Пол Боулз - Вверху над миром
— Нужно было заставить его звать вас Дезире, — сказала она, глядя прямо перед собой.
— Он бы никогда не согласился, — равнодушно ответила миссис Слейд. Муж сказал, что имя Дэй ей подходит: ведь это же ему к ней обращаться. Вдруг ее охватил физический страх, что-то потянуло с обеих сторон вниз, и ей показалось, будто пол слегка покачнулся. Она стояла, не шевелясь, с колотящимся сердцем.
— У вас здесь бывают землетрясения? — вскоре спросила она, вспомнив о пустоте за балконом.
Лючита была прямее.
— Я ничего не чувствую, — сказала она, поджав колени и обхватив их руками. — А вы?
— Не знаю, — она стояла посреди комнаты в нерешительности, ощущая подступающую волну страха. Лючита внимательно разглядывала ее.
— Наверное, вы устали, — сказала она. — Может, вам лучше отдохнуть?
Миссис Слейд послушно легла на шиншилловое покрывало. Возможно, так удастся пересилить тошноту.
— Я очень напряжена, — пояснила она, лежа.
— Расслабьтесь, — посоветовала Лючита, а затем встала и убавила свет.
Через некоторое время миссис Слейд заговорил вновь:
— Что-то мне и впрямь нездоровится. Только бы не заболеть.
Где-то вне поля ее зрения загорелся разреженный голубой свет, и у нее появилось чувство, будто звучит нескончаемая музыка — бесшумная, но при этом ощутимая: она напоминала хриплые, низкие звуки фисгармонии. Когда миссис Слейд прокашливалась, она слышала себя на фоне этой музыки.
— Сегодня у вас был насыщенный день. Вы побывали в стольких местах. Да еще и не привыкли к такой высоте. Это ужасно. Ненавижу, — говорила Лючита. Она пересыпала измельченные листья в машинку и свернула новую сигарету.
Вскоре миссис Слейд села и окинула взглядом комнату.
— Малярия. Может, у меня малярия, вы не думаете? Я чувствую себя очень скверно. Кошмарно, — ее вновь охватил страх, выворачивавший все внутренности.
— Малярия — это пустяки, — бесстрастно сказала Лючита. — Просто примете пару таблеток.
Миссис Слейд вновь легла.
— Так сильно, — услышала она свой голос, закрыв глаза. Затем она почти с наслаждением провалилась в мир неразличимых колышущихся вещей, где слова были неслышны, а цвета обретали фактуру. Что-то расцветало и взрывалось. Далеко уплыв вдоль береговой линии своего сознания, она вскрикнула:
— Мне холодно!
Лючита быстро к ней подошла и прижала ладонь ко лбу миссис Слейд.
— Нет у вас никакой малярии, — сказала она, а затем укрыла ее еще одним легким меховым покрывалом. У нее в мозгу промелькнула мысль, что если она подойдет к миссис Слейд слишком близко, то может перенести заразу к Пепито.
— Вам нужен врач, — неуверенно сказала она. — Только придется дождаться возвращения Веро. Он знает, как зовут врача, — потом Лючита рассмеялась. — Я с ума сошла! Ваш муж — вот кто ваш врач!
Миссис Слейд слышала ее слова, но по отдельности: каждое из них служило отправной точкой для новой мысли, для чего-то совершенно иного. Перед ней развертывался огромный роман: в декорации она узнала зловещее искажение настоящего пейзажа за стенами квартиры. Местность была заполнена людьми, но лиц она не видела. Время от времени, с регулярностью невралгических болей, ее охватывала уверенность в том, что лица принадлежали неведомой расе чудовищ. Она очутилась в будущем, когда они уже перестанут прятаться.
Миссис Слейд негромко вздохнула. Лючита с тревогой подняла голову.
— Я включу музыку, — сказала она. Веро говорил ей: «Пожалуйста, не трогай магнитофон и проигрыватель. Я настроил их так, как мне нужно». Но она все равно включила магнитофон: африканские барабаны — резкие, с идеальным ритмом и бесконечными повторами. Затем вернулась к своим занятиям. Минута за минутой звучали точные ритмические рисунки. Он произнес еще одну фразу, которая показалась ей странной: «Если не вернусь к полуночи, пусть миссис Слейд переночует у нас. Постели ей в нашей старой комнате». Лючита надеялась, что он вернется раньше. Как скверно: хотя у нее и есть своя комната, она обязана уступить ее незнакомке.
Пейзаж расслаивался, крошась. Дэй вновь выпрямилась и оглядела комнату. Лючита заметила ее движение и подняла глаза:
— Вам что-нибудь принести? Горячего чая? Холодной колы?
Миссис Слейд наблюдала, как комната превращается в студень: противоположная стена подрагивал и мерцала, точно поверхность холодца.
— Холодной колы, — неразборчиво, без интонации повторила она. — Холодной колы.
Минуту спустя, когда Лючита вернулась с кухни она уже лежала пластом. Девушка обратилась к ней, но не получила ответа. Лючита поставила стакан.
— Когда захотите, здесь — на столе, — сказала она. Потом ее осенило: если миссис Слейд действительно заболела, лучше уложить ее в постель сейчас, пока она не уснула или не начала бредить.
В конце концов, миссис Слейд встала на ноги, но идти не смогла.
— Дальше меня не сдвинешь! — в отчаянии вскрикнула она и взглянула на Лючиту выпученными глазами, словно видела ее впервые. — Где мой муж?
«Притворяется», — подумала Лючита, заметив ее безумное, перепуганное лицо. Взяв ее за руку, девушка сказала:
— Нам нужно пройти через патио, — и повела ее, виляя, в ту сторону.
Когда они добрались до спальни, ветерок задувал там длинные шелковые шторы внутрь.
— Ванная — здесь, — Лючита протянула руку сквозь темный дверной проем и включила свет. Краем глаза она заметила, что миссис Слейд хочет опуститься на кровать.
— Нет-нет! — закричала девушка и подбежала, чтобы ее остановить. — Сядьте здесь.
Осторожно усадив ее в кресло, она остервенело надавила на кнопку в стене. В ожидании служанки сняла с кровати меховое покрывало, откинула простыни и взбила подушки. В дверь постучали: она открыла и с минуту тихо говорила с Паломой. Потом развернулась к миссис Слейд, которая грузно осела в кресле, заломив руки.
— Палома вам поможет. Просто расслабьтесь и лягте спать.
Поскольку миссис Слейд, похоже, ее не услышала, Лючита вышла и закрыла дверь.
Палома недоверчиво разглядывала иностранку: она вдоволь насмотрелась на грингас и тотчас решила, что эта — пьяна. Служанка заставила ее встать с кресла, стянула с нее платье и комбинацию. Потом достала из шкафа чаллисовый халат. Ветер все еще дул в двери, выходившие на балкон, и шторы в комнате покрывались прерывистой рябью. Леди дрожала; она по-прежнему безудержно тряслась в лихорадке, даже когда легла в постель, с затянутым, наконец, поясом купального халата. Палома понаблюдала за ней с минуту и пришла к другому выводу: леди принимает наркотики. Она видела фильмы, в которых наркоманы вели себя точно так же, как сейчас эта иностранка. Палома пристально смотрела сверху вниз, и на лице у нее проступало отвращение. Беспомощные руки миссис Слейд бешено цеплялись за простыню: она пыталась укрыться. Палома просто наблюдала. Даже не наклонилась помочь. Гринга — не человек. «Вот до чего они себя доводят», — подумала она.
Гладкие льняные простыни были мучительно холодными: к чему бы она ни прикасалась — к высоким пикам, где блестел снег, или к долинам, где трещали ледники, — было очень больно. Эта мучительная боль от холода напоминала нытье глубинного нерва.
Даже балансируя на краю пропасти, она поражалась, как можно находиться в таком неуравновешенном состоянии и в то же время осознавать не только все внутри и снаружи, но и тот факт, что распад еще продолжается.
Как только ее засосало в пропасть, та оказалась, разумеется, бездонной. Это был всего лишь новый этап разложения — отмена закона гравитации. Падение было медленным, почти упоительным. Когда от скорости закружилась голова, она открыла глаза. Над ней стояла незнакомая женщина с лицом из светящегося белого воска, которая с ненавистью смотрела на кровать. Миссис Слейд вскрикнула и села протягивая руку, дабы прогнать демона. Тот быстро развернулся и выключил весь свет. Затем вышел из комнаты и закрыл дверь.
Далекий шум ветра в соснах немного напоминал рев моря: время от времени он поднимался снизу и задувал в двери комнаты.
Внутри, в темном склепе ее сознания, располагался бесконечный вход в Ад, где с грохотом рушились города, и всякий раз она медленно умирала, зажатая под обломками. А на пылающем горизонте высились все новые города, которые откладывали свое неминуемое обрушение до того момента, когда она окажется вблизи.
20
Полом дует холодный ветер — и так во всех комнатах. Сквозит с патио. Двери закрыты, но ветер дует под ними. Он чувствует его лодыжками. Ходит босиком, в купальном халате, но не задумывается об этом. Он уже отыскал двери, ведущие из одной комнаты в соседнюю, так что ему не нужно выходить в патио. Там в кустах — тусклые огоньки. Комнаты погружены во тьму. Это хорошо, потому что в темноте безопаснее, хоть он и наталкивается иногда на предметы, пробираясь ощупью.
