Павел Тетерский - Muto boyz
— Ладно, ладно, хорош, Чик. Меня всегда пугает, когда люди начинают загоняться на эти темы, потому что лет через двадцать такие вещи могут закончиться статусом глашатая эпохи и созданием собственной политической партии. А почему бы тебе, скажем, не устроиться каким-нибудь телохранителем? Все вэдэвэшники идут после армии в телохранители. Ты бы ездил на лимо и получал большие доллары.
— Я думал об этом, — театрально вздохнул Чикатило, разглядывая надпись «Х…», сделанную корявым детским почерком на уровне наших колен. — Но я не оправдал бы надежд тех, кто вверял бы мне свою безопасность. Если бы кто-нибудь начал избивать охраняемого мною Филиппа Киркорова, я бы просто начал смеяться. А может, и сам бы пару раз дал ему по яйцам в общей неразберихе.
— Я считаю, что у Филиппа Киркорова нет яиц, — сказал я, подумав. — Но дело не в них. Дело в том, что их же не каждый день бьют. Да их же практически вообще никогда не бьют! Нов любом случае ты бы успел нарубить капусты, а потом бы тебя уволили, как всегда. Тебя же и так отовсюду увольняют, какая тебе разница.
Чикатило посмотрел на меня воодушевлённо, с задором и даже с некоторым благостным удивлением:
— А ты матереешь, дружище, давай и за это тоже выпьем! Я об этом как-то не думал, блин, а ведь это действительно вариант!
Мы ещё долго чокались, пили и несли всякую чушь, и читали детские надписи на уровне наших колен и пахов, и пытались вычислить Оленькины окна, но окна уже плясали, они оголтело прыгали, сливались друг с другом или, наоборот, распадались на непонятное количество частей. А Чикатило то и дело вставал в позу, простирал к небу руки и с видом лицедея орал несуществующим зрителям: «Э-эх, решено: жизнь не сложится — пойду в телохранители». Это было глупо, потому что вокруг никого не было, но кто знает (иногда в такие моменты в голову приходит полный бред, который произносишь только ради самих слов, осознавая их беспонтовость, и так бывает только с очень пьяными людьми), кто знает, может, тогда на нас действительно смотрел весь мир.
Добраться до метро у нас не было никаких сил, и в начале шестого мы ввалились в гости к Оленьке, разбудив родителей. Оленька полулегально провела нас в свою комнату и положила на пол. Она раздавала нам беззлобные подзатыльники и обзывала алкоголиками. Чикатило зачем-то крестился, может быть, от любви.
Потом из-за двери долго доносились приглушённые Оленькины препирания с заспанными предками. Папаша просил поставить на место его пиво. Всего разобрать было невозможно, но было ясно, что Оленька радикально на нашей стороне и, пока мы не проснёмся, никто к нам не войдёт. И что папино пиво будет наутро (хотя и так было утро) стоять у нас в изголовье.
Засыпали мы с чувством собственной защищённости. Я же говорю, это была очень хорошая и правильная девушка, несмотря на лосины и невольное манипулирование Чикатилой. Да мы бы, наверное, не относились к ней так хорошо, если бы это было не так.
2 ЧАСА С MTV: «Desintegration»
Пивной даже не сидел в своём рабочем кресле — он просто затопил его, как океан затопил «Лузитанию», растёкся по нему, словно пудинг или аморфное тело. Весь его вид выражал такую скорбь, что смеяться над этим не мог даже Чикатило. Мы стояли не двигаясь, мы чуть ли не задеревенели от сопереживания. У него не работала ни одна мышца, ни один самый завалящий нерв.
— Журналы пока не привезли, — произнёс он наконец откуда-то изнутри, не открывая рта. Мы представили, как взрывает его мозг каждый произнесённый звук, как от этого пульсирует его кровь, разрывая вены, и какие ужасные черти кругами разбегаются у него перед глазами.
— Мы поняли, мы подождём, — сказали мы почти хором. Нам не хотелось заставлять его мучиться дальше, и мы тихо срисовались куда-то за невидимую грань между офисом и складом.
— Вот это я называю подвигом, — сказал Чикатило с гражданским пафосом. — Вот что такое настоящий мужчина. За счёт таких мы выиграли вторую мировую. Это самый настоящий человек, который звучит гордо. В таком состоянии я бы к работе и близко не подошёл.
— Чикатило, ты как-то раз припёрся на работу в ещё более скотском состоянии. Тебя ещё уволили за это, помнишь?
Из-за наших спин раздался знакомый полушёпот. Человек-Коля подходил к нам на цыпочках, так, чтобы никого не спугнуть и не создавать лишнего шума. Я не разобрал его первых слов. Скорее всего, он мягко здоровался.
— Здравствуй, здравствуй, Николай, — засмеялся Чик. Иногда можно смеяться, даже здороваясь.
— Ну что, парни? — спросил Коля, оглядываясь на перекуривающих грузчиков. — Как продвигаются исследования сетевого маркетинга?
Я не понял, что хотел сказать человек-Коля. То ли это была гадкая карьеристская подъё…ка, подчёркивающая его иерархическое превосходство над нами, то ли завуалированный намёк на наши исследования окрестных мусорных ящиков, о которых ему по каким-то причинам стало известно. Но Чикатило абсолютно не стушевался — он никогда не тушевался, наверное, потому, что служил в армии в два раза дольше, чем нормальные люди.
— Ну, я сейчас разбираю взаимосвязь теории Роберта Смита с дао продаж. Очень интересно, кстати. У вас проходили Смита?
— Да нет вроде бы, — пожал плечами Коля. Мне показалось, что он смотрит на Чикатилу как-то неуловимо по-новому. — Ну, я же тебе говорил, у нас же это не так поставлено, как у вас. У нас общие положения, так… знаешь.
— Найди где-нибудь Роберта Смита и почитай обязательно, — посоветовал Чикатило. — Книга называется «Desintegration».
Я не понимал, что происходит, но к горлу уже подкатывал тот самый предательский хохотун, который срывает невинные буржуазные розыгрыши. Поэтому я на всякий случай сделал пару шагов в сторону-я слишком долго общался с Чикатилой, чтобы не догадаться: он что-то держит в уме, он что-то замышляет против этого оглядывающегося человека-Коли.
Я не слышал, о чём они там говорили, потому что Коля всегда на всякий случай говорил тихо, а Чикатило не хотел напрягать барабанные перепонки Пивного — любой лишний звук для него мог тогда стать причиной инсульта. Но и без этого было видно, что Чик мощной газонокосилкой ездит Коле по ушам, а тот даже не успевает наматывать спагетти, свисающие с них до самых пяток. День начинался хорошо, с положительных эмоций.
— Ну, и что это было? — спросил я Чикатилу уже во дворике, когда мы загружали содержимое бака в багажник «копейки». Мы подбирали выброшенную макулатуру гак быстро, что она даже не успевала испачкаться. Но на всякий случай всё равно прокладывали днище и стенки багажника бесплатными газетами «Экстра-М».
— То есть как это что? Ты разве не помнишь наш долгий и упоительный диалог с Колей во время возлияния?
— Не-а, — произнёс я озадаченно. Потому что я вдруг понял, что не помню практически ничего из того вечера, за исключением расплывчатых обещаний Чикатилы включить человека-Колю в будущую книгу и самого факта распития с этим самым человеком-Колей.
Запой у нас к тому времени давно кончился. Нам было не до него: мы сдавали каждый день по триста-четыреста килограммов макулагуры, а это требует затрат времени и — немного — физических сил.
Грустный кузьмич даже как-то повеселел, потому что он больше нас не ненавидел. Чикатило несколько раз пытался предложить ему сделать нам скидки наоборот, то есть платить на сотню-другую больше за каждый килограмм. Он давал кузьмичу расклад про конкурентов и теорию современного бизнеса, каждый раз подчёркивая, что таких клиентов, как мы, нужно беречь. Банально выражаясь, он хотел поднять цены на «Весь мир оптом», но, поскольку это была не продажа, а сдача, он пытался это завуалировать, объяснить сложнее. Но здесь всё было глухо и без мазы: отсталый кузьмич даже не до конца понимал, что такое «клиент», он в шутку посылал нас на х… и смеялся в усы. Поэтому мы махнули на него рукой, да у нас и без этого всё складывалось нормально. От добра добра не ищут, и никогда не надо закручивать гайки и требовать большего, если у тебя всё складывается нормально.
— Батенька, а ведь вы, я смотрю, были пьяны, — с упрёком заметил Чикатило. — В этом и состоит главный минус пьянства. В таком состоянии ведь происходят самые интересные вещи, и иногда жалеешь о том, что у тебя нет под кожей микрочипа с памятью, как в фильмах со Шварценеггером.
Чикатило положил последнюю кипу на заднее сиденье, потому что места в багажнике уже не было, снял перчатки и сел за руль.
— А ведь я произнёс тогда один из лучших своих монологов. Он был лжив и безупречен, и к нему не подкопался бы никакой Станиславский. Я сказал человеку-Коле, что мы — то есть я и ты — студенты шестого курса Московского отделения Нового Университета Всемирного Бизнеса. Что это европейский вуз на базе Оксфорда, где готовят элиту современного предпринимательства. И что мы достаточно обеспеченные студенты факультета психологии бизнес-отношений. А эта работа для нас — бесценная практика, она необходима нам для того, чтобы закончить наш совместный диплом по сетевому маркетингу и дайрект-питчингу. «Потому что, — врал я, — все теории — ничто без банальной низовой практики». Я также наврал, что все дипломы нашего университета сразу же после защиты подлежат публикации небольшими тиражами. А один из наших выпускников — по имени Роберт Смит — стал новой звездой флотинг-бизнес-литературы…
