Чак Паланик - Уцелевший
— И не то чтобы я очень по нему скучаю.
Ну хорошо, ладно. Это были действительно трудные десять лет. Она потеряла почти всех своих подопечных. Она сломалась. Перегорела. Нет, сгорела дотла. В кремационной печи. Она считает себя законченной неудачницей.
У нее явный синдром так называемой приобретенной беспомощности.
— Тем более, — говорит она, яростно натирая пол в тех местах, где винил еще не испорчен, — я не могу вечно держать тебя за руку. Если ты соберешься покончить с собой, я все равно не смогу тебя остановить, и это будет уже не моя вина. По моим записям, ты вполне счастлив и приспособлен к жизни. Мы провели тесты. Так что у меня есть эмпирические доказательства.
Ядовитые пары разъедают глаза. Я хлюпаю носом, глотая слезы.
Она говорит:
— Убьешь ты себя или нет, это ты сам уже разбирайся, но прекрати меня мучить. Я пытаюсь как-то устроить собственную жизнь.
Она говорит:
— В Америке люди кончают с собой каждый день. И если ты лично знаешь некоторых из них, сама ситуация от этого не меняется.
Она говорит:
— Тебе не кажется, что пора уже и самому за себя подумать, своей головой?
34
Ходили слухи, что надо будет раздавить лягушку голыми руками. Съесть живьем дождевого червя. Чтобы доказать, что ты можешь повиноваться, как Авраам повиновался Богу, когда по приказу этого самого Бога пытался убить своего сына, тебе придется отрубить себе топором мизинец.
Вот такие ходили слухи.
А потом надо будет отрубить мизинец кому-то другому.
После крещения никто уже не возвращался в общину, так что никак нельзя было узнать, есть или нет у крещенных мизинцы. И нельзя было спросить у них самих, заставляли их или нет давить лягушек.
Сразу после крещения тебя сажали в грузовик и увозили из общины. Навсегда. Увозили в порочный, нечистый мир, где тебя уже ждало первое рабочее место — в большом внешнем мире со всеми его новыми восхитительными грехами. Работа зависела от результатов проверочных испытаний: чем лучше ты сдавал экзамены, тем лучше работа.
Некоторые задания можно было вычислить заранее.
За год до крещения старейшины говорили тебе, насколько твой вес соответствует твоему росту. И если ты был слишком тощим или, наоборот, слишком толстым, у тебя оставался еще целый год, чтобы привести себя в норму. Тебя полностью освобождали от работы по дому, чтобы ничто не мешало твоим ежедневным специальным занятиям. Закон Божий. Все виды уборки. Этикет, уход за изделиями из ткани и дальше по списку. Если ты был слишком толстым, ты ел только то, что положено по диете, чтобы сбросить вес; если слишком худым — просто ел.
Весь год до крещения все, что ты видел — каждое дерево, каждый твой друг, — все несло на себе отпечаток знания, что ты больше уже никогда этого не увидишь.
По предметам, которые мы изучали, можно было составить себе представление, о чем нас будут спрашивать на экзаменах.
Однако ходили упорные слухи, что помимо экзаменов будут и другие проверки, о которых мы ничего не знали.
Мы знали по слухам, что во время крещения в какой-то момент тебе придется раздеться догола. Один из церковных старейшин положит руку тебе на грудь и попросит кашлянуть. Другой старейшина засунет палец тебе в анус.
Третий старейшина будет записывать на специальную карточку, как ты справляешься со всеми заданиями. Насколько ты хорошо подготовился.
Мы понятия не имели, как надо готовиться к обследованию простаты.
Все мы знали, что крещение проходит в подвале молитвенного дома. Дочерей крестили весной, и при крещении присутствовали только женщины из общины. Сыновей крестили осенью, и при крещении присутствовали только мужчины: велели тебе встать голышом на весы или прочесть наизусть отрывок из Библии, книга такая-то, глава такая-то, стих такой-то.
Иов, глава четырнадцатая, стих пятый:
«Если дни ему определены, и число месяцев его у Тебя; если Ты положил ему предел, которого он не перейдет».
И тебе приходилось читать это голым.
Псалтирь, Псалом 101, стих второй:
«Буду размышлять о пути непорочном… буду ходить в непорочности моего сердца посреди дома моего».
Ты должен был знать, как изготовить самые лучшие тряпки для пыли (пропитать ткань раствором скипидара и дать ей высохнуть естественным образом). Ты должен был рассчитать, на какую глубину закопать шестифутовую стойку ворот, чтобы она выдерживала створку шириной в пять футов. Тебе завязывали глаза и давали в руки образцы тканей, и ты должен был на ощупь определить, которая — хлопок, которая — шерсть, которая — хлопок и полиэстер.
Ты должен был знать все домашние растения. Все виды пятен. Всех насекомых. Ты должен уметь устранять незначительные неполадки в бытовых приборах. Писать приглашения изящным почерком.
По предметам, которые мы изучали в школе, можно было составить себе представление, о чем нас будут спрашивать на экзаменах. Кое-что мы узнавали от сыновей, которые не отличались особым умом и смышленостью. Случалось, что кто-нибудь из отцов сообщал сыну «закрытую информацию», чтобы он хорошо сдал экзамены и получил приличную работу, вместо того чтобы всю жизнь прозябать чернорабочим. Друзья делились друг с другом по секрету, а потом этот секрет знали все.
Никому не хотелось позорить свою семью. Никому не хотелось всю жизнь таскать на себе мешки с асбестом.
Тебе говорили, где встать, и с этого места тебе надо было прочесть таблицу на стене на другом конце молитвенного зала.
Тебе давали иголку с ниткой и засекали время, сколько тебе потребуется, чтобы пришить пуговицу.
Мы знали, какая работа ожидает нас в грешном, порочном мире за пределами нашей общины. Из рассказов самих старейшин. Старейшины кое-что нам рассказывали: чтобы нас напугать или, наоборот, вдохновить, пробудить в нас стремление учиться упорней и лучше. Нам рассказывали о замечательной работе в огромных садах — таких огромных, что и представить себе нельзя. Нам рассказывали о работе в роскошных дворцах — таких громадных, что ты как-то даже и забываешь, что находишься в помещении. Эти сады назывались парками отдыха. Дворцы назывались отелями.
А чтобы мы учились еще упорней и лучше, нам рассказывали о таких работах, где ты годами сжигаешь мусор, чистишь выгребные ямы и распыляешь ядохимикаты. Таскаешь мешки с асбестом. Есть работы такие кошмарные, говорили старейшины, что по сравнению с ними даже смерть покажется привлекательной.
Есть работы такие скучные, что ты специально изыщешь способ себя покалечить до полной потери трудоспособности, лишь бы больше там не работать.
Так что ты очень старался запомнить все, чему тебя учили в этот последний год в церковной общине.
Екклесиаст, глава десятая, стих восемнадцатый:
«От лености обвиснет потолок; и когда опустятся руки, то протечет дом».
Плач Иеремии, глава пятая, стих пятый:
«Нас погоняют в шею, мы работаем — и не имеем отдыха».
Бекон не свернется при жарке, если его пару минут подержать в морозилке, прежде чем класть на сковородку.
Мясной хлеб не потрескается при выпечке, если смазать его кубиком льда.
Кружева дольше останутся жесткими, если прогладить их между двумя листами вощеной бумаги.
Мы учились, учились, учились. У нас не было ни минуты свободного времени. Столько всего надо было запомнить, удержать в голове миллион мелочей. Выучить наизусть половину Ветхого Завета.
Мы думали, что учение прибавит нам всем ума.
Но ума не прибавилось. Наоборот.
Мы все отупели.
Когда тебе нужно столько всего запомнить, у тебя просто нет времени, чтобы думать. Никто из нас не задумывался о том, каково это будет — всю жизнь убирать за чужими людьми. Каждый день, день за днем. Мыть посуду. Кормить чьих-то чужих детей. Стричь газоны. Весь день до вечера. Красить дома. Год за годом. Гладить простыни.
Ныне, и присно, и во веки веков.
Работа без конца и края.
Мы все так волновались из-за экзаменов, что никто не задумывался о том, а что будет потом, после ночи крещения.
Мы все так боялись, что сбудутся наши самые худшие страхи — давить лягушек, есть червей, распылять химикаты, таскать асбест, — что никто не задумывался о том, какой скучной будет наша жизнь, даже если мы выдержим все испытания и получим хорошую работу.
Мыть посуду — на веки вечные.
Чистить столовое серебро — навсегда.
Стричь газоны.
Повторить все сначала.
В ночь перед крещением мой брат Адам вывел меня на заднее крыльцо нашего отчего дома и постриг мне волосы. Во всех семьях в церковном округе, где были семнадцатилетние сыновья, в тот вечер им всем стригли волосы. Всех под одну гребенку.
В порочном и грешном внешнем мире это называется стандартизацией продукции.
Брат подсказал мне, что надо делать: ни в коем случае не улыбаться; стоять прямо и отвечать на вопросы четко и ясно.
