Петр Воробьев - Горм, сын Хёрдакнута
– Это мне приснилось за пару ночей перед Биркой. Примостился старый Йоккар на валуне, справа от него по реке льдины плывут, на берегу народ моржа свежует, а старик смотрит, как Сунна садится, и говорит:
“Только имя одно я успел прошептать
За звездой, что скатилася в море,
Пожелать не успел, да и поздно желать:
Все минуло – и счастье, и горе.[198]”
Я почувствовал, что он хочет меня предупредить, чтоб и с нами так не вышло. Может, я в том и нуждался. Так ли, нет, утром пошел к тебе и отдал матушкино кольцо. А позже тем же утром, помнишь, как Щеня пристал?
– «Давайте я вас поженю?» И такие привел светлые доводы в пользу своего предложения. Я к нему вроде уже привыкла, все равно удивил. «Нам жить осталось дни, если не часы. Всех нас навий сын изведет. Сам помирать буду, хоть надеждой утешусь, что вы за Калиновым мостом вместе, как Бейнир с Беляной.» Кстати, Ипомусаро пишет из Скиллитиона, что Скегги и Гуннлауд построили на развалинах дворца Кубо храм в честь Беляны.
– У кузнецов Волунд и Сварог, у знахарей Яросвет, у мореходов Эгир и Йорр, пусть и у повитух своя богиня будет. Правду сказать, она это заслужила. Словно вправду проклятие Мары со всего нашего народа сняла, а всего-то дела и было бабкам воду кипятить да руки с мылом мыть. Что ж, тебя тем утром Щеня удивил, а меня ты.
– Чем, что согласилась? – Тира ткнула Горма кулачком в бок.
– Больше тем, кого выбрала в посаженные отцы. Я был уверен, что Плагго.
– В этом тоже была бы логика, но Горо с Неттой меня в общем-то вырастили. Я решила – хоть чем-то их успею порадовать. Я знала, что если брать в расчет долгий срок и укрепление нашей династии, лучше было бы выбрать кого-то еще, например, Ионно, но у меня были большие сомнения, что этот кто-то еще успеет приехать на наше приглашение, пока Йормунрек нас обоих не прикончил.
– Что ж, любовь моя, когда тебя могут сегодня-завтра убить, мало кто берет в расчет долгий срок. Твоя правда, надо бы о нем думать почаще, как, к примеру, Виги. В сто с чем-то лет дубравы сажал, чтоб нашим правнукам было из чего корабли строить. Кстати, о детях, до Руяна еще добрый час лёта, – Горм прикинул положение Сунны на небе и вопросительно поднял бровь.
– Сначала слегка подкрепимся, – анасса извлекла из-под скамьи сперва корзинку с медовыми лепешками, потом два оплетенных соломой кувшина – один с килийским, другой с настоянной на сушеных цветах ирги водой, чтобы разбавлять вино. – А потом можно и снова о наследнике порадеть.
– Или о наследнице, – Хёрдакнутссон улыбнулся.
– Что снова улыбаешься?
– Рагнхильд ходила на сносях с Асой, спросила у Хельги, кого ему родить – братца или сестрицу. Он и говорит: «Лучше роди мне ма-а-аленького такого ручного медвежоночка!»
Глава 104
Эцур пошуровал жучаврой[199], пытаясь выловить плававшие на поверхности воды в колодце листья, занесенные ветром. Их появление свидетельствовало о приближении осени. На миг оторвавшись от своей работы и наблюдая за не вполне успешными усилиями подручного, Асмунд продолжил:
– Что тебе сам конунг сломал нос на хольмганге, это, конечно, честь. Но мне он, между прочим, в скиллеборгском бою руку вывихнул, когда с коня сбросил. Рука – это ж поглавнее носа.
– Как сказать, – не сдавался Большеротый. – Рук у тебя две, а нос у меня один, и к тому же, он посередине лица.
– Больше работай, меньше болтай, скорее выкупишься, жаба работорговая, – на бегу бросил Хани.
Молодой псарь с охапкой свежевыстиранных льняных полотенец удалился в направлении наполовину построенного нового здания йеллингской усадьбы. Стены были сложены по большей части из местных серых валунов, обтесанных до приблизительной прямоугольности, но по углам и вокруг оконных и дверных проемов кладку разнообразил светлый камень откуда-то с востока.
– Раньше туда с кухни Дрифа с Кромхаллой и горячую воду потащили, – Асмунд из Ситуна проводил Хани взглядом. – Неуж рожает кто? Эйбьорг вроде еще месяц как не пора.
– А ты откуда знаешь? – удивился Эцур
– Моя Дрифа теперь в ученицах у Прибыславы, – похвастался его собеседник, вгоняя новую доску на место треснувшей. – А у той на всех беременных список заведен. Смотри, кто еще в новую усадьбу пошел!
У ворот треллеборга, двое мальчишек вели под уздцы к конюшне Готи, третий по пути расслаблял подпругу. Спрыгнувший с коня Горм уже преодолел половину расстояния до южного входа, по обе стороны от которого два резных столба поддерживали висячее крыльцо.
– Думаешь, он отец? – спросил Эцур.
– Вякнешь тоже. Был бы ты женат на украшении всего Танемарка, разве ходил бы на сторону?
– Ходил бы, – нимало не сомневаясь, ответил Большеротый. – Эх, был бы я конунг…
– Видно, потому-то он как раз конунг, а ты невольник, – Асмунд повертел кадку в руках. – Это ж надо было додуматься – во Фрамиборг повести рабов на продажу!
– Я же не знал, что Хельги Рубитель Оков объявил в Винланде рабство вне закона, – приунывший Эцур вытащил сачок из колодца. – Да еще в наказание велел работорговцев самих на семь лет в неволю отдавать. Как догадаться-то? Как раз думал, им на новом месте рабочие руки нужны. Слу-у-шай, а может он отец?
Последнее относилось к Хёрдакнуту, в сопровождении еще одного псаря вышедшего из старой усадьбы, закинув посох на плечо. Старый ярл пребывал в чрезвычайно жизнерадостном настроении и даже напевал себе под нос, скорее громко, чем благозвучно:
– Я вчера поймал козла,
Завязал на три узла.
– Вот это запросто, – согласился Асмунд, заглядывая в колодец. – Лошадей поить сойдет.
С этими словами, бывший Йормунреков дружинник, чей хутор под Ситуном оказался разорен набегом из Эстра Арос в последние дни усобиц, предшествовавших созыву тинга в Вестфолде и провозглашению Хакона Хаконссона конунгом, потянул за веревку, обхватывавшую верхнюю часть журавля, с плеском опуская починенную дубовую кадку в воду, стоявшую на саженной с малым глубине. Когда кадка наполнилась, Асмунд прошел вдоль журавля и слегка налег на противовес. Эцур потянул кадушку, показавшуюся из колодца, к себе, и опрокинул ее в корыто у коновязи.
– Теперь пошли на летнюю кухню, матушка Рикве говорила, дымоход что-то искрить стал, как бы сажа гореть не начала, – напомнил карл невольнику. – Да не волоки жучавру по земле-то!
Двое прошли мимо наполовину построенной башни, на верху которой каменщики помогали кузнецам вгонять в оставленные в кладке пустые места витые железные стержни, через ворота в стене, и вышли к небольшому лугу, где упражнялись лучники и самострельщики. Присматривавший за ними вполглаза Родульф сидел под яблоней с колесной лирой на коленях, извлекая из устройства глухие и слегка заунывные звуки и сетуя:
– Сплеча секира рубит… Дальше-то… Браги с Бояном, как же волкомейку-то в дротткветт уложить? А, пусть будет ручница. Внастил ручница лупит. С этим еще можно жить. И дятл падалежрущий… Падалежрущий, ети мя мушиным удом да под ножные ногти, совсем со склада сбили с этой волкомейкой… И коршун черноперый… И аист смрадногузый… И кобчик мозгоудый… На лету всяку птаху без подмаху… И ястреб… Нет, ворон мрачнее. О!
Колесная лира загудела в огромных руках, скальд запел:
– И ворон большекрылый
Над битвою кружит.
А пуля знает точно,
Кого она не любит.
Кого она не любит,
В земле сырой лежит.[200]
Дьо-Йа-Гак, это ж самострел, а не охотничий лук, упри ложе! Да не в мотню себе упри, стыдопугалище ты пустоиздроченное! Стодхросс, покажи ему!
За лугом, посреди яблоневой рощицы, показалась летняя кухня. Завидев Эцура, кухонные мальчишки и девчонки разбежались.
– Работорговец им что тролль, – без нужды пояснила Рикве, поочередно снимая с вделанных в очаг крюков мешалки и котелки. – Нет, хуже тролля. С троллем они в бабки и в хромую лису играли.
– Что-то я Кривого с неделю как не видел, где он? – Асмунд задумался.
– Да, где мой тролль? – встрял Эцур.
– С ушкуйниками на север ушел, – ответила стряпуха. – Я ему на дорогу пирог с луком и печенкой испекла. Оказывается, тролль не просто так к тебе, Большеротый, прибился. Посмотри ларь, петля вот-вот отлетит.
– А что ж так? – Асмунд подергал петлю.
– В сказках всегда тролли тролльчат на детей подменивают, так? Что стоишь, рот разинув? Бери метлу, лезь на крышу! Оказалось, тоже неспроста. Они хотели про нас разузнать. Только ни украденные детишки, ни подменыши их не научили ничему. Детки, кого скрали, выросли тролли троллями, только что помельче. – Рикве с подозрением проводила взглядом Эцура, начавшего приставлять лестницу к дымоходу. – Подменыши обратно к троллям не вернулись, остались жить у бондов, кто их вырастил. Тогда Рифвадер и послал молодого тролля, своего племянника, в Свитью, выведать три вещи. Тот тролль на свою беду да по простоте с большеротым-то хапуном и повязался, пока молодой конунг его не выручил.
