Юнас Бенгтсон - Субмарина
Все становится черным.
Черным.
Насколько черным?
Очень черным.
Как долго? Я не знаю. Когда глаза вновь открываются, голова болит, и мне трудно подняться. Меня рвало, преимущественно водой, но я этого не помню. Иголка все еще торчит из моей белой руки, как флаг, установленный полярником.
Я спешу убрать свое хозяйство и поставить коробку обратно на шкафчик.
В гостиной Мартин спит перед тестовой картинкой. Времени половина первого ночи.
Рядом с ним — полкуска хлеба с отметинами зубов. Открытый пакет с хлебом лежит на кухонном столе. Ему надо было взобраться на стол, чтобы достать его. Картофель фри и котлеты киснут в озерце, из которого на линолеум капает вода.
Рука не поднимается разбудить Мартина. Отношу его в свою постель, а сам иду чистить зубы. Потом ложусь рядом с ним. Завтра надо рано встать, сходить в булочную и купить ему все, что он любит. Я лежу, уставившись в потолок, прижимая Мартина к себе. Засыпаю не скоро.
2Он молодой албанец. Мне он нравится. Он никогда меня не бил. И не угрожал побоями. Мы поднимаемся по лестнице, папе нужно зайти к другу, а потом мы пойдем за игрушками, это недолго.
Звоню в дверь. Два раза, он открывает. Долго смотрит на Мартина, затем на меня.
— Заходите.
На диване сидит парень лет девятнадцати-двадцати, курит.
Албанец кивает на него:
— Мой кузен.
Парень на диване улыбается Мартину:
— Привет! Как тебя зовут?
Мне приходится слегка сжать Мартину руку, чтобы он ответил.
— Привет. Мартин.
Ручка Мартина в моей руке становится влажной, ему трудно общаться с незнакомыми людьми.
— Можно мне на минуточку забрать твоего папу? А вы поиграете в «плей-стейшн», — говорит албанец. — На одну минуточку.
Мартин крепко держит меня за руку, не хочет, чтобы я уходил.
— А мы поиграем в «Теккен», — говорит парень на диване и улыбается Мартину. — Можешь выбрать первым.
Мартин, чуть не плача, отпускает мою руку, медленно подходит к дивану и садится рядом с парнем.
Мы с албанцем проходим в комнату, которая была бы спальней, если бы это было домом.
Он прикрывает за нами дверь. На минуточку.
Садится на угол большого письменного стола, смотрит на меня;
— Не стоит его сюда таскать.
— Он будет хорошо себя вести. Он спокойный мальчик.
— Я знаю, что он хороший мальчик. Дело не в этом. Просто не нужно, здесь не место для ребенка. Как ты думаешь, мне бы пришло в голову притащить сюда своих детей? Такие вещи нельзя смешивать. Может, ты об этом и не задумываешься. Но, приводя его сюда, ты делаешь меня скотиной. Дрянной скотиной. Которая накачивает его отца дрянью. Я этого не хочу.
— Мне было некуда его деть. Я…
— Он отличный парень, вопрос не в том. Просто больше так не делай, не следует смешивать такие вещи. У меня в машине детское кресло. Надо мной смеются. Так что приходится мне быть жестче жесткого, круче крутого.
Он достает маленький белый пакетик. Всегда маленькие пакетики и всегда один зараз. Если тебя возьмут с одним пакетиком, отделаешься штрафом. Я отсчитываю четыре сотни и сую две купюры обратно в карман.
— Ты должен мне две сотни с прошлого раза, помнишь ведь.
— Можно я отдам в следующий раз?
— Нет.
— Послезавтра. Я принесу деньги послезавтра.
— Нет.
Вообще-то, я ему часто остаюсь должен. Но не сегодня. Я должен быть наказан. Я нарушил правила.
Протягиваю деньги.
Мартин громко смеется. Парень на диване улыбается мне:
— А он молодец, твой мальчик, побил меня три раза.
Думаю, он нарочно дал ему выиграть.
— Можно мы еще один разочек сыграем? — спрашивает Мартин, глядя на меня.
— Не сегодня, солнышко.
Я протягиваю ему руку, он дает свою. По дороге наружу албанец хлопает меня по плечу:
— Помни, о чем мы говорили.
Я выхожу без денег, но с маленьким белым пакетиком в кармане. Мартин передвигается вприпрыжку, крепко уцепившись за мою руку.
Идем по улице. Был дождь.
— Думаешь, папа не сможет тебе сам сделать костюм Зорро? Раздобуду черную одежду, смастерю преотличнейшую маску. И еще шпагу из бамбука. Покрашу в черный цвет. Ну и конечно, у Зорро должен быть плащ.
— Пап, но я хочу настоящий костюм Зорро.
— Отличный получится костюм, лучше покупного.
— Но, папа, у всех есть настоящий костюм Зорро, такой, как я тебе показывал.
Мартин всю неделю ходил с каталогом игрушек, даже клал его рядом с кроватью перед сном.
Он молчит.
— Конечно, у тебя будет настоящий костюм Зорро.
Мы приходим в магазин игрушек.
— Подождешь, пока папа сходит в магазин и купит тебе костюм?
— Я тоже хочу в магазин.
— Нет, солнышко, будь так добр, постой здесь. Папа быстро.
— Но, пап…
— Подожди здесь…
Захожу в магазин, народу полно. Дети мучат мам, они хотят машинку, самолетик, робота с огнеметом. У касс стоит длиннющая нетерпеливая очередь. Прохожу вдоль полок, спокойно, я — отец, я ищу карнавальный костюм. Остались только Супермен, Бэтмен и последний Зорро.
Засовываю его под куртку, прижимаю локтем. Медленно продвигаюсь к выходу. Ну, не нашел ничего. У них нет того, что мне нужно.
Перед выходом я успеваю подумать: если меня поймают с этим костюмом под мышкой, если меня схватят, я потеряю Мартина. Потеряю навсегда.
Выйдя из магазина, я нигде его не вижу. Зову и нахожу между двух контейнеров с игрушками. Он кидает о землю и ловит мячик.
Я беру его за руку, тяну за собой по улице.
— Ты купил мне Зорро?
— Да.
— Где он?
— У них кончились пакеты.
Я показываю ему краешек упаковки, чтобы он не заплакал.
Всю дорогу я в страхе жду, что на мое плечо ляжет чья-то рука.
Дома он никак не может достать костюм из упаковки. Садится на пол в гостиной и разрывает полиэтилен. Я откладываю свой поход в туалет, чтобы посмотреть, как он наденет костюм. По-моему, я никогда еще не видел Мартина таким счастливым.
Он скачет по квартире на лошадке, спешивается, чтобы проткнуть меня. Я заваливаюсь на дверной косяк.
— Нет, пап, ты не умер, ты только ранен.
На конец шпаги насажен кусочек мела. Наши стены заполняются белыми Z.
Он не снимает костюма до вечера, смотрит мультик со шпагой в руке. Спит с ней ночью. И в воскресенье продолжает скакать.
3Мы были в зоопарке в тот день, когда она сказала мне об этом. Стояла весна, нам было хорошо.
Нам хватило денег на большой пакет белого, какое-то время можно было жить спокойно. Мы шли рука об руку, юные влюбленные. Она сказала: пойдем в зоопарк, — нас ничто не держало, дел у нас никаких не было, и мы пошли. Наверное, это и есть счастье. Я долго смотрел на жирафа. Она надо мной смеялась, но он казался мне потрясающим. Я не видел жирафов больше десяти лет. Нет, по телевизору видел, но не такого, живого, который испражняется у вас перед носом и пахнет диким животным. Он был как порождение чьей-то фантазии. Из африканской саванны. Их было два. Они или прятали длинные шеи в кронах деревьев, или трусили друг за дружкой. Мы делили порцию сахарной ваты, отрывали маленькие розовые кусочки и кормили друг друга. Я, как в детстве, перепачкал все лицо липким сахаром.
— Я хочу с тобой кое о чем поговорить. — По-моему, так она сказала; лицо стало серьезным.
Мы сели на лавочку с видом на морских львов. Все кончено, подумал я. Хорошего не жди. Я приготовился выслушать что угодно. Нам было хорошо вместе. Но речь не об этом, все, конец. Может, у нее другой. Не важно, теперь все кончено, и, видимо, я чего-то не понял. Нам с ней было слишком хорошо, это ненормально. Так продолжаться не могло. Она улыбнулась мне, взяла за руку, ну вот, уже утешает. Смотритель в синем халате принес ведро и начал кормить морских львов. Он кидал им рыбу по одной, они ревели и дрались. Почему бы просто не высыпать все из ведра? И покончить с этим.
— Я беременна, — сказала она. — Почти наверняка. Вчера была у врача. Не хотела тебе говорить, пока не была уверена.
Я молчал.
— Мне нужно еще один анализ сдать, но, похоже, у нас будет ребенок.
Смотритель все швырял рыбу, по одной.
— Конечно, я могу сделать аборт. Если ты не хочешь. Если мы не хотим. Я понимаю, мы как бы не планировали.
Я смотрел на нее, смотрел на смотрителя с рыбой и на морских львов, дерущихся в воде.
Все было очень просто.
— Я хочу ребенка, — сказал я. — Я хочу, чтобы у нас был ребенок.
Все просто, ясно, глаза привыкли к свету. Остальное ничего не значило.
Мы сидим вместе на этой вот скамейке, и у нас будет ребенок.
Мы обнимались, молча. У меня глаза были на мокром месте. Я целовал ее в шею, в лоб, прижимал к себе.
Кормление морских львов наконец завершилось. И теперь те, что не ныряли за рыбными головами, лениво лежали у бассейна.
