Тим Скоренко - Сад Иеронима Босха
Первое, что вы видите на войне, — это грязь. Это кошмарная антисанитария. Средневековая помойка. Солдатский лагерь — это ещё ничего. Но подойдите ближе к линии фронта. Всё в пыли и в грязи, люди ползут по земле, люди шагают по грудь в болотной жиже, они срут и даже не подтирают свои задницы, потому что бумаги нет. Вообще никакой. Это война. Нет времени на то, чтобы почистить зубы, чтобы сменить бельё. Поэтому все воняют. Когда солдаты снимают обувь, птицы дохнут на высоте двадцати метров.
Но потом вы привыкаете. Вам кажется, что так и надо. Что вонючее бельё — это нормально. А ещё через какое-то время вы перестаёте чувствовать даже этот запах. И тогда вы замечаете, что война — это не так уж и страшно. Вплоть до тех пор, пока не увидите кровь.
Смотрите в кино: несут раненого. Он окровавлен, лицо в грязи. Он улыбается вам или скалится от боли — белые белки на чёрном лице. Разматывают временные бинты: порез, рана. Её промывают и бинтуют. Всё красиво.
Но в реальности иначе. На такие порезы вообще не обращают внимания. Нужно встать и хромать дальше. Пусть болит — сожми зубы, ты мужчина. А то, что несут на носилках, скалиться уже не может. Вот оно: кишки кровавой грудой лежат на животе. Вот ещё: вместо лица кровавая каша, на нерве свисает один глаз. Вот ещё: нет обеих ног, и наружу торчат обломки белых костей. Доброе утро, не хотите ли проблеваться? Пожалуйста.
А теперь поймайте любого из них за руку и спросите, ради чего они сражаются. У них всегда наготове шаблонный ответ для телеящика. За Родину. За свободу. За Отчизну. На самом деле им плевать на Отчизну. Они сражаются за деньги или по призыву. Две причины: пряник и кнут. Они идут в бой ради собственной выгоды. Чтобы заработать. Чтобы избежать наказания. Меркантильность превыше всего. Это не их Родина. Свою Родину они просрали много лет назад. Раздали по копейке, проиграли в карты.
Джереми Л. Смит летит на чью-то чужую родину. «Выберите мне войну, а?» — сказал он, и они выбрали, эти помощники и менеджеры. Две страны в Центральной Африке, внутренний конфликт. Автоматы Калашникова, нищета и генерал-император во главе каждого государства. Доброе утро новым бокассам. У них самая сияющая форма из всех самых сияющих форм на планете. У них больше наград, чем у любого генерала любой страны. Они молоды и могут убить своего подчинённого только за то, что тот повернулся к ним спиной. Они любят бриллианты. Ещё они любят золотые автоматы и платиновые пистолеты. Ими неудобно пользоваться по прямому назначению, зато очень эффективно размахивать на глазах у подчинённых.
Они верят в Бога. Вы можете усомниться в моих словах, но все эти людоеды — крещёные. Они носят на груди крестик, и это не пустая побрякушка. Они и в самом деле веруют. Они приходят в церковь и искренне исповедуются. А если им что-то не нравится, то тут же стреляют в священника из золотого «калаша».
Они допускают ошибку, потому что не принимают элсмит. Им нравятся их кресты — православные и католические. Им нравятся церкви с символикой смерти. Крест — это орудие пытки, орудие убийства. С таким же успехом эмблемой христианской империи могло стать копьё. Или нож. Или два дерева, между которыми на верёвках растянут человек. Потому что это тоже способы убийства. Крест просто случайно подвернулся под руку. Так уж вышло, что в Риме любили распинать.
А теперь им предлагают элсмит. Фаллос Джереми Л. Смита. И они не хотят водружать на свои колокольни чей-то член. Они не знают, что это член, но инстинктивно сопротивляются. Они хотят лично увидеть Мессию, пожать ему руку, поговорить о своей стране, сделать умные лица, а потом пристрелить его из золотого автомата, если он им не понравится. Отличная схема, как мне кажется.
На самом деле я знаю, что вы об этом думаете. Вы можете строить из себя святош. Можете говорить, что вы не расисты, что все равны. Можете бороться за права чёрных и мусульман. За то, чтобы у них были работа и жильё. Вы можете утверждать всё, что угодно. Права человека. Да, конечно. Но вы думаете иначе. Если с вас содрать маску, под ней окажутся ненависть и презрение. «Тупые грёбаные ниггеры», — вот что вы думаете. Ещё бы. Когда из южной части африканского континента выгнали белых фермеров, там тут же начался голод. Потому что африканец не может работать, если его не бить кнутом. Вы это знаете, вы об этом думаете, но вы не можете сказать это вслух, потому что политкорректность превыше всего. Потому что Microsoft Word подчёркивает слово «негр» как ошибочное. Надо говорить «чёрный». В США — «афроамериканец». Но все они — ниггеры, как их ни крути. Тупое наглое стадо.
Джереми Л. Смит всегда думал именно так. Он всегда презирал чёрных. Он готов был не считать их за людей. Когда он бывал в школе (это случалось нечасто), его сажали на заднюю парту. По соседству с Джереми сидел мальчик по имени Сайрус Сиссоп. Он был классическим афроамериканцем с приплюснутым носом и жёсткими кудряшками. Джереми Л. Смит и его друг Бадд Парвин били Сиссопа в туалете, потому что тот был чёрным. Они мочились на него и губкой втирали в него мочу со словами: «Может, получится тебя отмыть, черножопый». Это типичный Джереми Л. Смит. Не тот, кого вы видите по телевизору, а тот, который на самом деле.
Теперь Джереми Л. Смит летит в страну, где он лишний. Где чёрные смотрят на белых как на дерьмо. Где царит обратный расизм. Негры-нацисты. Сочетание несочетаемого.
И там идёт война. Там идёт хроническая война, потому что у них это в крови. Не земледелие, не животноводство, не производство. У них в крови война и секс. Поэтому половина — мертва, а вторая — больна сифилисом.
У них нет танков, потому что танки слишком дороги. Зато у них много дешёвых военных автомобилей времён второй мировой. Джипов «Виллис» и «ГАЗ-64». Это отличные машины, потому что там нет дорог. Они ездят в них по городу, размахивают оружием и от нечего делать стреляют в гражданское население. Те, кто стреляет, — мертвы. Те, в кого стреляют, — больны сифилисом. Именно так, а не наоборот.
* * *Самолёт Джереми Л. Смита садится в местном аэропорту. Впрочем, это одно название. На самом деле это просто длинная песчаная полоса, неровная, вся в рытвинах. Самолёт трясёт. Джереми Л. Смит смотрит в иллюминатор. Он видит здание аэропорта — деревянный двухэтажный домик. У них тут полно дерева. Тут влажные леса, джунгли. А они строят из соломы, потому что дерево сложно обрабатывать. Они не любят работать — и не умеют.
Трап — деревянная лесенка. Джереми Л. Смит спускается вниз. Кардиналу Спирокки помогают, потому что возраст даёт о себе знать. Смит смотрит на яркое, нестерпимо жаркое солнце и оглядывается на встречающего. Это рослый широкоплечий африканец в защитной форме. Рядом с ним — маленький и тщедушный белый. Местный миссионер.
Миссионер склоняется перед Джереми до земли и целует его запыленный ботинок. Джереми царственным жестом поднимает священника.
«Да не надо, чё тут».
Священник что-то лепечет, но его слова теряются в солнечном свете и шелесте пальмовых листьев.
«Пойдёмте», — говорит широкоплечий.
Они идут вперёд, к жалкой постройке. Но внутри прохладно: работает кондиционер.
Джереми хочет войны. Ему не нужны эти пресмыкающиеся миссионеры и массивные проводники. Ему поклоняется весь мир. И теперь он хочет доказать миру, что не зря. Что он заслужил право быть объектом всеобщего поклонения. Он идёт за проводником через здание.
За зданием — «Хаммеры», две штуки. Мощные военные монстры. Подарок от армии США. Для Джереми открывают заднюю дверцу, но он предпочитает сесть впереди.
«Пить хотите?»
Проводник общается непосредственно, точно перед ним простой турист, и не более того. Джереми воспринимает это нормально. Он привык к пресмыканию, но до этого успел привыкнуть и к обыденному общению. Он качает головой: «А-а».
На заднем сиденье — Спирокки и Уна Ралти. Во втором «Хаммере» — ещё один рослый негр, белый миссионер, оператор с камерой и Терренс О'Лири.
Джереми знает, как зовут каждого из них. Он знает их судьбы, их проблемы и решения этих проблем. Ему известен каждый их шаг.
Первого афроамериканца — того, который ведёт их джип, — зовут Габага. Он из Мали, шестнадцатый ребёнок первой жены своего отца. У него было два брата-близнеца, потому что он родился в тройне — и был в ней вторым. Его младший брат-близнец не дожил до года. Впрочем, как и ещё шестеро братьев. Из восемнадцати братьев и сестёр сейчас живы восемь. Это хороший процент. Габага умеет стрелять из всего, что стреляет, и водить всё, что движется. Однажды он управлял самолётом и даже сумел посадить его. Габага умеет читать, но пишет неграмотно, коряво, с трудом.
Водителя второго джипа зовут Пекеле. Ему двадцать лет. Он не умеет ни читать, ни писать, а считает только до десяти. Он впервые убил человека в одиннадцать лет, из автомата отца. Его отец был солдатом одной из армий воюющих государств. Его убили месяц назад. Не просто застрелили. Его взяли в плен и с живого содрали кожу. Кое-что они всё-таки умеют, эти дикари. Они умеют пытать человека очень долго, а тот даже не потеряет сознание. Пекеле мечтает отомстить. В его голове только одна мысль: убивать. Ему противен жалкий белый человечек на заднем сиденье.