Фредерик Бегбедер - 99 Франков
– Обожаю твои волосы!
– Это парик.
– Обожаю твои голубые глаза!
– Это линзы.
– Обожаю твои груди!
– Это «Wonderbra».
– Обожаю твои ноги!
– Ну слава богу, хоть один заслуженный комплимент!
И Тамара хохочет.
– Ты мне устраиваешь такой кайф!..
– Сие молодежное выражение означает, что ты счастлива?
– В эту самую минуту – да.
– А я знаю, что ты в эту самую минуту притворяешься.
– Во-первых, если я работаю за деньги, это еще не значит, что я притворяюсь. Тут нет никакой связи. А во-вторых, да, я счастлива, если учесть, что зарабатываю десять штук в месяц наличными.
– Значит, счастье все-таки в деньгах?
– Совсем нет, просто я откладываю достаточно, чтобы купить дом и вырастить моего ребенка.
– Какая жалость! Мне так хотелось бы сделать тебя несчастной.
– Я никогда не бываю несчастной, если мне платят.
– А я наоборот: плачу тебе, чтобы не быть несчастным.
– Ладно, поцелуй меня еще сюда, сегодня я тебе сделаю десятипроцентную скидку.
И она снимает «верх». На талии у нее поблескивает тоненькая золотая цепочка. Над правой грудью вытатуирована роза.
– Это настоящая татуировка или переводная?
– Самая настоящая, можешь полизать, она не сойдет.
Еще несколько магнитных бурь, после чего ты снимаешь Тамару цифровой камерой, одновременно интервьюируя ее:
– Скажи мне, Тамара, ты и правда хочешь стать актрисой, или это шутка?
– Это моя мечта, я мечтаю освоить актерское ремесло… наряду с этим.
– А почему ты не стала моделью?
– Да я и работаю моделью – в дневные часы. Как почти все девчонки из «Хмель-бара». Бегаю по кастингам все свободное время. Но сейчас так много девушек и так мало работы; нужно наизнанку вывернуться, чтобы заколотить побольше…
– Нет, я тебя спросил, потому что… ну, в общем, слушай: мне хочется предложить твою кандидатуру для следующей рекламы «Мегрелет».
– О'кей, за это я тебе сегодня сделаю бесплатный минет.
– Даже и не думай! Неужели ты еще не усекла, что перед тобой новый Робин Гуд?
– Это как понимать?
– Очень даже просто: я отнимаю у богатых, чтобы раздавать девкам.
Да, бывали вечера, когда ты раскошеливался на три куска только для того, чтобы целоваться с нею на улице, под дождем, и удовольствие того стоило. Черт подери, еще как стоило!
6
Спустя десять дней в агентстве назначают РРМ (произносится «пи-пи-эм»). Саммит в полном смысле этого слова. Тишина такая, что даже мух не слышно: еще бы, они знают, что, попавшись, рискуют подвергнуться безжалостной содомии. От «Манон» явился сам Альфред Дюлер и троица его отважных мушкетеров; наш «Росс» представляют пара менеджеров, дама-телепродюсер и двое креаторов (мы с Чарли); здесь же приглашенный режиссер по имени Энрике Курдюкул, а с ним целая свита – его парижский продюсер, его депрессивная стилистка, его художник-англичанин и его финдиректриса с «ушитым» лицом. Чарли заключил со мной пари: тот из нас, кто первым произнесет слова «анксиогенный» и «миноризировать», выигрывает обед в «Апиции». Слово берет продюсерша:
– Решения, выработанные на совещании двенадцатого числа, были подвергнуты модификациям. Мы ждем других кастингов, но Энрике в целом одобряет проект вашего агентства. Итак, сейчас мы покажем вам кассету.
Как это всегда бывает на таких важных сборищах, видак барахлит, и никто из присутствующих не может с ним сладить. Приходится вызывать умельца со стороны, ибо четырнадцать человек, сидящих в зале и получающих вместе 6720000 франков (более миллиона евро) в год, не способны включить технику, с которой шестилетний ребенок справился бы одной левой, с закрытыми глазами. В ожидании спасителя, умеющего нажимать кнопку «play», режиссер перечитывает вслух свой проект.
– Нэ нада, стобы дэвуска был слиском красиви, пусть будэт просто молодой, свежи и симпатисни.
Энрике Курдюкул начинал как фотограф в гламурном журнале, после чего стал звездой эстетского рекламного ролика в оранжевых тонах. Он тщательно культивирует свой венесуэльский акцент, ибо эта экзотическая нотка и есть главный залог его успеха (полтыщи других – безработных – режиссеров умеют снимать не хуже его, то есть пользоваться кучей фильтров, делать «смазки» и озвучку в стиле трип-хоп, но они никому не нужны, поскольку их не зовут Энрике Курдюкул).
– Мнэ осень-осень нравится, сто марку видно с первого зе кадра. Esta muy muy importante. Но я сситаю, сто нада оставлять и свобода творсества для актриса.
Его выбрали потому, что Джо Питка был занят, а Жан-Батист Мондино отказался. Все прилежно, как первоклашки, водят пальцами по ксерокопиям его текста. Внезапно без стука входит рабочий в синей спецовке; крякнув, он в один момент включает нам видак.
– Спасибо, Жеже, – говорит Джеф, – что бы мы без тебя делали?!
– Сидели бы в дерьме, – ответствует Жеже, покидая комнату.
Джеф принужденно смеется:
– Ха-ха, уж этот Жеже!.. Ну ладно, давайте смотреть наш кастинг.
И вот четырнадцать «сидящих в дерьме» видят на экране прелестную Тамару, обнаженную по пояс, в черном бюстгальтере от «Wonderbra»; она смотрит прямо в камеру и, покусывая губы, возглашает: «Это моя мечта, я мечтаю заниматься актерским делом… наряду с этим. Бегаю по кастингам все свободное время. Но сейчас так много девушек и так мало работы…» (стоп).
Ты торопливо берешь слово и сообщаешь, что речь идет о любительском кастинге, о случайной съемке исключительно интересной модели, с которой завтра же созвонятся, чтобы сделать настоящие пробы.
Альфред Дюлер спрашивает, возможно ли отретушировать картинку после съемок, чтобы чуть высветлить тон кожи модели.
– Ну разумеется, нет проблем. Мы из нее сделаем чистокровную француженку.
Дюлеровская директриса по рекламе, жирная колбаса в костюмчике от «Zara», первый и последний раз открывает рот, чтобы изречь:
– Главное – пробудить желание.
С ума сойти! Вы только гляньте на всех этих баб, которых никто не трахает и которые тем не менее вкалывают с утра до ночи, чтобы «пробуждать желание» у миллионов потребителей!
Продюсерша заносит в свой блокнот: «ОК Тамара – отзвонить и высветлить лицо».
Альфред Дюлер продолжает:
– Я хотел бы добавить, что мы счастливы сотрудничать с Энрике, звездой нашей рекламы, ведь всем известно, какой это замечательный мастер видеоряда.
(Синхронный перевод: «Мы выбрали послушного режиссера, который не изменит ни слова в нашем сценарии».)
– Да, Энрике, я оценил твое замечание насчет марки товара. Все мы отлично понимаем, что у нас тут не клуб любителей поэзии. Главное, чтобы клиент с первого же кадра увидел на экране логотип «Мегрелет».
– Si, si! Я намэрен делать осень-осень ярки pack-shot.
– Именно так! – подхватывает Джеф. – В целом фильм будет залит солнцем, но солнцем, так сказать, clean – непорочным.
Тут берет слово стилистка:
– Я думаю, все должно получиться прекрасно, лишь бы костюмы не выглядели уныло.
И она трясет перед нами какими-то пестрыми майками.
– Можно подобрать в этом духе – яркие, светящиеся.
– Конечно, – отвечает один из бренд-менеджеров, чтобы оправдать свое присутствие на этом РРМ (а заодно и в самой фирме «Манон»), – разумеется, но нам нужен «внесезонный» стиль, ведь мы будем демонстрировать ролик в течение всего года.
– Возвращаясь к тому, что прозвучало на собрании двенадцатого числа, – добавляет финдиректриса, чья задача – контролировать выход рекламной продукции, оплачиваемой «Манон», критиковать все подряд и снижать затраты (все, кроме своего оклада) – я бы советовала сделать фильм чуть более раскованным, пикантным, что ли…
– Несомненно, – заверяет Джеф, – мы ведь именно так и решили двенадцатого!
Вы только послушайте, как упоенно они токуют – ну прямо тетерева в брачный период! Стилистка стала краснее своих маек.
– Я принесла еще вот эту рубашку…
Все дружно критикуют рубашку – до тех пор, пока не замечают, что их заказчик носит точно такую же.
– Послушайте, – говорит Чарли, – у нас есть общий контракт, но ведь мы можем позволить себе некоторые варианты при съемках, верно?
Взгляды всех присутствующих обращаются к Альфреду Дюлеру-Большой-Вэкакашке.
– Я должен вам напомнить, что авторские права на сценарий принадлежат «Манон», и если при монтаже мы обнаружим изменения, то не возьмем фильм. Нас связывает с вами четкий контракт, и в этом пункте я буду тверд.
– Ну конечно, конечно, – испуганно блеет Джеф, – наше агентство обязуется включить в ролик все, что мы вам сегодня показали.
И так без конца, час за часом. Близится вечер. А ты сидишь и протоколируешь их бредятину усердно, как служебный секретарь – летописец современного кошмара. Ибо данное собрание отнюдь не мелочь в истории Третьей мировой войны.
– Добавить в сценарий наречие «жадно». Это совершенно необходимо.
– А нужны ли нам все тридцать секунд? Разве нельзя поджать планы и уложиться в двадцать?
