметно было никаких признаков человеческого присутствия: лишь пустошь вокруг, долина внизу, а за ней — новая пустошь, которая все поднималась и поднималась к теням высоких гор на самом дальнем горизонте. Постояв немного, она разочарованно побрела обратно.
Он все еще спал. Она прошла в ванную и, оставив дверь приоткрытой, стала шумно принимать душ. Когда вышла, он уже зашевелился.
— Везет же тебе — можешь запросто спать. Хочешь, Я позвоню, чтобы принесли чай?
— Пожалуй. Я весь взмок. Жарко здесь.
Минут через десять, когда он ел эклер, она начала:
— Знаешь, чего мне хочется? Мне хочется сегодня же вечером упаковать вещи, а завтра утром уехать.
Он уставился на нее:
— Не слишком ли скоропалительно? Они подумают: что-то не так.
Ее раздосадовало, что он объединял Лючиту и Гроува, будто девушка имела хоть какой-то вес в этом доме.
— Много чего не так, и все из-за него. Я еле себя сдерживаю.
— Дэй, нельзя же просто так взять и укатить. Откуда ты знаешь, какие у них планы?
— Планы! — жалобно вскрикнула она.
— Так не делают. Нам нужно предупредить их заранее.
— Мне здесь совсем не нравится, — сказала она тонким, жалобным голоском. — Я хочу в отель.
— Сегодня утром я с ним немного познакомился, — задумчиво сказал доктор Слейд. — Этого парня нельзя не полюбить. В жизни ему пришлось очень туго.
Она презрительно перебила:
— Перестань! Он вырос в роскоши.
— Какая разница? Комфорт и обеспеченность — это еще не все.
— Далеко не факт.
Он пожал плечами:
— Ты слишком сурова к нему, и все тут, — затем повернулся и увидел у нее на лице тревогу: — Может, пойдем оба на компромисс и скажем за ужином, что послезавтра должны уехать?
— Но это уже окончательно? Невзирая ни на что?
— Ну разумеется, окончательно.
Она минуту помолчала.
— Пережить еще часов сорок, а то и больше. Боже!
— Я хочу, чтобы ты просто расслабилась, — сказал он.
К ужину стало попрохладнее, и они смогли сесть во внутреннем дворе под звездами. Где-то в середине трапезы доктор Слейд прокашлялся, и она поняла что он сейчас начнет.
— Гроув, мы с Дэй побеседовали и решили, что нам пора в путь.
Последовали долгие возражения и взаимная лесть: Дэй понимала, что переживает сейчас Тейлор, и жалела его.
Лючита, очень бледная, но с искушенным видом, доела бифштекс и закурила свою ароматическую сигарету. Настроение у нее сегодня было получше: время от времени она насмешливо поглядывала на Гроува, пока тот пытался уговорить доктора Слейда отложить отъезд. «Какая невоспитанная стерва», — подумала Дэй. Не хватало лишь, чтобы она сказала вслух: «А мне-то он говорит совсем другое».
