Владимир Козлов - Школа
А после того ни разу не засек их за этим делом. Я сплю крепко, редко просыпаюсь, а может, они и перестали. Пацаны говорят, если много пить, как батька, то перестает стоять.
***
Гуляем с Ленкой по городу. Спускаемся к Днепру – не на «детский» пляж, где я малый купался с родоками, а на большой, «взрослый». Сегодня холодно, и на пляже никого нет. Торчат в песке ржавые грибки и деревянные раздевалки, тяп-ляп помазанные голубой краской. На «детском» пляже в раздевалках всегда воняло сцулями, особенно вечером, когда заходил переодеть плавки на трусы и песок под ногами был мокрый – противно даже на него становиться: вдруг это не вода, а сцули?
По Днепру плывет катер, тянет за собой длиннющую баржу с песком. За баржей расходятся волны, на них качаются бычки, пачки от сигарет и куски зеленого от воды пенопласта.
Мы заходим в раздевалку. Сцулями воняет, но не сильно – можно сказать, почти не воняет. Мы сосемся, я лезу к Ленке под куртку – она сегодня в ветровке – нащупываю грудь.
– Смотри, ты мне память оставил, – говорит она, оттягивает воротник и показывает засос на шее. Он уже начал желтеть.
Я спрашиваю:
– Мамаша видела?
Она мотает головой.
– Зачем ей это видеть?
Мы сосемся еще, потом выходим из раздевалки и садимся на скамейку под грибком. Ленка говорит:
– Сергей, а у тебя есть твоя фотография?
– Ну, есть, а зачем тебе?
– Просто так. Принеси мне, а я тебе свою принесу, а?
– Ладно.
На той стороне Днепра, около берега малые пацаны в закатанных до колен спортивных штанах ловят мальков. – Твои вопили, что ты поздно пришла?
– Ага. Достали уже. Ну их на фиг. Скорей бы закончить школу и уйти от них.
– А куда ты после школы уйдешь?
– Замуж. – Она хохочет. – Возьмешь меня?
– Ладно.
С пляжа идем в «Пингвин» есть мороженое. На обоих этажах – и на первом, где коктейли, и на втором, где мороженое, – толпится народ.
Я спрашиваю:
– Ты что будешь, мороженое или коктейль?
– Мороженое.
Поднимаемся на второй, становимся в хвост очереди. Впереди нас, в основном, пацаны с бабами на стреле и малые со своими родоками.
– Сколько себя помню, здесь очереди, – говорит Ленка. – Когда я маленькая была, мы по выходным ходили сюда вчетвером: я, мама, папа и брат. Сначала на первый этаж – по коктейлю с пирожным-корзиночкой, потом на второй – по сто пятьдесят с сиропом. Для меня это такой праздник был. А ты со своими ходил сюда?
– Редко, раза два – после пляжа. Помню, раз пошли с пляжа в музей – его потом на ремонт закрыли, он и сейчас вроде еще закрыт, – потом в парк Горького. Там тогда еще карусели всякие были. Я катался на них, потом – в «Пингвин». Я малый коктейль любил – вообще, как не знаю что. Это сейчас уже по венику – лучше пива забомбить.
Подходит очередь, я беру два по сто пятьдесят с сиропом, в железных вазочках. Ленка ждет за столиком около перил – какие-то пацан с бабой поднялись, и она заняла места. С нашего столика видна вся очередь на первом этаже, и витрина с пирожными, и большие железные аппараты для коктейлей. На аппаратах написано «Воронеж».
Мы съедаем мороженое, потом идем пешком к Ленкиному дому.
Около подъезда она говорит:
– В эту пятницу у меня никого не будет дома. Можешь прийти.
– Короче говоря, ты приглашаешь меня в гости, да?
– Ну, можно и так.
– Хорошо. Во сколько?
– Часа в два.
– Ладно. Зайти с тобой в подъезд?
– Не надо. До пятницы. Пока.
– Пока.
Она идет в подъезд, я – на остановку. У закрытой двери «Спорттоваров» стоят три пацана. Один орет:
– Э, ты! Иди сюда!
Я играю под дурачка – типа, не услышал или это они не мне.
– Э, кому сказано?
Я иду быстрее. Пацаны кидаются ко мне. Я рву ноги к мосту.
– Ну-ка, стоять! – орут они. Я не останавливаюсь и не оборачиваюсь.
– Ты погиб! – орут пацаны. – Еще раз тебя здесь увидим – ты погиб. Считай себя коммунистом.
Поворачиваю голову – они остановились и махают мне кулаками. Я показываю им «отсосите».
***
Сижу на остановке, жду троллейбус, чтобы ехать к Ленке. Подходит Коля-алкаш.
– Привет.
– Привет. Капуста есть? Дай сколько можешь, а то вообще, бля… Ну, ты понимаешь.
Я сую руку в карман, достаю желтой мелочи, сую Коле. Я сегодня добрый.
– Вот спасибо, браток, спасибо тебе большое. Щас пойду – хоть по пиву, а то… Сам знаешь. Жизнь у меня такая: к магазину да к пивбару. Пивбар – вроде как дом родной, бля. Сколько себя помню – столько под пивбаром стою. Не, ну, конечно, не только это. Лазили за Рабочий, еще в школе. Потом хабза на сварщика, потом армия, потом на заводе пахал, пока мастеру ебальник не разбил под пьяный глаз. А там уже только так: магазин – пивбар, магазин – пивбар. Ну, ладно, пошел я. Счастливо, браток. Всех благ.
Коля отваливает, подходит пьяный Батон. Мы здороваемся.
– Ты что, уже с деревни приехал?
– Ага. Бухнуть хочешь? – Батон вынимает из кармана ветровки бутылку с самогонкой. В ней – до половины, и она заткнута газетой.
– Не, сейчас не до этого.
– Не выебывайся.
– Сказал, не буду – значит, не буду.
– Ладно, не хочешь – не надо. Слушай анекдот. Встретились хуй и валенок. Валенок ноет:
«Жизнь хуевая, хожу везде по всякой грязи…»
А хуй ему говорит: «А мне еще хуже – хозяин как начнет сувать в помойку, и сует, пока я не обтошнюсь». А валенок: «А хули ты тошнишь?» – «Так говно же близко». Понял?
– Не сцы, понял. А ты сам понял?
– Ладно, пойду к этому подойду.
Батон подходит к пацану – он раньше был в нашей школе, потом куда-то делся.
– Э, ты, выпить хочешь?
– Нет.
– Не выебывайся.
Подъезжает троллейбус, я сажусь. Смотрю в окно – Батон отходит от пацана и подкалывается к мужику в желтой майке и с дипломатом.
***
Звоню в пятнадцатую. Ленка открывает.
– Привет.
– Привет. Проходи.
Я прохожу. Квартира – точно такая, как наша: однокомнатная, проход на кухню – через комнату. В углу занавеской отгорожена кровать. Возле окна – телевизор, рядом – диван. У стены напротив – стенка.
– А где ты спишь?
– На диване.
Я подхожу к Ленке, поворачиваю ее задом и сжимаю груди, начинаю сосать шею. Она вырывается.
– Что такое?
– Ничего. Давай лучше выпьем. Пойдем на кухню.
На столе в кухне – таз с яблочным вареньем, в нем – большая деревянная ложка.
Ленка достает из шкафа трехлитровую банку. В ней – что-то красное, с осадком.
– Это – домашнее вино. Оно вкусное, я пробовала.
Она достает два стакана по 0,25 и наливает в оба до краев.
– Ну, будем, – говорю я и выпиваю.
– За то, чтобы все было нормально.
Она отпивает и отставляет стакан.
– Ты принес фотографию?
– Принес.
Я вытаскиваю из кармана свое фото на паспорт – оно немного помялось. Она берет его, смотрит, кладет на стол.
– Что, не похож?
– Нет, похож, в общем. А я тебе свое потом дам, хорошо?
– Ладно.
– Налить еще?
– Давай. И себе тоже.
– У меня еще есть.
Ленка наливает мне полстакана, я выпиваю. Она чуть-чуть отпивает из своего.
– Что-то ты слабо.
– Нормально.
Мне дает хорошо.
– А музыка какая-нибудь у тебя есть?
– Есть. Пошли в комнату.
Ленка открывает в стенке бар. Там вместо бутылок – японский маг «Тошиба». Она включает кассету с нерусской музыкой. Мы сосемся, потом идем к дивану, ложимся. Я одной рукой лезу к ней под майку, трогаю груди в лифчике, тяну майку верх, а другой рукой вожу по ногам, задираю юбку.
Юбка уже на животе, видны трусы: резинка, кусок материала – и все. Я пробую их снять.
Ленка говорит:
– Я сама.
Она садится на диване, стягивает трусы и бросает на кресло. Я дергаю пуговицу на ширинке – заела. Вырываю ее на хер, расстегиваю замок и сдираю штаны с трусами. Ленка ложится, раз двигает ноги и рукой направляет мой хуй.
– Только не спускай туда.
– Не бойся.
Диван скрипит, наверно, на весь дом, но мне это до лампочки. Кайф подходит резко и сразу Я выпрыгиваю из Ленки, малофья брызгает ей на живот и на юбку.
Достаю из штанов пачку «Космоса», вытаскиваю сигарету, подкуриваю.
– Тебе дать?
– Не надо. Потом.
Мы лежим на диване, я курю и смотрю в потолок. Балконная дверь приоткрыта, за ней шелестят листья.
– Сережа, ты меня любишь? – спрашивает Ленка.
– Да, – говорю я. Это неправда, но какая разница?
– Я тебя тоже.
Я встаю, выкидываю бычок за балкон, снова ложусь. За стеной орет телевизор. В туалете шумит в трубах вода. Мы обнимаемся и лежим, обнявшись, не знаю сколько – может, час или полтора. Ленка спрашивает:
– Есть хочешь?
– Ага.
– Пошли на кухню.
Она встает, натягивает трусы и поправляет юбку, показывает на пятно малофьи и говорит:
– Придется стирать.
– Сама или тебе мамаша стирает?
– Только белье. Нормальные шмотки я ей не доверяю – еще потом не так повесит, отвисится что-нибудь.
Ленка снимает юбку и идет к шкафу. На ней только голубая майка и белые трусы. Фигура – нормальная, немного худая, но это ерунда. Она находит в шкафу другую юбку – синюю, – одевает ее и идет на кухню. Я вытираю хуй уголком покрывала, одеваю трусы и штаны.
