Дмитрий Калин - Книга россказней
– Огромное спасибо за разрешение! И что бы я без вас делал!
– Правильно говорят, – закуривая на улице, подумал Сомов, – чтобы ходить по нашим врачам, никакого здоровья не хватит.
Спать уже не хотелось, и настроение постепенно улучшалось. Помогла и солнечная погода, рассопливившая сосульки и разгорланившая воробьев.
Денис присел на скамейку и тут же вскочил обратно. Металлическое сиденье оказалось чуть теплее льда.
– Господи, ну какой придурок придумал делать такие лавки?! Почему у нас все через задницу?!
Ноги сами вынесли его к забегаловке.
– Водку в разлив продаем только с 10 часов. Распоряжение губернатора, – ошарашила продавщица.
Сомов, сжав челюсти, взглянул на часы. Ждать оставалось 15 минут.
Побродив и выкурив очередную сигарету, он зашел внутрь.
Стакан живительной влаги оросил всходы дневных замыслов. В межреберье бетонных плит не хотелось.
– Погуляю. Заодно тебе и достопримечательности покажу, – обрадовал он вытиравшую усы рыбину. – Только домой заскочу.
Солнце уже сильно пригревало. Денис ослабил удавку воротника, чтобы сом любовался окрестностями. Пара нырков в бурлящий кишечник автобусов, зигзаги по оспинам боковых улочек и – в морщину оврага, расщепившего историческую физиономию города.
Высокомерные новостройки нависали над краями, вглядываясь сотнями стеклянных глазниц в глубину. Полгода тому назад на их месте стояли одряхлевшие седокровельные дома минувших столетий. Отживших свой век старцев сравняли с землей или сожгли нетерпеливые строители элитного и дорогого жилья.
На краю примостилась половина старого дома с провалившейся крышей и обугленными остатками стен. Русская печь с выщербленными боками выпью тянула кирпичную шею, стараясь высвободиться из хлама и мусора. Из под досок и бревен выползла грязная и лохматая псина, увешанная репьями, словно новогодними шариками, и бессмысленно огляделась. Ковылявшая мимо старуха бросила ей кусок хлеба. Ткнувшись носом в мякиш, собака покрутилась на месте, свернулась калачиком и задумалась. На голом тополе завозмущалась ворона: «Заж-жра-лась!»
Тропинка, норовя вытащить размякшее тело из-под Дениса, спускалась вглубь оврага, приглушавшего городские звуки и наполняя его новыми. Ручьи, журча вдоль ледяного желоба, шутя волочили щепки и сор. Среди него оказался желтый мохнатый барашек, отбитый ветром от отары, пасущейся на ветках дряхлой толстой вербы. Птицы делились новостями, пристроившись среди изглоданных кистей рябины. Со склонов, поросших щетиной деревьев и кустарников, сползали седые клоки зимы, вычерняя неподсохшую землю.
– Правда, хорошо?! – глянул Денис на крутившего головой Сему. – Здесь всегда так. Пойдем, я покажу тебе Реку.
Вверх по склону, и на исшарканном тысячами подошв горбыле виадука отпечатались новые следы. Руки ткнулись в перила. Красота оглушила беззвучным многоголосьем. Сема обомлел, раскрыв пасть, и, не в силах сдержать чувства, закрутился на месте.
Далеко внизу, щурясь проталинами от ослепительного солнца, раскинулась Река. Толком не очнувшись от спячки, она змеей вылезала из посеревшей порванной зимней шкуры. По закованным в бетон берегам ползли крошечные машины и суетились букашки-люди.
– Согласись, смешными они с высоты выглядят со своими мелочными страхами, тревогами и заботами?! Занимаются изо дня в день различными глупостями и второстепенными, даже им не всегда нужными и понятными вещами. Вроде и не люди даже, а так – насекомые. В суете и вся жизнь проходит. Помрет кто-нибудь – остановятся окружающие его, на мгновение призадумаются о смысле бытия, погорюют, и опять в бега. Не жизнь, а абсолютная бессмыслица, вызывающая жалость и разочарование. Но стоит спуститься к ним, и ты уже становишься их частью. Оттуда человек на мосту, если ты его разглядишь, кажется далеким, непонятным, чужеродным и мелковатым. Находясь в гуще бесконечных забот, начинаешь воспринимать их как важные, значимые необходимости, без которых существование немыслимо. Этот бесконечный клубок и называем мы тогда настоящей истинной жизнью. И по-другому проводить отпущенные нам мгновения считается если не преступлением и глупостью, то точно отходом от нормы и общепринятых правил. Но даже если вдруг в краткий миг прозрения и поймешь, что настоящая жизнь прошла стороной и потрачена напрасно, то тщательно забиваем, затираем и шарахаемся от крамольной мысли, как от чумной крысы. Потому что становится страшно и жутко. Это чувство сожрет тебя без остатка и сведет с ума. Поэтому самый легкий и простой способ – не думать об этом.
Вот так-то, друг мой Сема!
Сом печально рассматривал окрестности.
Задергавшийся мобильник заставил его сорваться с места и нырнуть внутрь утробы.
– И здесь покоя нет, – вздохнул Денис, вытаскивая телефон из кармана. – Да. Слушаю.
Из сбивчивого рассказа начальника он понял, что завтра нужно быть на работе. Намечалась корпоративная вечеринка в честь сотрудницы Оли, и присутствие Дениса просто необходимо.
– Приду, – обнадежил его Сомов. – Надеюсь, врач с утра выпишет. А не выпишет – хрен с ним.
9Офис, в котором трудился Сомов, назвать таковым можно было с большой натяжкой. Помещение, располагавшееся в подвале, разделили тонкими перегородками на несколько комнат. В них – неизменные стулья, столы с кипами бумаг, старенькие компьютеры, имевшие обыкновение «зависать» в самый неподходящий момент, и пара облезлых телефонов. Свет, проникающий с улицы в узкие зрачки окон, приподнятых над тротуаром, беспрестанно прерывали мельтешившие ноги прохожих.
Помимо приятеля-директора и Дениса, в офисе обосновались пятеро сотрудниц, занимавшихся продажей и обменом квартир. Состав коллег столь часто менялся, что Сомов не успевал запомнить их имена и постоянно путал. Вот и сейчас, подходя к работе, он пытался сопоставить имя «Оля» с его носителем. Так и не решив окончательно, кому оно принадлежит, Денис толкнул дверь в подвал. Сомнения испарились, едва порог попрощался с подошвами. За сдвинутыми столами, щетинившимися бутылками и тарелками, звякал хрусталь. Раскрасневшаяся виновница прерванного трудового будня, наклонясь, чокалась с коллегами, прикрывая выскальзывающую из наряда грудь. Короткое сиреневое платье подчеркивало превосходные изгибы тела, которое Денис не раз рассматривал украдкой. Но дальше обычного трепа и кокетства с симпатичной девушкой дело у него не заходило.
– Штрафную за опоздание! – выдали жующие рты. – Наливай полную!
Стул пнул Сомова под коленки, рюмка вжалась в пятерню, ожидая тоста.
– Не умею говорить долго, поэтому буду краток, как наш президент. Будь всегда такой же красивой, умной и трудолюбивой. Желаю здоровья, всяческих благ, денег побольше и хорошего спутника жизни, – скользнул взглядом по необремененному золотом безымянному пальцу Денис. – От всей души завидую твоему парню.
Сема, выглядывающий из расстегнутого ворота рубахи, беззвучно засмеялся, пуская пузыри. Заглушая бульканье, Сомов осушил рюмку и потянулся за соленым огурчиком.
– У меня его пока нет, – вздохнула Оля, строя глазки. – Так что я свободна.
– Кого? Огурца, парня или того и другого? Ничего, все еще впереди, – жуя, успокоил Денис. – Еще не вечер.
Судя по количеству бутылок и закусок, праздник тешил обещанием удасться. Стожки салатов, обдираемые вилками, таяли, превращаясь в овощные лохмотья, норовившие вывалиться из ртов. Вареная картошка немилосердно крошилась, путаясь на тарелках с остатками селедки, куриных конечностей и ржаного хлеба. Приливы и отливы чередовались все чаще и чаще, грозя бокалам и столу потопом. Тихие, скромные фразы, растолстев и развеселившись от переизбытка нахлынувших чувств, соскакивали с языков. Не заботясь о последствиях и влезая в чужие беседы, они сплетались в единый гул, нарушаемый выкриками и тостами.
– Выпьем! Где же кружка, моя бедная старушка!
– Приходила тут ко мне одна. Просила подыскать однокомнатную на проспекте Пушкина. Типа хочет с внуком двушку разменять. Я ей – где ж такую найти, да за такие гроши. Она, как расценки узнала – чуть кондрашка ее не хватила.
– Хватит уже о работе. Надоело! Давайте о чем-нибудь другом поговорим!
– Так я ему и говорю, нечего меня обхаживать. От одной к другой скачет. Головы им морочит. Я ж не такая дура!
– Да губа не дура! И чтобы квартиру найти и агенту ничего не платить! Во народ обнаглел! Не зря говорят, наглость – второе счастье. Или как там правильно?
– И не говори. Наглый, как танк. Прет напропалую. Я ему одно, он свое талдычит. Легче дать, чем объяснить…
– У меня такой же случай был. Еду я в трамвае и чувствую: кто-то в карман лезет. А у меня там мобильник, деньги…
– Только успевай отстегивать. Считай, на учебу надо, обуться-одеться прилично, чтоб не как бомжиха выглядеть, поесть-попить, за квартиру заплатить. В магазин сходишь – вроде ничего и не купила, а сотни три-четыре как не бывало. Недавно проценты получила, сегодня сунулась – нет ни шиша.
