Анна Каван - Лед
Мы прошли по одному коридору, поднялись по лестнице и двинулись по второму. Луч мощного фонаря прыгал по усеянному мусором полу. В пыли оставались следы, среди которых я искал отпечатки меньшего размера. Он открыл дверь в тускло освещенную комнату. Она вскочила. Ее бледное лицо выражало испуг; большие глаза уставились на меня из-под блестящих волос. «Опять вы!» Она стояла в напряженной позе, схватившись за стул, словно желая защититься, руки вцепились в спинку так, что побелели костяшки пальцев. «Что вам нужно?» — «Только поговорить». Переводя взгляд с одного на другого, она воскликнула: «Да вы заодно!» Я стал оправдываться, хотя в этом обвинении была, как ни странно, доля истины… «Да, конечно, заодно. Иначе, он бы вас сюда не привел».
Правитель подошел к ней с улыбкой. Еще никогда я не видел его таким благожелательным. «Да будет вам, разве так нужно встречать старых друзей? Неужели нельзя просто мило побеседовать всем вместе? Вы же мне так и не рассказали, как и где вы познакомились». Стало ясно, что оставлять нас наедине он не собирается. Я молча поглядывал на нее, но не мог заговорить в его присутствии. Его сильная личность подавляла нас. В его присутствии она была напряжена, настроена ко мне враждебно. Между нами встала преграда. Не удивительно, что он улыбался. Я мог бы ее и не искать. Отдаленный взрыв сотряс стены; она смотрела, как белая пыль сыплется с потолка. Чтобы сказать хоть что-нибудь, я спросил, не беспокоят ли ее бомбежки. Ее лицо ничего не выражало, а то, как она покачала головой, могло означать что угодно, или вообще ничего не означать. Волосы ее сияли.
Правитель сказал: «Я пытался уговорить ее переехать в более безопасное место, но она отказывается». Продемонстрировав свою власть над ней, он самодовольно улыбнулся. С этим я смириться не мог. Я оглядел комнату: стул, маленькое зеркало, кровать, несколько книжек на столе, повсюду пыль, толстый слой штукатурки на полу. Ее серое пальто на крючке. Кроме расчески и початой плитки шоколада в надорванной фольге, личных вещей я не обнаружил. Я отвернулся от него и обратился к ней напрямую, стараясь говорить так, будто его в комнате не было. «Вам, похоже, здесь не слишком удобно. Почему бы вам не переехать в гостиницу, куда-нибудь подальше от линии фронта?» Она слегка пожала плечами, но ничего не ответила. Наступила тишина.
Под окном маршировали солдаты. Он подошел к окну, раздвинул жалюзи и посмотрел вниз. «Я только хочу вам помочь», — быстро пробормотал я и протянул к ней руку, она отпрянула. «Я вам не доверяю. Я не верю ни единому вашему слову». В широко распахнутых глазах был вызов. Я знал, что пока он рядом, мне ни за что не достучаться до нее. Оставаться более не было смысла, я ушел.
Уже за дверью я услышал, как он засмеялся и, пройдясь по комнате, произнес: «Этот-то чем вам не угодил?» И затем ее голос — переменившийся, пронзительный, истеричный. «Он лжец. Я знаю, он работает на тебя. Он такой же, как ты, — жестокий, подлый эгоист. Лучше бы я вовсе не знала ни тебя, ни его. Ненавижу вас! Однажды я убегу… и вы не увидите меня больше… никогда!» Я шел по коридору, спотыкаясь об обломки, отбрасывая их ногами. Фонариком я не запасся.
Следующие несколько дней я раздумывал о том, как увезти ее в нейтральную страну. Теоретически это было вполне осуществимо. Суда хоть изредка, но все еще заходили в местный порт. Дело было за четким планированием и за тем, удастся ли все быстро осуществить в обстановке полной секретности. Успех зависел от того, успеем ли мы добраться до моря прежде, чем начнется погоня. Я стал с осторожностью наводить справки. Но сложность была в том, что никому нельзя было доверять. Человек, которому я платил за информацию, мог продать меня тому, кто был на содержании у правителя. Поэтому затея была чрезвычайно опасна. Я нервничал, не хотел рисковать, но иного выхода не было.
Голоса нашептывали секретные сведения: имена, адреса, место назначения, время отправки. «Идите туда-то… спросите того-то… будьте в постоянной готовности… документы… подтверждение… достаточные средства…» Прежде чем перейти к следующей стадии подготовки, нужно было поговорить с ней. Я пришел. Послышался выстрел, я не обратил на него внимания: на улицах все время стреляли. Вошел он, закрыл за собой дверь. Я сказал, что хочу с ней увидеться. «Это невозможно». Он повернул ключ, положил его в карман, бросил пистолет на стол. «Она мертва». В меня вонзили нож. Все другие смерти мира меня не касались; а эта вошла в мое тело, как штык, будто умер я сам. «Кто ее убил?» Только я мог это сделать. Когда он ответил: «Я убил» — я тронул рукой пистолет. Ствол был еще горячий. Я мог схватить пистолет и пристрелить его. Это было бы просто. Он не пошевелился, просто стоял и смотрел на меня. Я взглянул в его надменное костистое лицо; глаза наши встретились.
Взгляды необъяснимым образом слились, сплавились. Казалось, я смотрю на свое отражение. Я вконец запутался и уже не понимал, кто из нас кто. Мы были как две половины целого, сочлененные в некоем мистическом симбиозе. Я изо всех сил старался сберечь свое «я», но все мои усилия не могли разъединить нас. С каждой секундой я все отчетливее понимал, что я — это не я, а он. В какой-то момент мне показалось, что на мне его одежда, и я в смятении выбежал из комнаты. Позднее я не мог вспомнить, что же тогда произошло, и произошло ли вообще что-либо.
В другой раз он встретил меня у двери в комнату и сразу сказал: «Вы опоздали. Птичка улетела». Он ухмылялся, лицо выражало откровенное злорадство. «Она ушла. Убежала. Исчезла». Я сжал кулаки. «Вы отослали ее, чтобы я не мог ее видеть. Вы специально разлучаете нас». Я в ярости двинулся на него. И тут наши взгляды снова слились, сплавились, и снова меня охватило смятение, я утратил представление не только о своем «я», но и о времени и пространстве. Сияние холодных синих глаз, синие вспышки кольца, крючковатые холодные пальцы маньяка. Он ходил на медведей и брал их голыми руками. Не мне равняться с ним силой… Уходя, я слышал, как он глумится: «Так-то оно вернее. Целее будешь».
Я зашел в пустую комнату. Мне нужно было время, чтобы прийти в себя. Я был совершенно выбит из колеи, я страдал без девушки, не мог перенести потери. Я думал о путешествии, в которое планировал отправиться с ней вместе, и которое никогда уже не состоится. Лицо мое было мокрым от дождя, капли, стекающие в рот, были солеными на вкус. Я прикрыл глаза платком и чудовищным усилием воли взял себя в руки.
Надо было снова пускаться на поиски. Снова и снова — это было похоже на проклятие. Я вспомнил о спокойных голубых морях, тихих островах вдали от войны. Я думал о лемурах индри, счастливых созданиях, символах мирной жизни, существования высшего порядка. Я мог бы сорваться и поехать к ним. Но нет, это невозможно. Я был связан с ней. Я думал о ползущих по миру льдах, которые отбрасывали тень надвигающейся смерти. В моих грезах с рокотом приближались ледяные утесы, громыхали взрывы, рушились айсберги, вздымая в небо огромные льдины, как ракеты. Ослепительные ледяные звезды направляли на землю лучи и, вонзаясь в нее, наполняли почву мертвенным холодом, и надвигающийся лед лишь усиливал его. А на поверхности нерушимый ледяной массив неуклонно полз вперед, неумолимо истребляя всякую жизнь. Я чувствовал необходимость действовать безотлагательно: нельзя терять ни минуты, для меня начиналась ужасная гонка со льдом. Ее белые волосы, сиявшие ярче лунного света, осветили мои грезы. Я видел, как мертвенный лунный свет пляшет на гранях айсбергов в преддверии конца всего живого и как она смотрит на это из-под навеса сверкающих волос.
Я мечтал о ней во сне и наяву. Я слышал, как она кричит: «Когда-нибудь я убегу… и вы меня больше не увидите…» Меня она уже покинула. Убежала. Она бежала по улице незнакомого города. Но выглядела она теперь иначе: более уверенной, не встревоженной. Она точно знала, куда ей идти. В огромном здании госучреждения она сразу направилась в комнату, где было столько народу, что она с трудом открыла туда дверь. Лишь крайняя худоба позволила ей проскользнуть меж высоких молчаливых фигур, неестественно молчаливых и нереально высоких, отворачивавшихся от нее. Тревога стала возвращаться, когда она увидела, что они столпились вокруг нее, окружили, как темные деревья. Она почувствовала себя среди них маленькой, потерянной и сразу испугалась. Уверенности как не бывало. Теперь она хотела только одного — убежать. Глаза ее заметались в поисках двери, но выхода не было. Она попала в западню. Безликие, похожие на деревья фигуры обступали ее, протягивали руки-ветви, преграждали путь. Она глянула вниз, но и там выхода не было. Крепкие стволы стояли повсюду. Пол стал темной почвой в узловатых корнях и валежнике. Она бросила быстрый взгляд на окно, но увидела лишь белую снежную сетчатую ткань, скрывающую свет. Тот мир, который она знала, больше не существовал, реальность исчезла, она осталась наедине с грозным кошмаром древесных фантомов, высоких, как растущие в снегах ели.
