Рю Мураками - Война начинается за морем
Мать не может сдержать улыбки, слушая, как ее сынок оправдывает льва: «И зачем мучают зверушек? Ведь они могут обжечься!»
«Балаган какой-то! Хотя когда-то мне это нравилось. Во всяком случае не напрягает… Сиди себе и пялься на полуголеньких барышень в блестках».
Жара становится невыносимой — не цирк, а баня какая-то.
— А это кто, инопланетяне?
— О! Кажется, понравилось… Все-то ему объясни…
— Они белые!
— Ну да, они все в пудре.
— А знаешь, я видел картинку в книжке, и там точно такие же инопланетяне. У них такие же блестящие костюмы!
— А может, и вправду инопланетяне…
— Ты тоже так считаешь, да, пап?
— Но ведь они не могут летать сами по себе… как самолет?
«Как самолет»… На секунду молодой человек вспоминает про сумасшедшую старуху, и у него портится настроение. Но все равно ему очень нравится болтать с сыном.
— Видишь ли, вокруг столько всего… Ну, как игрушек в магазине.
Деду явно мешают его пиджак и галстук. На его лице выступили крупные капли Пота, и невестка спешит подать носовой платок.
— Помнится мне, был такой номер… когда мотоциклист крутился внутри эдакого металлического цилиндра. Хотя тут вряд ли такое увидишь. А может, так теперь никто уже и не делает. Да-а-а, что уж говорить…
— Пап, а откуда тут музыка? Сверху?
— Музыка?
— Я не видел оркестра. Значит, это запись.
— А помнишь, какой был оркестр в те времена?
— Теперь слишком накладно платить еще и музыкантам… А нет, смотри, вон там какой-то музыкант. Правда, он совсем один…
Этот одинокий музыкант в цилиндре и фраке бьет в тарелки каждый раз, когда кому-нибудь из «инопланетян» удается совершить головокружительный прыжок на трапеции. Хуже всего то, что тарелки дребезжат совершенно невпопад, и это обстоятельство отнюдь не придает всему зрелищу шарма. Обычно, чтобы подчеркнуть кульминационный момент номера, на малом барабане исполняли нарастающую дробь — и публика немедленно замирала в ожидании. Но отвратительный звук жестяных тарелок только раздражает.
Цирк наполовину пуст. Кое-где на жестких сиденьицах, обтянутых залоснившейся от времени тканью, устроились влюбленные парочки да несколько пьяных. Кто-то из них, вероятно, и запустил в льва бутылкой, когда тот не стал прыгать сквозь кольцо. Представление остановили, и конферансье принялся рассыпаться в извинениях, попутно объяснив, что швырять всякую дрянь на арену не рекомендуется.
«Вообще-то, — думает молодой человек, — это, с позволения сказать, представление, кошмарная музыка и сомнительные шуточки гимнастов заслуживают не одной, а целого града бутылок».
— Можете говорить тут все что угодно, но я все равно люблю цирк… Не знаю почему, но люблю.
— Совершенно верно — никто не знает, почему он любит.
— А я терпеть не могу, — встревает жена молодого гвардейца. — Отец нарассказал мне всяких ужасов про цирк: они воруют детей, а потом поят их уксусом, чтобы придать телу гибкость и сделать из ребенка акробата… А звери? Они такие несчастные. Малыш прав, этот лев не для того родился, чтобы скакать через всякие дурацкие кольца! Жил бы себе в Африке…
— Папа, а где слон?
— По-твоему, значит, я родился для того, чтобы ходить на работу? Просто все входит в привычку…
— …Ну па-ап!
— Да при чем здесь лев и твоя работа? Это разные вещи.
— Стоит только об этом подумать…
— …Ну почему нет слона?
— Ну я бы не сказал, что можно привыкнуть к прыжкам через огонь и всякому такому… В нашей жизни много чего напоминает это колечко, и к такому не привыкнешь.
— …Ты говорил, что будет слон!
— Вон, смотри, обезьянка на шаре. Смотри, как она одета!
— Не хочу обезьянку! Я этих обезьян сто раз видел. В клетках, напротив кладбища.
— А ты посмотри, эта не похожа на тех, что ты видел. У тех зад черный…
— Да ну их!
— Он хочет слона. Правда, малыш?
— На афише был слон!
Молодому человеку кажется, что слона в этом цирке никогда и не было. На афише… а что афиша? Так, для привлечения зрителей… «И он опять скажет, что я обманщик», — думает молодой человек.
— Слушай, в клетках не было слона, когда мы занимали места?
— Нет, не обратила внимания.
— У меня такое впечатление, что его тут и не было.
— Хватит чушь пороть! Слон не поместился бы в клетку. Да его и не нужно туда сажать, слоны же не хищники…
— Ты говорил, что он будет делать стойку!
Молодой человек обводит взглядом зал и замечает, что публики стало значительно меньше. «Может, кажется? Вроде, когда входили, было не так пусто».
Тем временем акробаты заканчивают свое выступление. Раздаются жидкие хлопки — это жена гвардейца.
На арену выходят три девушки, одетые во что-то напоминающее купальники. Гимнастки на шаре. Огромные красно-белые шары настолько грязны, что невозможно догадаться, из какого материала они сделаны.
Две девушки вспрыгивают каждая на свой шар и, балансируя на верхушке, начинают перебрасываться булавами. Третья, самая маленькая, ложится спиной на наклонную доску, и клоун осторожно ставит ей на ноги еще один большой шар.
Зрители группами тянутся к выходу. «Так и есть, — думает молодой человек. — Народу стало значительно меньше».
Посередине арены устанавливают что-то вроде олимпийского пьедестала почета. Одна из гимнасток спрыгивает со своего шара и поднимается на верхнюю ступень. Музыка резко обрывается, и наступает гробовая тишина. Молодой человек что-то сказал своей жене, и ему показалось, что его услышал весь зал.
Гимнастка, что стоит на подиуме, должна оттуда перепрыгнуть на шар, который держит на своих ступнях лежащая девочка.
В зале ни звука — впервые после провального номера со львом. Тихо так, что можно расслышать хруст попкорна на задних рядах. Все взгляды устремлены на беззвучно крутящийся шар. Даже влюбленные парочки на время прервали свои поцелуи.
Гимнастка на помосте замирает и неотрывно смотрит на шар. Человек в цилиндре уже приготовился ударить в свои тарелки… Вращение шара замедляется, перед глазами скачут полоски: красная, белая, красная… Мальчик забыл о слоне и, затаив дыхание, смотрит на арену…
Тарелки грянули оглушительно, и в тот же миг девушка оказалась на шаре. Удержав равновесие, она становится на цыпочки, словно балерина, мелко-мелко переступая ногами, а шар тем временем продолжает вращаться.
— Браво! Это будет покруче, чем те на трапеции!
— Они, наверное, сестры… Это ж как надо доверять друг дружке!
С этими словами старик в восторге вскакивает с места и горячо аплодирует. Зал тонет в овациях. Обрадованный музыкант лупит что есть мочи в свои тарелки.
— Ну, как тебе, парень? Неплохо, а? Это очень трудный номер!
— А почему раньше никто не хлопал, а теперь все хлопают?
— А попробуй удержаться на таком шарике. Ни я, ни папа так не можем, даже если шар не будет крутиться.
— А вот слон на картинке так мог! И шар был точно такой же!
Девушка спрыгивает с шара, и аплодисменты гремят с новой силой. Теперь хлопают уже всем трем гимнасткам. Старик даже не замечает, что на внука его слова не произвели никакого впечатления. Он так сильно бьет в ладоши, что остальные зрители, воодушевленные его примером, устраивают артисткам повторную овацию. Тем временем гимнастки облачаются в расшитые блестками плащи и кланяются зрителям. Их взгляды останавливаются на семье гвардейца: девушки не могли не заметить старика, который первым оценил их выступление. Самая маленькая из них берет у клоуна прозрачную палочку и направляется к зрительским рядам.
Палочка клоуна оканчивается кольцом, сквозь которое продета золотая ленточка. Поклонившись старику, девушка протягивает палочку ребенку.
— Держи, малыш. Это волшебная палочка. Если ты будешь умницей и будешь слушаться папу и маму, то она исполнит любое твое желание. Но если ты будешь плохо себя вести, она как следует отругает тебя!
Едва девушка успевает проговорить все это, как ребенок разражается ревом.
И немудрено! От девушки сильно пахнет духами, а при ближайшем рассмотрении становится ясно, что она не так уж молода. Ее лицо сплошь покрыто морщинами; сценический грим отваливается крупными кусками. Но ребенок испугался не этого; у девушки отсутствует кисть левой руки. Торчит только ничем не прикрытая культя с узелком на конце, как у связки сосисок.
— Это что же такое? — строго замечает мама. — Ты почему не сказал «спасибо»? Посмотри, какая палочка! И сейчас же поблагодари!
Гимнастка еще раз кланяется всему семейству и спускается на арену, приветствуя зрителей здоровой рукой.
— Ну и что же ты плачешь? И даже не сказал «спасибо» такой красивой девушке!
Но мальчик продолжает реветь. Гимнастки, запахнувшись в сверкающие плащи, покидают арену под гром аплодисментов. Отец молодого гвардейца вдруг встает и заявляет, что ему нужно срочно на улицу.
