Джонатан Летем - Люди и комиксы
Он посетил меня однажды, когда я учился на первом или втором курсе в Йеле. Я поселился в общежитии с товарищем по комнате, и приезд школьного друга озадачил меня. Мы с ним стали совсем разными. Он — загорелый, гибкий и крепкий — выглядел старше меня. Одевался он все еще как мальчишка, однако вид имел мужественный. Мы в Йеле, напротив, носили консервативные костюмы, но выглядели как мальчишки. За исключением нескольких студентов, отрастивших пивные животы.
Мэтью тогда только что вернулся из Таиланда и с волнением рассказывал мне, как познакомился там с харизматическим наркобароном, Хан Шахом, обладавшим большей властью, чем законное правительство страны. По словам Мэтью, этот человек из народа пытался узаконить выращивание мака. Мэтью специально учил тайский язык, чтобы переводить манифесты Хан Шаха.
Мне казалось, что вся эта ерунда не имеет никакого отношения к дзэну, о чем я и сообщил товарищу. Он рассмеялся в ответ.
— Ты занимаешься любимым делом? — вдруг спросил он меня.
В то время я еще не мог дать определенный ответ на такой вопрос. Мэтью ужасно раздражал меня.
Я все еще восхищался старым приятелем, однако не хотел иметь с ним ничего общего.
Отговариваясь и прикрываясь нашими старыми шуточками, я кое-как спровадил его обратно в Нью-Йорк, сославшись на отсутствие свободного времени. Якобы мне надо писать сочинение и развлекать свою подружку. Он провел у меня всего одну ночь.
В течение последующих восьми лет я больше не видел Мэтью. Правда, он присылал открытки. Вот одна из них с изображением Элтона Джона в очках, украшенных блестками. На обороте рукой Мэтью написано следующее: «Свободное время. Занятия фармацевтикой». Обратного адреса не было. На марке стоял штамп города Санта-Фе. Штат Нью-Мексико.
* * *Он всего лишь за час предупредил о своем прибытии. Оказывается, узнал мой номер телефона из справочника. Я дал ему свой адрес. Через час он уже стучался в дверь.
— Припарковался в зеленом массиве.
Голос Мэтью дрожал.
— Отлично.
Я с интересом разглядывал его. Такой же высокий и костлявый, только лицо покраснело и отекло. Неужели я тоже выглядел бы так ужасно, претерпев жизненные невзгоды?
— Вот привез тебе подарок, — сказал он.
Камень величиной с кулак, пронизанный белыми жилками. Я взял его в руку.
— Спасибо, — поблагодарил я, стараясь голосом не выдать иронию.
Никак не мог понять: это прикол или глубокая мудрость.
Если бы мы все еще учились в школе, то шутка, по-видимому, имела бы продолжение. Он повел бы меня на улицу и показал множество аналогичных камней в своей машине.
Через десять лет он стал гораздо проще. Весь пафос куда-то исчез. Не иначе, где-то в лесу сдох медведь.
— Входи, — сказал я.
— Неплохо бы выпить пива, — предложил он.
Было два часа дня.
— Хорошо, — согласился я.
Через несколько минут он уже стоял на пороге и шуршал пакетом, из которого извлек полдюжины пива «Сьерра-Невада». Бутылки он засунул в холодильник и тотчас открыл высокую алюминиевую емкость с японским пивом. Мы наполнили два стакана. Я смирился с тем, что день пропадет напрасно.
Мэтью откинулся в кресле и улыбнулся. Однако его взгляд выражал некую обеспокоенность.
— Хорошая квартирка, — заметил он.
— Здесь неплохо работается.
Странным образом мне хотелось защищаться.
— Я читаю твои вещички, — сообщил он с серьезным видом. — Родители вырезают их для меня из разных изданий.
Я нарисовал серию комиксов под названием «Планета Большой Ноль» и опубликовал их в музыкальном журнале, издаваемом сетью магазинов грампластинок. Теперь раз в месяц мои герои, Доктор Фаренгейт, Плакса Тун, а также их маленькая собачка Луи-Луи, появляются на печатных страницах, занимаются всякими глупостями и по ходу рецензируют какой-нибудь новый компакт-диск.
Где-то в подтексте моих комиксов чувствовалась отдаленная связь с очками Тосканини. Я зарабатывал деньги на хлеб насущный. Более того, недавно один кабельный канал купил права на постановку «Планеты» в виде мультипликационного сериала. Они также подрядили меня в качестве сценариста и раскадровщика.
— Не знал, что твои старики интересуются рок-музыкой, — удивился я.
— Они гордятся тобой, — сказал Мэтью, сделав большой глоток из бутылки.
В его тоне не чувствовалось никакой иронии. Весь запал, некогда являвшийся неизменным атрибутом личности моего товарища, куда-то исчез. Он как-то поблек.
Мэтью рассказал о себе. Покинув Санта-Фе, он отправился в Перу, где фотографировал сохранившиеся исторические сооружения и старинные развалины. Он с упоением говорил о «памятных местах обитания древних людей». Этот термин включал в себя и скульптуру, сооруженную из перевернутых старых «кадиллаков», наполовину вросших в бесплодную почву техасской пустыни, и каменные кольца на Тибете, а также круговое кладбище в Париже и небоскребы Уолл-стрит. Он наснимал тысячи километров пленки, которая так и оставалась не проявленной. Теперь мой друг пытался найти спонсоров для выпуска электронной версии. В его рассказах присутствовали призраки, в основном необычные женщины. Одна из них — покинувшая родину англичанка, с которой он жил в Мехико. В итоге она указала ему на дверь. Какая-то журналистка, которая сначала помогала ему, а потом вдруг исчезла, прихватив с собой уникальные фотографии мест погребения древних инков. Наконец, совсем недавно одна стерва из Флорида-Киз украла у него камеру после трехдневной пьянки.
Я живу в Коннектикуте, от города час езды, если только на дороге нет пробок. Мэтью приехал навестить меня на машине своих родителей. Он побывал в Нью-Йорке и пытался убедить стариков отдать ему кругленькую сумму, которые они хранили в банке на случай его женитьбы и покупки дома. Мэтью хотелось вновь посетить Перу.
На мой взгляд, Мэтью перевоплотился то ли в художника, приверженного неопределенному жанру искусства, то ли в путешественника вроде Тура Хейердала, но без лодки «Ра».
Японская емкость опустела. Мэтью прошел на кухню, чтобы взять «Сьерру». Он не пьянствовал ради веселья, просто выпивка являлась необходимостью. Она придавала ему уверенности.
— Если не хочешь возвращаться сегодня вечером, можешь переночевать в гараже, — предложил я. — Там все переоборудовано под комнату для гостей. Писать можно в раковину. Я оставлю тебе ключ от квартиры, чтобы ты мог утром принять душ.
— Отлично! — воскликнул он, окидывая меня застенчивым и проницательным взглядом. — Здорово все-таки вновь встретиться с тобой.
Я вздрогнул.
— Мне тоже очень приятно.
— Удивительно, как мало изменился мир за все эти годы.
У меня сложилось другое мнение на сей счет, но тем не менее я согласно кивнул.
В тот вечер мы резвились на безопасной территории, вволю болтая о золотых школьных деньках. С упоением вспоминали любимые приколы. Фокус в фонтане. Литературное оправдание. Мать коммуникаций ненавидит вас. Падение в парке Иисуса. Очки Тосканини. Затем, разгулявшись после изрядной дозы пива, я рассказал ему кое-что о себе. О коротком периоде семейной жизни, о задуманном неудачном романе, который я так и не смог продать, о годах, проведенных за чтением корректур. Мэтью пил и внимательно слушал меня.
Потом он почему-то предложил написать совместный сценарий.
— Слушай, а кто-нибудь сочинил триллер, действие которого развивается в Антарктиде? — спросил он, сверкая глазами.
— «Ледовая станция Зебра», — ответил я. — В главной роли Рок Хадсон. Плохая картина. Послушай, я устал.
Мэтью переночевал у меня. Я уже несколько часов работал за письменным столом, когда услышал наконец, как он прошел на кухню и поднялся наверх в ванную. Он принимал душ минут двадцать. Не берусь утверждать, но мне показалось, что Мэтью успел покинуть апартаменты, пока я разговаривал по телефону с голливудским агентом.
С возрастом я начинаю понимать, что самая крепкая дружба — это та, в ходе которой вы и ваш товарищ помогаете друг другу заработать хорошие деньги. Тогда у вас завязываются такие близкие и душевные отношения, с которыми не могут сравниться даже трогательные связи, существующие между близнецами или мужем и женой. Мой голливудский агент примерно одного со мной возраста, и, разговаривая с ним, я постоянно чувствую, что он отлично меня понимает. Этот человек помогал мне в становлении. Мы самые что ни наесть надежные союзники.
Не успел я положить трубку, как перед моим взором в дверях кабинета предстал Мэтью.
— Ты разве не слышал, как я обратился к тебе? — спросил он.
— Нет.
Мэтью выглядел неважно: усталый вид, темные круги у глаз. Он молчал.
— На кухне есть кофе, — сказал я. — Еще горячий.
Вернувшись с чашкой кофе в руке, Мэтью прошел через всю комнату и остановился прямо передо мной. Он был чем-то обескуражен.
