Том Маккарти - Когда я был настоящим
– Мы сваркой черных металлов не занимаемся, – ответили они.
– А до 1932 года вы каким номером значились?
– Не знаю. Это вы лучше у начальника спросите.
Дальше шли гиганты: здоровенные краны на колесах, подъемные краны с крановыми лапами-захватами, эдакие скелеты, угрожающие и громадные. В одежде, заляпанной штукатуркой, мы шли в мэйферский салон-магазин роялей, оттуда – на склад использованной мебели, не дожидаясь, пока разноголосый перезвон кабинетных роялей четырех видов перестанет гудеть у нас в ушах. На факсовый аппарат, стоящий у нас в машине, приходили сообщения, и мы запихивали их в кармашки позади сидений, пока водитель жал на газ, чтобы доставить нас на другую встречу, а после, забыв, что получили, требовали послать их заново или возвращались по новой в тот же офис, на тот же склад. В результате гудение у нас в ушах не прекращалось – какофония, где смешивались модемы, и сверление, и арпеджио, и непрерывно трезвонящие телефоны. Гул, встречи, прибытия и отправления превратились в образ мышления – тот, что охватывал нас внутри нашего проекта, толкал вперед, дальше, снова назад. Никогда в жизни я не ощущал подобного стимула. Наз, как мне теперь кажется, это понимал и в некоторой степени даже культивировал хаос, чтобы все вовлеченные в дело тянулись из последних сил, горели, не теряли стимула. Гений, иначе не скажешь.
Честно говоря, стимулов хватало и без того – людям, которых мы наняли, платили огромные деньги. Если чего-то и не хватало, так это осознанного восприятия: трудно было заставить их в точности понять, что именно от них требуется. И при этом одновременно заставить их понять, как мало им требуется понимать. Не заставлять же их, чтобы прониклись моими идеями. Мне это было не нужно, да и ни к чему. Зачем? Это была моя идея; деньги платил тоже я. От них требовалось одно – знать, что делать. Однако заставить их понять, что делать, оказалось нелегко. Все они были первыми в Лондоне: лучшими сантехниками, штукатурами, мастерами по сосне и так далее. Они хотели работать по высшему разряду, и вбить им в голову тот факт, что обычные критерии в данном случае неприменимы, было трудно.
Самыми непрошибаемыми группами, с большим отрывом, оказались актеры и дизайнеры по интерьерам. Полные идиоты – и те, и другие. Для прослушивания актеров мы на пару дней сняли театр-студию «Сохо», поместив перед тем объявление в профессиональных изданиях. В нем говорилось:
Требуются актеры-исполнители. Работа в Лондоне на неопределенный срок. Постоянная готовностъ к вызову. В обязанности входит повторная реконструкция определенных ежедневных событий. Оплата высочайшая. Обращаться к Назрулу Раму Виасу по и т. д. и т. п.
Явившись в первый день, мы с Назом обнаружили в холле большую толпу. Мы велели водителю высадить нас за углом театра, а не прямо перед входом, чтобы войти без помпы – таким образом, рассуждали мы, нам удастся какое-то время пошататься в холле инкогнито, приглядываясь к людям.
– Вон того, кажется, стоит прослушать на роль мотоциклиста-любителя, – пробормотал я, обращаясь к Назу.
– Того, что в куртке? – пробормотал он в ответ.
– Нет, но раз уж на то пошло, этого, кажется, тоже стоит прослушать. И вон ту женщину потрепанную – думаю, возможный вариант консьержки.
– А остальные? – по-прежнему бормоча, спросил Наз.
– Нам и массовка понадобится – все эти безымянные, невнятные соседи. Вон те двое, темнокожие парни, кого-то мне смутно напоминают.
– Которые?
– Те двое.
С этими словами я показал на них рукой – и тут же до них до всех начало доходить, что к чему. Холл накрыло тяжелое молчание; взглянув на нас, все принялись отворачиваться и делать вид, будто продолжают беседу, на деле же они не переставали окидывать нас взглядами. Один парень подошел прямо к нам, протянул руку и сказал:
– Приветствую! Меня зовут Джеймс. С нетерпением жду этого проекта. Видите ли, мне нужны деньги на обучение в КАДИ, куда мне удалось поступить. Так вот, я подготовил…
– Что такое КАДИ? – спросил я.
– Королевская Академия Драматического Искусства. Я сходил на прослушивание, и тамошний преподаватель написал в местную администрацию, сообщил им, что у меня талант – так и сказал, я не выдумываю!
В этом месте Джеймс сопроводил свое ораторство взмахом руки, которую в картинной манере поднес к подбородку. Видно было, что жест этот он отрепетировал, точно так же, как геи – посетители клубов, за которыми я наблюдал несколько недель назад, отрепетировали свои.
– Но грант они мне все равно не дают, – продолжал он. – Так что я рад приветствовать этот проект. Я считаю, он поможет мне развиться. Многому научиться. Зовут меня Джеймс.
Он по-прежнему стоял с протянутой рукой. Я повернулся к Назу.
– Нельзя ли от половины этих людей избавиться? – спросил я его. – И записать на прослушивание тех, на кого я указал, а также всех, кто, по вашему мнению, может подойти? А я пойду выпью кофе.
Я отправился в то самое место, где сидел, когда наблюдал за посетителями клубов, телевизионщиками, туристами и бездомными – эта стилизованная под Сиэттл кофейня, точно такая же, как в Хитроу, была как раз за углом от театра, – и попросил капучино.
– При-вет! – сказала девушка; опять девушка, но на этот раз другая. – Одинарный кап – на подходе! Есть у вас…
– О да! – с этими словами я вытащил нужное. – Еще бы! И дело потихоньку движется.
– Как вы сказали?
– Восемь чашек проштамповано. Смотрите.
Она посмотрела.
– Да, правда, – в голосе ее прозвучало уважение. Протянув мне кофе, она проштамповала девятую чашку. – Еще одна, и получите напиток на выбор бесплатно.
– Плюс новую карточку!
– Конечно. И новую карточку дадим.
Я отнес свой капучино к тому же месту у окна, что и в прошлый раз, и уселся там, глядя на пересечение Фрит-стрит и Олд-Комптон-стрит. Там сидел бездомный, но не мой. У этого нового собаки не было – зато были друзья, совершавшие налеты на его место со своей базы, выше по улице, совсем как друзья моего бездомного; но и эти, кажется, были другие люди. Правда, спальник, в который завернулся новый парень, выглядел абсолютно так же, как спальник моего. И его свитер тоже.
А я и забыл про это дело с бонус-карточкой. Теперь, когда мне напомнили, я пришел в настоящее возбуждение по этому поводу. Ведь я так близок! Залпом проглотив капучино, я прошел обратно к прилавку с карточкой.
– Еще капучино, – сказал я девушке.
– При-вет! – ответила она. – Одинарный кап – на подходе! Есть у вас…
– Разумеется! Я же только что отошел!
– А, да! Извините. Я прямо как зомби. Давайте я…
Она проштамповала десятую чашку на моей карточке и сказала:
– Ну вот, теперь можете выбрать бесплатный напиток.
– Классно. Возьму еще капучино.
– В смысле, вдобавок к вашему капу.
– Я понимаю. Все равно возьму еще один.
Она пожала плечами, повернулась и приготовила мне новую чашку. Вытащила новую карточку, проштамповала на ней первую чашку и протянула ее мне вместе с двумя порциями кофе.
– Назад к началу, – сказал я. – Через нулевую отметку.
– Как вы сказали?
– Новая карточка – это хорошо.
– Да, – она словно пребывала в какой-то депрессии.
Я отнес две новые порции кофе обратно к своему месту у окна. Поставив их бок о бок, я прихлебывал из обеих чашек попеременно – как поступала со своими стаканами в «Догстаре» Кэтрин, – переключаясь с одной (до точки отсчета) на другую (после). Хороший день, подумалось мне. Допив кофе, я пошел обратно в театр-студию «Сохо».
Первым, кого мы с Назом прослушивали, был второй из кандидатов, отобранных мною в качестве возможного мотоциклиста-любителя. С виду он был примерно то, что надо: лет двадцать-двадцать пять, шатен, весьма хорош собой. Он подготовил для нас отрывок – из какой-то современной пьесы Сэмюэла Бекетта.
– Это не нужно, – сказал я. – Мы просто хотим немного побеседовать, рассказать вам, что понадобится делать.
– Ладно. Мне сюда сесть или постоять, или?..
– Как угодно, – ответил я. – Нам требуется вот что: вы должны будете стать мотоциклистом-любителем. Вам придется быть готовым к вызовам в любое время – работа с проживанием; будете занимать квартиру на втором этаже многоквартирного дома. Надо будет много времени проводить во дворе дома, возиться с мотоциклом.
– Как это – возиться? – переспросил он меня.
– Чинить его.
– А когда починю, что делать?
– Снова разбирать. Потом опять чинить.
Какое-то время он молчал, обдумывая мои слова.
– Значит, вам вообще не надо, чтобы я играл? – спросил он в конце концов.
– Нет, – объяснил я ему. – Надо не играть – просто делать. Исполнять. Реконструировать.
В результате роль ему не досталась. Она досталась кандидату на место мотоциклиста-любителя, вызванному через одного, не из тех, кто сидел в холле. Актерского опыта у него было меньше, чем у двоих других, – почти совсем не было. Его движения и речь выглядели менее фальшивыми, менее вторичными. Вдобавок у него был свой мотоцикл, и он в них немного разбирался. К концу первого дня я отобрал его, плюс мужа неинтересной четы, плюс пару-тройку невнятных, безымянных соседей. На этом, однако, все и кончилось – больше мне никто не подошел. Когда мы снова уселись в машину, я сказал Назу:
