Джон Фанте - Из книги «Большой голод» рассказы 1932–1959
— Скоро плохая-плохая тетя придет? — спросила она.
— Нет, — ответил Джулио.
— Почему?
Ворвалась тетушка Луиза, схватила Делию, подтянула к стулу, перевалила себе через коленки и стала звонко шлепать по попе. Крик Делии разносился по всему дому.
— Я покажу тебе, как говорить здесь о плохих женщинах! — горланила еще пуще Луиза. — Я научу тебя, как себя вести!
— Ты тоже плохая! — вопила Делия. — Ты ужасная!
Я взял Делию за руку и отвел в подвал, где собрались мои братья и сестры. Это был недружелюбный лагерь: девочки — против мальчиков. Девочки были высокомерны и слишком горды, чтобы драться, и мальчики позволяли себе гадкие замечания.
Наверху на кухне хлопотали женщины. Макароны были готовы, разложены по тарелкам, политы соусом и посыпаны сыром.
Накрыли столы: в обеденной зале для взрослых, и на кухне — для детей. На часах было час тридцать.
— Ему стыдно приходить, — сказала Луиза.
— И это неудивительно, — заметила Роза.
Мужчины с забрызганными вином животами были угрюмы. Только дядюшка Клито выглядел беззаботным. Он сидел у окна, не пил, а, деликатно мусоля палец, перелистывал дамский журнал. Папа заснул на софе с широко открытым ртом.
В два часа дядюшка Джулио сказал:
— Давайте есть.
Мужчины, потрескивая костьми, поднялись, переместились в обеденный зал и расселись тесным полукругом за столом. Напротив расположились жены и стали настаивать, чтобы мужья сели напротив жен. Мужчины нахмурились и отказались пересаживаться. Дети на кухне были рассажены за столом и столиками для бриджа, сдвинутыми в центр. Макароны были горячими и слипшимися, томатный соус уже высох, и сыра было явно недостаточно. Когда же мы узнали еще, что кроме мороженых яблок на десерт больше ничего не будет, все стало совсем плохо. За столиками для бриджа началась драка.
В обеденном зале горько сетовал дядюшка Джулио: никогда он не едал более похабной пищи. Он осведомился о мнении других мужчин на этот счет. Их набитые макаронами уста засвидетельствовали его совершенную правоту. Тетушка Тереза расплакалась, и женщины принялись утешать ее. Это все из-за этой рыжеволосой, несомненно, она была причиной всему. В конце концов все успокоились, и стало слышно только чавканье, посасывание, глотание и рыгание.
И тут входная дверь открылась, и вошли дядя Минго и женщина. Минго был высоким, с золотистыми глазами забияки. У него были кукурузного цвета шелковистые волосы и свисающие по бокам длинные руки, покрытые рельефными голубыми венами. Он напоминал моего прадедушку, чья мать была русской, и был единственным среди родни не смуглым, не черноглазым и не толстым. Он был морковкой среди картошек.
Женщина была маленькой, с нарумяненным лицом. Минго успокаивающе прижимал ее к себе. Ей было около тридцати двух, высокие скулы и раскосые метисские глаза на приятном лице, бывшем когда-то прекрасным.
— Не бойся, — улыбнулся ей Минго.
Женщины за столом обменялись взглядами отвращения, а в лицах мужчин можно было заметить некоторое замешательство. Дядя Минго снял пелерину из красной лисицы с плеч женщины. Под ней была зеленая блузка, заправленная в оранжевую юбку. Стройная, с худыми ногами и розовыми от мороза руками. Дядя Минго взял ее кисти и слегка помассировал.
Это было уже слишком для женщин. Они встали, задрали подбородки, вышли друг за другом в спальню и захлопнули дверь за собой. Дядя Минго рассмеялся.
— Что я тебе говорил? — сказал он.
Женщина испуганно посмотрела на него.
Тут двери спальни открылись, и выглянула тетушка Роза.
— Аттилио, — сказала она, — зайди-ка. Я не хочу, чтобы ты оставался там. Ты слышишь меня?
Аттилио почти встал со стула, но, глянув на дядю Минго, опять сел. Женщина улыбнулась. У нее были белые, как у собаки, зубы. Тетушка Роза громко хлопнула дверью. Дядя Минго положил руку на талию женщины, подвел ее к столу и представил ей мужчин. Избегая ее взгляда, они холодно кивали. Она же улыбалась каждому и говорила:
— Очень рада знакомству.
Когда очередь дошла до дядюшки Клито, она воскликнула:
— О, а вас я знаю! Вы — мой парикмахер!
Клито сощурился и ничего не ответил.
Дядя Минго повернулся к нам, детям, сгрудившимся в дверях на кухню, и сказал:
— Дети. Это мисс Каваноф.
Одновременно с этим двери спальни распахнулись, и женщины набросились на свое потомство, собирая нас, как несмышленых котят, кого за шею, кого за шиворот, и утаскивая за собой в спальню. Мы с Альбертом избежали этой участи. Мама воззвала к отцу, и тетушка Филомена приказала Паскуале удалить Альберта. Мужчины пожимали плечами, боясь обидеть дядю Минго.
Из спальни доносились звуки ударов, воспитательных шлепков, и вопли возмущения и боли. Яростные женские крики пронизывали стены, как колючий ледяной ветер: эта шлюха, эта уличная девка, эта хулиганка…
Мужчины смущенно покашливали, но Минго и мисс Каваноф казались невозмутимыми. Они даже сели, в то время как тетушка Тереза вопила:
— Я перебью всю посуду, к которой она притронется!
— А я вырву ей глаза! — визжала Луиза.
Затем последовали нечеловеческий рев, топот шагов, дверь с грохотом распахнулась, и Луиза — со всклоченными волосами, в почти расстегнутой блузке и со щеткой для волос в руке — бросилась к мисс Каваноф. На ее пути встали папа и дядюшка Джулио.
— Я убью тебя, если ты сейчас же не уберешься отсюда! — орала она. — Я вышибу тебе мозги!
Женщина в ужасе скрылась за дядю Минго. Папа и дядюшка Джулио с трудом выпроводили Луизу назад в спальню. Щетка для волос была с хрустом сломана о голову Джулио. Они закрыли дверь и вернулись к столу. Дядюшка Джулио потирал свой череп. Челюсти дяди Минго были крепко сжаты, глаза полны негодования, но он все еще пытался улыбаться.
— Не беспокойся, дорогая, — говорил он женщине.
— Давай уйдем, — сказала она, — они ненавидят меня.
— Тебе здесь рады, — сказал Минго. — В доме моих братьев рады каждому гостю. Так ведь, Джулио?
— Да-а, — ответил Джулио, — полагаю, что так, Минго.
— Никто тебе здесь не рад! — закричала Филомена из спальни.
Губы мисс Каваноф задрожали, ее пальцы сжали шею. Казалось, она вот-вот закричит. Она заметила стакан с вином на столе и опорожнила его залпом. Потом села, положила локти на стол, скрестила руки, оглядела мужчин, обвела взором стены, посмотрела на свои колени и… встала.
— Нет, я не могу! — выдохнула она. — Нет, Минго, ничего не выйдет! Ничего!
Она бросилась в гостиную, схватила свое пальто и выбежала на улицу. Минго побежал за ней, призывая ее вернуться. Он догнал ее, когда она была уже за рулем машины. Наполовину просунувшись в салон, он тряс руками и, судя по всему, умолял ее остаться. Потом он отступил, и машина рванула прочь по улице.
К дому он шел, держа руки в карманах. На крыльце закурил сигарету. Две или три минуты стоял, присев на перила, и курил. Потом затушил сигарету и вошел в дом.
Мужчины за столом не отрывали взгляда от своих тарелок. В спальне было тихо. Минго сел и налил вина в стакан. Дядюшка Джулио тронул его за плечо.
— Извини за то, что так вышло, Минго.
— Заткнись, — ответил Минго.
Он обвел всех взглядом, горечь и страдание переполняли его глаза. Оставив его одного пить за большим столом, все вышли в гостиную, где разговаривали только шепотом. Минго задумчиво пил стакан за стаканом. Спустя некоторое время скрипнула дверь спальни, и бесшумно вошли женщины. Они подошли к столу и остановились в безмолвии. Их гнев рассеялся, и только нежность и жалость теперь исходила от них и укрывала Минго. Тетушка Тереза спустилась в подвал и вернулась с бутылкой бренди.
— Попробуй вот это, Минго. Я берегла его для…
Он налил и выпил. Тетушка Луиза отважно стояла рядом с ним и поглаживала его светлые волосы.
— Да, это тяжело, — говорила она. — Я знаю, это очень тяжело.
Он продолжал пить, ничего не говоря. Женщины несли свое дежурство над погибающей любовью. Скоро большая часть бренди была выпита, и голова бедолаги упала на стол. Они подняли его и перетащили в спальню, сняли башмаки, одежду и уложили в постель. Спал он тяжело, его тревожный сон то и дело сопровождался стонами. Тетушка Луиза поглаживала его лоб.
— Он еще молодой, — сказала она. — Все это пройдет.
Неожиданно он сел на кровати. Его глаза были красны и дики, невыносимая мука блуждала в них, сжатые кулаки побелели от напряжения. Все присутствующие — женщины у кровати, мужчины и мы — дети — замерли.
— Клито! — закричал он. — Ах, Клито, Клито, зачем ты так поступил со мной?!
На вздохе его глаза закатились, он откинулся на спину и снова забылся в своем беспокойном сне. Женщины опустили занавески, на цыпочках вышли из спальни и осторожно закрыли за собой дверь. Душераздирающий вопль Минго все еще звучал в наших ушах. Все смотрели на дядюшку Клито. Он стоял бледный и потерянный. Тетушка Роза — руки в боки — некоторое время испепеляла изверга своим взглядом, потом изогнулась и плюнула прямо ему в лицо. В тот же момент женщины стали яростно теснить его в угол.
