Игорь Мельник - «Новый завет»
Человека! Людей, которые слышали бога и передавали его слова людям, всегда называли пророками. И убогими.
Впервые в Новом Завете говорится о том, что Иисус слышал бога. Матфею, который видел всё происходящее, это в голову не пришло.
Но иудеи не считали его даже пророком.
«Ты сам о себе свидетельствуешь, свидетельство Твое не истинно».
Они считали его самозванцем.
«Свидетельство Мое истинно, ибо Я знаю, куда иду».
Логично? Главное — аргументировано. Иудеи не сдавались. Иисус продолжал.
— Я никого не сужу. А если сужу, то сужу истинно, потому что нас двое — я и отец небесный, а по закону двух свидетелей достаточно для истинного суда.
Вот, пожалуйста! В этом весь «Иоанн». Я не сужу. Нет, вообще-то сужу, но сужу не один, ибо нас двое. А раз так, то я прав, а вы не правы. Тут самое время показать им язык.
И опять это стремление отмежевать Иисуса от иудеев.
«А и в законе вашемнаписано, что двух человек свидетельство истинно».
В вашем иудейском законе. Каково? Он даже не заметил, что записал в человеки не только Христа, но и господа бога.
«Не поняли, что говорил Он об Отце».
До сих пор не поняли. И я не понимаю. А вы?
«Ему отвечали: мы семя Авраамово и не были рабами никому никогда, как же ты говоришь, что освободишь нас?»
«Ваш отец Диавол».
Не больше и не меньше.
«Не правду ли мы говорим, что ты Самарянин, и что бес в тебе?»
«Во Мне беса нет, а вы бесчестите Меня. Кто соблюдет слово Мое, тот не увидит смерти вовек».
«Теперь мы узнали, что бес в тебе».
То есть, все сомнения рассеялись.
Обратите внимание: Иисус пытается опровергнуть обвинение в одержимости бесом, но пропускает мимо ушей слова о том, что он самаритянин. Здесь торчат уши «Иоанна».
Спор дошёл до кульминационной точки.
— Авраам увидел меня и возрадовался.
— Ты видел Авраама?
— Я был ещё до Авраама, уважаемые.
«Тогда взяли каменья, чтобы бросить на него…»
Понятное дело, он же богохульствовал в храме. Иисус убежал из «дома отца Его».
Проходили по пересечённой местности и увидели слепца. Апостолы решили пофилософствовать.
— Учитель, почему он слепой? Потому что грешил, или потому что родители его грешили?
— Нет, не потому. Он слепой не «почему», а «для чего». Для того, чтобы на нём могли проявиться дела божьи.
Господин Лазарев, этот христианский спец по диагностике кармы, может быть свободным.
Христос плюнул на землю, смешал слюну с пылью, намазал этой кашицей глаза больного, и больной прозрел. Ура.
Как обычно, была суббота. Такое ощущение, что он лишь по субботам и лечил.
Другая версия — суббота была каждый день.
«Тогда иудеи не поверили, что он был слеп и прозрел».
В этом подозрении есть рациональное зерно. До этого случая паренёк не работал, сидел на обочине и просил милостыню.
А теперь придётся засучить рукава и начать зарабатывать на жизнь. Или записываться в апостолы.
Дальше всё было, как в детективе. Иудеи (в субботу!) вызвали родителей слепца на допрос.
— Это ваш сын?
— Это наш сын.
— Он родился слепым?
— Слепым как крот, ваша честь.
— А как же он прозрел?
— Понятия не имеем. Спросите его сами, он уже совершеннолетний.
Сурово.
«Так отвечали родители его, потому что боялись иудеев».
А сами-то, кто были, бушмены что ли?
«Ибо иудеи сговорились уже, чтобы тех, кто признает Его за Христа, отлучать от синагоги».
Вызвали сына. Паренёк был хорошо подкован в теологии.
— Радуйся, мы знаем, что тебя вылечил грешник.
— Грешник он или нет, я не знаю, но знаю, что раньше был я слепой, а теперь зрячий.
— А как он вылечил тебя?
— Я уже рассказывал. Что вы всё расспрашиваете, никак в ученики к нему записаться хотите?
— Ты его ученик, а мы — ученики Моисея. С Моисеем бог разговаривал, и мы знаем об этом, а что это за фрукт, который тебя вылечил, мы не знаем.
— Странно, что вы не знаете, ведь он мне глаза открыл, а это лишь богу под силу.
— Кто ты такой, чтобы нас поучать?
«И выгнали его вон».
Иисус получил ещё одного поклонника. Сначала он не работал и просил милостыню. Теперь он был его учеником. И опять не работал.
«На суд Я пришел: чтобы невидящие видели, а видящие стали слепы».
Чтобы видящие стали слепы. У него получилось.
— Кто входит в овчарню не через дверь, тот вор и разбойник. А пастуху привратник дверь открывает, он входит, овцы его узнают, он зовёт их по именам. И овцы выходят. Через дверь. Так вот, я — дверь для овец. Понятно?
— Нет, — апостолы переглянулись.
— Я дверь, а вы овцы. Все, кто приходили до меня, были «воры и разбойники». Но только тот, кто войдёт в меня, как в дверь, получит вечную жизнь. Теперь понятно?
— То есть, мы овцы, а ты — дверь, в которую мы выходим к пастуху?
— Наконец-то.
— А пастух тогда, кто?
— Я пастух. «Я есмь пастырь добрый и жизнь Мою полагаю за овец».
— Спасибо, конечно, но мы думали, что ты дверь, а не пастух.
— Я дверь и я же пастух, что тут сложного?
— Да нет, всё очень просто. Ты дверь и пастух. А мы овцы.
— Правильно. Но у меня есть и другие овцы, о которых вы не знаете. Их я тоже пасу.
— Ты им пастух и дверь?
— Ну, да.
— Сложно всё это. И жизнь ты полагаешь и за наше стадо, и за остальные отары?
— Да. Лучше, конечно, собрать вас в кучку. Я так и сделаю. И будет одно стадо и один пастух.
— И жизнь отдашь за это большое стадо?
— Да, отдам. Именно за это меня бог и любит. «Потому любит Меня Отец Мой, что Я отдаю жизнь мою, чтобы опять принять ее».
— А зачем отдавать, если опять принимать придётся?
— Иначе отец любить меня перестанет. Ведь он именно за это меня любит — нельзя любить просто так.
«От этих слов опять произошла между иудеями распря».
Они там дрались каждый день, эти иудеи, споря о смысле его речей.
— Что вы его слушаете, он просто сумасшедший, бесноватый! — кричали одни.
— Бесноватые не делают слепых зрячими, — кричали другие.
— Это совсем необязательно, — парировали оппоненты.
Страсти разгорелись нешуточные. Дело было зимой, подходил праздник обновления, и Христос опять околачивался в храме. Он уже не боялся ходить на праздники в столицу, как раньше. Привычка — великое дело.
Итак, Иисус сидел в Соломоновом притворе храма, и никто его там не трогал. Иудеи подошли к нему.
— Ты держишь нас в недоумении, уважаемый. Нельзя ли прямо сказать: ты Христос или нет?
Вообще-то они говорили не Христос. В лучшем случае — мессия. Ну, ладно. Спросить-то они спросили, но Иисус, как обычно, ушёл от прямого ответа. Ни разу он не ответил им: я Христос.
— За меня говорят мои дела, а вы этого разговора не слышите. А всё потому, что вы не мои овцы. А мои овцы знают мой голос, и понимают мои речи. За это я дам им вечную жизнь.
Все посмотрели на апостолов — те осклабились.
— Ведь я, и мой отец — одно и то же, — добавил Иисус.
Иудеи схватились за камни и решили побить его.
— Почему вы хотите меня бить? Я же совершил много хороших дел. Воду в вино превратил, например.
— Мы не за добрые дела тебя побить хотим, а за то, что ты богохульник. «Ты, будучи человеком, называешь себя Богом»!
— Секундочку, уважаемые. В вашем законе написано: «Я сказал: вы боги». Так или нет?
— Ты откуда цитатку дёрнул, родимый?
— Это неважно. Если Он назвал богами пророков, то почему я богохульствую, называя себя сыном божьим?
— Раньше ты называл себя сыном человеческим.
— Это одно и то же.
— Нет, ты определённо заслуживаешь наказания.
«Тогда опять искали схватить его, но он уклонился от рук их, и пошел опять за Иордан».
Убежал, одним словом. Занял исходную позицию — на месте крещения.
Жители Иерусалима получили новую забаву. На каждые праздники в храме появлялся Иисус, доводил священников до белого каления, горожане хватали камни, изображая намерение побить его, бедняга пугался и убегал, после чего все долго смеялись.
Недалеко от Иерусалима был посёлок Вифания — хорошее место для ночлега между экскурсиями в храм и перед походом на Голгофу.
В этом посёлке жили две сестрички: Марфа и Мария. Мария отличилась тем, что вытирала своими волосами ноги Иисусу.
Некоторые говорят, что она была Магдалиной, но это вряд ли, ведь Вифания и Магдала — разные вещи.
Мария была проституткой, а кем была Марфа — трудно сказать. Так вот, у сестричек был братик, которого звали Лазарь. Чем Лазарь зарабатывал на жизнь при таких-то сёстрах, можно лишь догадываться.
Лазарю не повезло — он заболел. Сёстры послали Иисусу письмо.
«Приходи, ибо заболел человек, которого ты любишь».
Да, любил он не всех. Что бы сегодня ни говорили о всеобщей любви, но если «Иоанн» называет имена тех, кого Иисус любил, то были и те, кого он не любил.
