Винсент Килпастор - Школа Стукачей
Кабинет уже подозрительно воняет. В прямом и переносном смысле. Чтобы затевать такое надо быть человеком без башни или молодогвардейцем Олега Кошевого, погоняло Кашук. Мы молодогвардейцы Олега Булгакова. Что будет дальше? Начнём складировать прямо в приёмной у директора промки Мамута? Или он сам начнет таскать для нас план? Оборзели мы, как бы не аукнулось. Сразу после новогодних надо бы с этой херней завязывать, а то уже и заснуть не могу трезвяком - паранойя.
Из-за перегруженности ТБ, приходится устроить тайник в каптёрке швейного цеха. Это здесь, в нашем же здании, только вход с другой стороны.
Бригадир швейки Гриша по кличке Гриффиц, профессиональный брачный аферист, долго сопротивляется. Очко железное, знаете, оно только у роботов-гитаритстов встречается.
Но и Гриффиц - пацан ташкентский, и ностальгические пассажи о фазенде и Катартале, а так же стаканчик марихуаны в виде подношения, его в конце-концов убеждают. «Ай, пропаду нахуй с вами! Сучки штабные!».
Материал на подкладку галош, красная полубархатная мануфта, такая вонючая, что немного перебивает конопляную одурь. Вот так в нашей фирме решается вопрос безопасного складирования. Швейка промзоны, это особое место. Есть зоны, где швейки - это основное производство. Папская же зона - это Адидас и Пума Республики Узбекистан. Швейка пана Гриффица - это маленькое элитарное ателье с отборным штатом, которое обшивает всех ментов и их жён в посёлке Уйгурсай. Сами понимаете - шмонают там менты спустя рукава, Гриффиц это их Юдашкин. Вторая победа на ниве менедж -ментов это пронос.
С переносом на жилую проблема тоже устранена довольно легко. Бабло. Уже есть оборотные средства, а вы думали? Мы платим раз в три дня надзору Гансу, родному сыну Суюныча. За это он встречает меня на съёме и просто провожает до самой нарядной. Чтобы не беспокоили.
В это время по телику крутят какой-то сериал про англичанина, который попал к японским самураям и они зовут его там "Аджинсан".
«Ме-дой, кю-цке, сикутасурайё, А-ааджинсан!» - всегда звонко приветствует меня впечатлительный на массовую культуру Ганс.
Теперь за один раз могу протаскивать грамм по триста-четыреста. Это гигантское количество. Больше чем по тринадцать грамм получается на каждого в жилой. Даже если ментов считать. Запали эту дрянь всю разом, эффект будет как у дворников, что жгут в листья в осеннем парке.
Наша главная проблема – розничная реализация на жилой. Вот стратегический вызов. Постоянная слежка со стороны блатных сильно тормозит все дело. За мной, Бибиком и Булкой пасут с момента захода на жилую. Блатные уже заприметили наши движения, хотя, конечно, не подозревают об объёмах.
Нас уже предупреждали эзоповскими намёками. Им надо или платить или передать всю реализацию. А с какого хера? Мы не любим блатных. Ни я ни Бибик, ни бывший «жужик» Булка.Блоть прикрывается лозунгами о воровской идее и нуждах мужиков с ловкостью думских депутатов.
О проблеме розничной сети думаю день и ночь. Меряю кабинет ТБ шагами из угла в угол, заложив руки за спину. Ленин в Горках. Наполеон под Москвой. Совершенно забываю, где и за что нахожусь - так увлекательна комбинация.
Почти не накуриваюсь сам. Только вечером, перед самым отбоем. Серьёзность и рискованность операции раскумаривает сама по себе. В первый раз в зоне я чувствую что полностью самореализуюсь. Нахожу, наконец, себе применение. Делаю что-то большое, важное. Я бы даже сказал – светлое, доброе. Я несу людям яхши кайфият.
Кроме того эта игра, а иногда я очень люблю поиграть. Причём не в шахматы, там всё больше мозгами, и не в карты - тут много места для передёргивания и проявления подлости человечьей души. Нет лучше всего играть по-взрослому. Летать самолётом аэрофлота со стаканам плана в багаже, например, или управлять криминальной структурой внутри колонии усиленного режима. Тогда настоящий азарт - он только просыпается. Так что дёргайте сами за обрубки однорукому бандиту в третьесортном казино. Теперь вся территория учреждения КИН- 64/32 – это моя персональная игровая площадка. Это вызывает почти такой же сомнительный восторг, как русская рулетка. Начинаю для вас презентацию нашей модели сбыта на стукач-ходу:
Часть анаши уходит в жизнь через библиотеку. Там уже давно действует закрытый элитный наркоклуб и комерс-банк для толстопузов. У руля отцеубийца, утончённый ценитель пищи и просто хороший парень - растаман, Дильшод. Закупает стабильно, но меньше, чем хотелось бы.
Сам господин Дильшод относится теперь ко мне серьёзней. Он всегда серьёзный, когда пахнет баблом. А анаша пахнет баблом за метр. Анаша это иллюзия свободы.
Спрос на свободу огромный, но у нас нет возможности открыто и много продавать. Это идиотизм, с ним надо бороться.
Братишки Булки и Бибика тоже сильно страхуются. Если их спалят менты, мы отмажем через Дядю. Если их спалят – блатные, мы ни чем не сможем им помочь. До штаба добежать – и то не успеем.
Их искалечат обрезками арматуры. Это главный аргумент братвы. Могут потянуть на «середину» - это барак положенца зоны, и всыпать там, могут прийти в их барак ночью, как ниндзя, и отхлестать арматурами прямо на шконке, сквозь одеяло. За «обезличивание» прогонов братвы. Продают конечно, но просто мизер какой-то. Есть товар, есть огромный спрос, хромает только инфраструктура.
В этот трудный для родины и нашего бизнеса момент, я вспоминаю о Толяте и солисте балетного театра Алишере. Я вам уже рассказывал про этого Барышникова.
Боймурзаев Толят - бывший шоферюга, перевернувший по обкурке автобус с пассажирами. Встречаются в зонах и такие кексы. А как же! Самые смешные бандиты - идиоты-автоаварийщики. Не можете нахуй ездить, хули за руль машины убийства садиться, спрашивается? Чтобы потом полжизни ментам-неудачкам в зоне доказывать, какой вы, оказывается, милый человек? Лучше ездите себе на метро и как стёклышко трезвым.
Толят регулярно приходит, чтобы постирать моё постельное белье. Зачем я теперь сам его буду стирать? Легче дать пару пачек безфильтр неграм. Отшкуряют как в аптеке.
Толят – дневальный. Шнырь. Это особый статус. Когда барак два раза в день выгоняют на плац для просчёта, он моет там пол. Из дома к нему не приезжают – нет бабла. Жене даже пришлось переехать из посёлка – люди до сих пор не простили массовой казни пассажиров. Как будто усопших в пазЕ можно вернуть если вымазать дерьмом ворота в дом бывшего невольного палача - водителя.
Когда «барачный» - блатной смотрящий за бараком, в первый раз попросил за пачку с фильтром «прошкурять» его простыни, Толят смутился. Но потом, постепенно, привык. Стал входить во вкус.
Сейчас у него «братишки» - дневальные почти в каждом бараке. В списке клиентов его фирмы добрых услуг: шеф-повар, свиданщик, культторг, практически все маслокрады и большинство блатных зоны. Правящий класс.
Толят уже давно не стирает сам. Он собирает утром заказы, а вечером получает с клиентов «заимчик» - чай, сигареты, лавэ. Шкуряют его братишки. Вот так. Иной раз пока не перевернёшь автобус, не укокошишь с десяток спешащих на рынок ни в чём ни повинных селян, так и не узнаешь, что в тебе живёт настоящий Дональд Трамп.
По не писанному договору между ментами и блататой, урки не должны трогать шнырей-дневальных. Найти людей на должность уборщицы сложно, и если блатные начнут их долбить, бараки зарастут грязью. Этого менты позволить не могут. Так что наши стиральные машинки молотят во всю под ментовским иммунитетом. Система.Именно созданная Толятом сеть постирушек вливается в наш маленький бизнес. Толят становится нашим ведущим франчайзером.
Другая особая каста, не подвластная общим законам зоны, а потом независимая - пидерасты. Вот уж кому нечего терять, кроме своих швабр, мётел и совковых лопат. Знакомых у меня в этой среде только Алишер. Давно уже пора вам сказать, как же он из под «вышки» спрыгнул - да видите же сами, скорость у жизни сейчас прямо сверхсветовая. До всего сразу руки не доходят. Сейчас, чайку глотану, и выложу как ну духу:
Есть такая народная артиска СССР, о которой, как и о русских в Средней Азии, вы, конечно не слышали - Бернара Кариева. Rings the bells? Нет? А вы когда в последний раз на балет ходили?
Так вот сама Бернара Кариева, стареющая примадонна (ну нет ничего нового на белом свете), вступается за молоденького, длинноногого и глазестенького Алишера. Все бросает и лично доставляет челобитную в канцелярию многомудрого юртбаши.
А Алишер в это время уже в полосатой одежде в «исполнительном» отделе Таштюрьмы загорает. Ждёт расстрельную команду.
Бумага, наполненная просьбами и эмоциональными выкладками балерины в пору осеннего климакса и решает судьбу Алишера. Задним числом суд меняет высшую меру на всего лишь тринадцать лет усиленного режима. А усиленный, сами же знаете, тот же общий с маленькими оговорками.
Но терпила, а вернее, отец покойной терпилы тоже оказывается человеком влиятельным и богатым. Он подкупает замнача Таштюрьмы, и за сутки до перевода в общую хату, когда все кошмары, уже, казалось бы, позади, в хату Алишера подсаживают трёх крепких лохмачей.
