Дмитрий Лекух - Хардкор белого меньшинства (сборник)
Меня аж передернуло:
– А сюда, приходить не пробовал?
Он только плечами пожал:
– Да ей здесь у вас не понравилось. Говорит – какие-то замороченные вы все. Трехнутые на своем интеллектуальном превосходстве. Скучно, говорит, с вами. А одному-то какой смысл идти? Я и так повсюду один – и на работе, и в командировках. Теперь вот – и дома тоже.
– Ну и дурак.
– Наверное, – соглашается…
И сидит, молчит. В окно уставился – там люди ходят, машины ездят, огоньки перемигиваются. А у меня у самого что-то так муторно на душе стало, что чуть водки не заказал, несмотря на то, что пить фактически бросил.
Так – пивка чуть-чуть.
Иногда – бокал вина, желательно, красного.
Тут, к счастью, Русланыч с Лысым ввалились.
– Димон! – орут, Ване только кивнув слегка, типа, поздоровались. – Ты в курсе, что у рокеров наших концерт во МХАТе?! В акустике! Офигеть, классиками скоро станут! Так что давай звони Сашке, пусть контрамарки подгоняет!
– Ща, разбежались… Звонить им… А кто мне в прошлую пятницу три пинты «Гиннеса» проспорил?
Ржут:
– Базара нет, сейчас и проставимся…
Я поднялся и пошел к ним обниматься.
Это – мои друзья, и я их люблю.
А он вздохнул, заказал себе еще пива и опять уставился в мерцающий экран телевизора…
Римская фотография
Она у меня до сих пор висит, чуть ли не на самом почетном месте. Причем, я, признаться, и сам не до конца понимаю, с каких таких дел.
Просто – висит, и все.
Наверное, дорога́ почему-то.
А так – черт его знает…
…Нет, наверное, ничего безумнее, чем одинокий, в меру пьяный и безмерно депрессивный русский в холодном, прозрачном и праздничном предрождественском Риме.
Испытано, что называется, на собственной шкуре.
Она у меня вообще что-то в последнее время стала слишком часто становиться объектом сомнительных и небезопасных с точки зрения психического здоровья экспериментов.
А всего-навсего – с женой в очередной раз поссорился…
Правда, на этот раз – всерьез.
До хрипоты.
Да что там «до хрипоты»…
До очередного «развода»…
Психанул, забронировал ночью по интернету номер в своем любимом отеле на улице Четвертого ноября, купил билеты на утренний аэрофлотовский рейс – да и улетел. Благо шенгенская мультивиза позволяет…
Вещей у меня с собой, разумеется, не было.
Откуда…
Вот еще, вещи собирать – в таком-то депрессивном состоянии…
Ничего, кроме денег, паспорта и билета с открытой датой возврата. И – как потом, уже в Риме, выяснилось – хорошего такого пакета с забористой голландской коноплей в правом кармане джинсов.
Ее еще почему-то «гидропоникой» называют. То ли сорт такой, то ли – способ выращивания…
Вот было бы весело, кстати, если б на таможне замели.
Обхохочешься.
Но таможенник только посмотрел на мою слегка опухшую рожу и поинтересовался целью поездки.
– С женой, – говорю, – посрался. В хлам. В лоскуты. Вот и не нашел ничего лучшего…
Он только головой помотал:
– Дети-то у вас хоть есть?
Я по карманам куртки себя похлопал, сигарету достал и только тогда вспомнил, что в Шереметьево курить запретили.
Вздохнул тяжко, засунул источник живительного никотина обратно в пачку.
– Да нет… Надеюсь, что пока, а так – бог его знает. Особенно после вчерашнего…
– Везет тебе, – вздыхает в ответ. – Если б у меня такая возможность была, я б от своей мегеры не то что в Рим, в Антарктиду бы свалил. К пингвинам, мать их так за лапы перепончатые. Хвосты им крутить. Только как потом спиногрызам в глаза смотреть буду? Трое их у меня, понимаешь…
– Сочувствую, – жму плечами. – Только у меня, брат, сейчас, извини, другие проблемы. И даже тот медицинский факт, что у пингвинов напрочь отсутствуют хвосты, мне – ну совершенно не помогает…
– Да я понимаю, – улыбается. – Нажрись там как следует. Может, и полегчает…
– А вот это, – киваю, – обязательно…
На том и попрощались.
Да и бог с ним.
Прилетел, поселился и вдруг понял, что делать мне здесь – ну абсолютно нечего. Да к тому же еще и каждый переулок о Машке напоминает. Мы их с ней все пешком исходили.
Самый главный в нашей жизни город…
После Москвы, разумеется.
Ладно, думаю: если больше делать нечего – надо напиваться.
В конце концов – и таможеннику обещал…
Пожал плечами, да и пошел осуществлять задуманное.
…Первую бутылку фриульского я осилил непосредственно в пиццерии, располагающейся метрах в двухстах от отеля. Мы там с Машкой часто ужинали, когда было лениво топать куда-нибудь в сторону пьяццо Навона, либо перекрестка Фори Империали и той улицы, которая идет в сторону железнодорожного вокзала. Там ресторанчики, конечно, повкуснее, но иной раз так набродишься по Вечному городу, что сама мысль тащиться куда-то пешком, даже ради самой обалденной домашней пасты с трюфелями или куска пусть даже и самой вкусной в мире телятины – ничего, кроме ужаса, уже и не вызывает…
А с такси в Риме – вечные проблемы.
Такие же вечные, как сам этот удивительный город…
Так, о чем это я?
А… о первой бутылке фриульского.
Под феттучини с белыми грибами, ассорти из итальянских сыров и хорошим куском чуть обжаренного кровавого мяса под соусом из зеленого итальянского перца.
Хотя, справедливости ради, она была не одна.
В смысле – бутылка…
Уже в той самой пиццерии.
Вторую я заказал еще до того, как принесли горячее. Да потом еще и граппой как следует шлифанулся.
Под два двойных эспрессо.
Средних лет официант смотрел на меня с нескрываемым уважением…
…Допил, расплатился и пошел гулять в сторону фонтана Треви. Курить траву пока что не хотелось. Это будет потом, когда я, в слюни пьяный, с трудом объясню портье, что мне нужен ключ от моего девяносто четвертого номера, и поднимусь к себе на пятый, последний этаж. Запрусь, включу телевизор, вещающий на плохо мною понимаемом певучем итальянском языке, и, скорее всего, расплачусь злыми и бесполезными пьяными слезами.
Вот тогда, наверное, и захочется анаши.
А пока – нет.
Воздух Италии холоден, чист и прозрачен.
Вокруг много улыбающихся лиц.
Я еще достаточно молод и силен, подтянут, отлично, со вкусом одет. Моя походка упруга, в моих волосах только чуть пробивается благородная седина, и в мою сторону время от времени стреляют глазками молодые симпатичные девушки.
И так какого же тогда, спрашивается, черта?
Вот именно, брат, вот именно…
… По дороге к Треви я еще пару-тройку раз заглядывал в попутные забегаловки.
А может – и больше, я не считал.
Где неизменно заказывал рюмку граппы, оливки и чашечку обжигающе горячего и горького итальянского эспрессо.
Настроение болталось от самого радужного до самого депрессивного, и бог его знает, чем бы все закончилось, если бы у этого, самого знаменитого в городе фонтана, в звенящие воды которого мы с Машкой обязательно, каждый приезд, бросали монетки «на счастье», я не познакомился с Натом.
Или, точнее, – он не познакомился со мной, уверенно перехватив ловкую руку мелкого и грязноватого албанского воришки, потихоньку подбирающуюся к моему бумажнику в неосмотрительно оставленной не застегнутой наплечной сумке.
Поджопники ворюге мы после этого отвесили одновременно, можно даже сказать, – скоординированно.
Хотя ни о чем таком, понятное дело, не договаривались.
Заморыш пролетел метров эдак пять и уткнулся тем, что у нормальных людей называется лицом, в лоток своего соплеменника, торговавшего неподалеку фейковыми сумками и зонтами «от Барбери».
Оба балканских последователя пророка происшедшим были явно недовольны, но возражать не стали, ограничившись внутренними разборками. Во-первых, потому что прекрасно понимали, что могут тут же получить еще, а во-вторых, у фонтана Треви всегда дежурит одна-другая машина с карабинерами.
А они страсть как не любят, когда кто-то что-то ворует у туристов.
Особенно, если этот «кто-то» – албанец.
В Риме это племя хоть и с трудом, конечно, но терпят.
Но – не более того.
И только до тех пор, пока не подвернется удобный случай…
А мы пожали друг другу руки и отправились в ближайшую забегаловку отметить удачный синхронный удар и, видимо, не менее удачное знакомство. О том, кто он и откуда, можно было даже не спрашивать.
Англичане стопроцентно распознаются в любой стране мира и в любой обстановке. Даже если у тебя нет друзей в Лондоне и ты ни разу не слышал, как изъясняются на хорошем таком, уверенном кокни.
К тому же такой неполиткорректный пендаль представителю угнетенной нации в Европе может отвесить только истинный британец. Ну или незапуганный правами человека русский.
Вот только мало таких русских выезжают в Европу.
Увы.
Большей частью дома сидят, искренне почитая крутыми зарубежными вояжами выезда́ на грязные египетские и турецкие курорты по банальной причине хронического безденежья.
