Ричард Бротиган - Ловля форели в Америке. Месть лужайки
Я клевал носом и расспрашивал дядю Джарва, втиснутого рядом со мной на переднем сиденье, об окрестностях и местных животных. Я разглядывал дядю Джарва. Он рулил, и руль перед ним располагался неудобно близко. Дядя весил хорошо за две сотни фунтов. В машине ему едва хватало места.
В сумеречном полусне был дядя Джарв, а во рту у него — щепотка "копенгагена".[30] Она там всегда была. Люди раньше любили "копенгаген". Повсюду висели плакаты, предлагавшие его купить. Больше таких плакатов не увидишь.
В школе дядя Джарв был знаменитым спортсменом, а потом — легендарным кутилой. Когда-то он снимал по четыре гостиничных номера одновременно, и в каждом — по бутылке виски, но все это ушло. Он постарел.
Теперь дядя Джарв жил тихо, задумчиво, читал вестерны и каждое субботнее утро слушал по радио оперную музыку. Во рту всегда немного "копенгагена". Четыре гостиничных номера и четыре бутылки виски испарились. Его уделом и неизменным состоянием стал "копенгаген".
Я — просто пацан, с удовольствием размышляющий о двух коробках патронов 30:30 в бардачке.
— А горные львы там есть? — спросил я.
— Ты пум имеешь в виду? — спросил дядя Джарв.
— Ну да, пум.
— Конечно, — сказал дядя Джарв. Лицо его покраснело, а волосы поредели. Он никогда не был привлекательным мужчиной, но женщин, которым он нравился, это не останавливало. Мы снова и снова пересекали один и тот же ручей.
Мы его пересекли по крайней мере раз десять, и каждый раз это было удивительно — снова увидеть ручей, потому что он был красивый: обмелел после долгих месяцев жары, только струйка течет по лесным вырубкам.
— А волки там есть?
— Попадаются. Скоро город будет, — сказал дядя Джарв. Показалась ферма. Там никто не жил. Заброшена, как музыкальный инструмент.
Возле дома стояла довольно большая поленница. Интересно, привидения жгут дрова? Конечно, это их дело, но дрова были цвета прошедших лет.
— А дикие кошки? За них кучу денег можно огрести, да?
Мы проехали лесопилку. За ручьем была крошечная запруда. На бревнах стояли два парня. Один держал в руке коробку с обедом.
— Так, мелочь, — сказал дядя Джарв.
Мы уже въезжали в город. Крошечный городишко. Дома и магазины — развалюхи, выглядели так, будто над ними пронеслось немало ураганов.
— Ну а медведи? — спросил я, как раз когда мы повернули, и прямо перед нами возник пикап, а два парня вытаскивали из него медведей.
— Местность кишит медведями, — сказал дядя Джарв. — Вон, например, парочка.
Это уж точно… будто так и надо, парни вытаскивали медведей, словно огромные тыквы, обросшие длинной черной шерстью. Мы остановили машину возле медведей и вылезли.
Вокруг стояли люди и смотрели на медведей. Все они были старыми друзьями дяди Джарва. Все они сказали дяде Джарву привет и где же его носило?
Я никогда не слышал, чтобы столько людей говорили привет одновременно. Дядя Джарв уехал из городишки много лет назад. "Привет, Джарв, привет". Я ждал, что медведи тоже поздороваются.
— Привет, Джарв, старый пройдоха. Что это у тебя на пузе? Это что, покрышки?
— Хо-хо, вы на мишек поглядите.
То были детеныши весом пятьдесят-шестьдесят фунтов. Их подстрелили на ручье старика Саммерса. Мать убежала. Когда медвежата погибли, она удрала в чащу и спряталась где-то неподалеку, вместе с лесными клещами.
Ручей старика Саммерса! Мы же как раз туда охотиться едем! Вверх по ручью старика Саммерса! Я там никогда не был. Медведи!
— Злая она будет, — сказал один из парней. Мы должны были остановиться у него в доме. Он-то и подстрелил медведей. Он был хорошим другом дяди Джарва. Во время Великой депрессии они вместе играли в школе в футбол.
Мимо прошла женщина. В руках она держала пакет с продуктами. Остановилась и посмотрела на медведей. Она подошла очень близко и, нагнувшись к медведям, ткнула верхушками сельдерея им в морды.
Медведей положили на веранду старого двухэтажного дома. Углы дома были покрыты деревянными узорами. Именинный пирог из прошлого столетия. Мы собирались свечками торчать там всю ночь.
На решетках веранды росли какие-то странные лозы с еще более странными цветами. Я и раньше видел такие лозы и цветы, но на доме — никогда. Это был хмель.
Я впервые видел, чтобы хмель рос на доме. Своеобразный выбор цветов. Я к ним привык не сразу.
Солнце светило прямо, и тени хмеля лежали на медведях, будто те были двумя стаканами темного пива. Спинами они опирались на стену.
— Здравствуйте, джентльмены. Что будете пить?
— Пару пива.
— Посмотрю в лиднике, холодное ли. Я их туда поставил некоторое время назад… ага, холодное.
Парень, застреливший медведей, решил, что ему они не нужны, и кто-то сказал: "Может, отдашь мэру? Он любит медведей". В городке обитало триста пятьдесят два жителя, считая мэра и медведей.
— Пойду, скажу мэру, что тут для него парочка медведей, — сказал кто-то и ушел искать мэра.
О, какие это будут вкусные медведи: запеченные, жареные, вареные или как спагетти, медвежьи спагетти, вроде тех, что готовят итальянцы.
Кто-то видел его у шерифа. Почти час назад. Должно быть, он все еще там. Мы с дядей Джарвом ушли в крошечный ресторанчик обедать. Дверь отчаянно нуждалась в ремонте — она открывалась, как ржавый велосипед. Официантка спросила, что мы будем заказывать. Возле двери стояли несколько игральных автоматов. Вся округа настежь.
Мы заказали сэндвичи с ростбифом и картофельное пюре с подливкой. Там летали сотни мух. Одна достойная компания обнаружила ленты липкой бумаги, виселицами развешенные по всему ресторану, и на них нашла себе приют.
Вошел старик. Сказал, что хочет стакан молока. Официантка принесла ему стакан. Он выпил и по дороге к двери сунул в игральный автомат никель. Потом покачал головой.
После еды дяде Джарву понадобилось сходить на почтамт и послать открытку. Мы двинулись к этому маленькому зданию, больше всего похожему на хижину. Открыли дверь и зашли внутрь.
Там было полно почтамтовых штук: прилавок, старые часы с длинным понурым маятником — будто усы под водой, он мягко качался туда-сюда, сверяя время со временем.
На стене висела огромная фотография голой Мэрилин Монро. Я впервые видел такую на почтамте. Мэрилин Монро лежала на чем-то большом и красном.[31] Я подумал, что странно вешать эту штуку на стену почтамта, но, в конце концов, в этой стране я был чужеземцем.
Начальницей почтамта была немолодая женщина, срисовавшая себе на лицо такой рот, какие носили в 1920-х. Дядя Джарв купил открытку и заполнил ее на прилавке, будто стакан воды.
Это заняло пару секунд. На полпути через открытку дядя Джарв остановился и взглянул на Мэрилин Монро. Ничего похотливого в его взгляде не было. С тем же успехом на стене могла висеть фотография гор и деревьев.
Не помню, кому он писал. Может, другу или родственнику. Я изо всех сил пялился на фотографию голой Мэрилин Монро. Дядя Джарв отправил открытку.
— Пошли, — сказал он.
Мы вернулись в дом с медведями, но те исчезли.
— Куда они делись? — спросил кто-то.
Вокруг собралась толпа, все только и говорили об исчезнувших медведях и вроде как повсюду их искали.
— Они же мертвые, — сказал кто-то, желая всех успокоить, и вскоре мы уже обшаривали дом, а одна женщина искала медведей в чуланах.
Через некоторое время пришел мэр и сказал:
— Я есть хочу. Где мои медведи?
Кто-то сказал мэру, что медведи испарились, а мэр ответил:
— Быть такого не может, — нагнулся и посмотрел под верандой. Медведей там не было.
Прошло около часа, и все бросили искать медведей. Садилось солнце. Мы расположились на переднем крыльце, где когда-то давным-давно были медведи.
Мужчины беседовали о школьном футболе во время Великой депрессии и подшучивали над тем, какими старыми и толстыми они выросли. Кто-то спросил дядю Джарва о четырех гостиничных номерах и четырех бутылках виски. Все засмеялись, кроме дяди Джарва. Он лишь улыбнулся. Начинало темнеть, и тут кто-то обнаружил медведей.
Они нашлись в боковой улочке — на переднем сиденье автомобиля. На одном были штаны и клетчатая рубаха. На голове — красная охотничья шляпа, во рту трубка, а обе лапы на руле — вылитый Барни Олдфилд.[32]
На другом медведе был белый шелковый пеньюар, вроде тех, что обычно встречаются в рекламе на последней странице мужских журналов, а на лапы надеты войлочные шлепанцы. К голове привязана дамская шляпка, на коленях — сумочка.
Кто-то открыл сумочку, но она была пуста. Если они и надеялись там что-то найти, то были разочарованы. И вообще, что может носить в сумочке мертвый медведь?
* * *Знаете, что заставляет меня снова вспоминать этих медведей? Газетная фотография: Мэрилин Монро отравилась снотворным, молодая и красивая, как говорится, и чего ей в жизни не хватало…
