Дэвид Мэдсен - Шкатулка сновидений
— Что это? Неужто повозка? — внезапно сказал Малкович. — Смотрите! Действительно повозка! Неужели здесь нет моторизированных средств передвижения?
— Похоже, что так, — пробормотал доктор Фрейд.
Это оказалась не повозка, а старомодный, запряженный лошадьми экипаж, величественно плывущий к нам через снежные заносы. Я разглядел кучера, с ног до головы завернутого в огромный плащ, в цилиндре, легонько подстегивающего плетью угольно-черных лошадей. На какое-то мгновение картинка показалась мне волшебной и романтичной, но тут я вспомнил слова доктора Фрейда о романтизме и сентиментальности. Быть может, замерзший до бесчувствия, голодный, забывший собственное имя, я просто искал в сентиментальном вздоре прибежище, чтобы спрятаться от грубой действительности? В конце концов, приближающийся экипаж мог оказаться полон грабителей или даже убийц; или он мог проехать мимо, равнодушный к нашему плачевному положению; или в нем могли сидеть представители закона, явившиеся чтобы арестовать нас за нарушение частных владений, шпионство или — не забудьте про мою юбку! — непристойное общественное поведение. И все-таки… экипаж, медленно едущий по снегу сквозь безмятежную, темную тишину зимней ночи, на горизонте мерцают городские огни, в небесах — тусклая, но ясная луна — да, такой могла быть одна из картин Каспара Дэвида Фридриха, о которых говорил доктор Фрейд. На самом деле, я даже жалел, что это не так.
— Он собирается остановиться! — крикнул Малкович. — Они нас заметили!
— Вообще-то, — задумчиво произнес доктор Фрейд, — мне кажется, что они ждали нас.
Я с тревогой посмотрел на него.
— Эй, вы! Вы, там!
— Он имеет в виду нас! — прошипел Малкович. Экипаж подъезжал все ближе и ближе, и теперь мы слышали стук-перестук лошадиных копыт, приглушенный толстым снежным ковром. Затем, когда возница натянул поводья, лошади пошли медленнее. Они оскалили желтые зубы. От их величественных боков поднимался пар. Экипаж, несомненно, производил впечатление, на каждой двери красовался впечатляющий золотой герб. Лошади тряхнули величавыми головами и заржали, их дыхание серебрилось в холодном ночном воздухе. Наконец они остановились.
Кучер посмотрел вниз, на нас. Он был тощим, с впалыми щеками, на лице выделялись косматые усы.
— Я ехал на станцию, — произнес он голосом, таким же печальным, как и его облик. — Я думал, что вы должны быть там. Вы что, не поехали на поезде?
— Этот вопрос лучше задать ему! — ответил я, мрачно взглянув на Малковича.
— Потом я увидел вас, бредущих по снегу, и решил подобрать. Или вы хотите пройтись?
— Нет, вовсе нет! — вскрикнул доктор Фрейд.
— Тогда вам лучше забраться внутрь.
— Но куда мы направляемся?
— В резиденцию графа, куда же еще! Он уже несколько часов как ждет вас. Так вы садитесь или нет?
Мы с благодарностью забрались в теплое, пахнущее кожей и лаком нутро экипажа. Зажатый между хрупким, сухим доктором и необъятным, зловонным Малковичем, я стыдливо натянул юбку на колени, точно скромная, благопристойная библиотекарша или подозрительная старая дева. И так мы отбыли.
3
«Резиденция графа» — кем бы этот граф ни оказался — представляла собой большую, импозантную городскую виллу в конце широкой улицы, обсаженной деревьями и освещенной симпатичными коваными газовыми фонарями. Когда мы остановились, из массивных дверей главного входа высыпали слуги, в том числе несколько горничных; они бросились вниз по ступеням, готовые принять наш багаж. Излишне напоминать, что его у нас, конечно же, не было. Удивленные и смущенные, слуги столпились вокруг, размахивая руками и кланяясь, улыбаясь и жестикулируя, не зная, что же им делать дальше, если нести в дом нечего.
— Сэры, добро пожаловать в замок Флюхштайн! — уважительно произнес высокий мужчина в униформе, чей взгляд казался менее беспомощным, чем у остальных. Я решил, что это, должно быть, мажордом, или дворецкий, или кто-нибудь в таком роде. Кроме того, мне пришло в голову, что невероятно претенциозно называть городскую виллу — пускай даже очень внушительную — замком Флюхштайн. Или, если уж на то пошло, вообще замком.
— Граф Вильгельм скоро будет. Вы прибыли как раз к обеду, который подадут в восемь, как обычно.
Ну что ж, теперь мы хотя бы знали имя графа.
— Обед? Вы сказали, обед? — взволнованно воскликнул Малкович. И вряд ли стоило винить его — я сам находился на грани голодного обморока.
— Да, сэр. Скончавшуюся графиню сегодня не ждут.
— Скончавшуюся графиню? — переспросил доктор Фрейд. — Графиня умерла?
— Слава Богу, нет, сэр! Просто она, как я сказал: скончавшаяся. Она всегда опаздывает на все встречи, важные или незначительные, появляется только к концу. Поэтому ее прозвали скончавшейся графиней. Это, можно сказать, семейная шутка. Вырвалось, сэр. Я забыл, что вы посторонние. То есть, конечно, не совсем посторонние…
— Что вы имеете в виду?
Но тут появился граф — массивная, напыщенная, плешивая личность, одетая в смокинг с бесчисленными украшениями на лацканах; он курил толстую, дорогущую на вид сигару. Его лицо словно состояло из одних складок: жирные, дряблые щеки, многочисленные подбородки; темные, как изюминки в сдобной булке, глаза неопределенного цвета — возможно, карие, хотя издали об этом было трудно судить. Лоснящиеся губы — алые, полные губы, типичные для гедониста[19], обжоры и скрытого извращенца. Я не утверждаю, что граф действительно принадлежал к ним, просто, судя по внешнему виду, мог бы. Он вытирал щеки затейливо вышитым носовым платком и, несмотря на холод, казался красным и разгоряченным. Наверное, в доме было жарко?
— Ага! — крикнул он, засовывая платок в карман и быстро потирая руки. На его пальцах, похожих на сосиски, я заметил несколько тяжелых сверкающих колец. — Значит, вы наконец-то здесь! Я уже начал беспокоиться. Все в порядке, вы в безопасности? Слава Богу, вам не встретились волки и маньяки с ножами!
Малкович посмотрел на меня и самодовольно ухмыльнулся.
— Мы в полном порядке, — ответил доктор Фрейд, как будто во всем происходящем не было ничего плохого. Однако все было отнюдь не в порядке: я не знал, кто я такой, не помнил, куда направляюсь, Малкович лишился поезда, путешествие доктора Фрейда оказалось неожиданно прерванным странными событиями, из чего следовало, что он не попадет на свой важнейший конгресс по диморфным заболеваниям — черт побери, неужели этого недостаточно?!
Граф Вильгельм протянул руку с изысканным маникюром.
— Доктор Зигмунд Фрейд, — доктор Фрейд взял ее в свои сухие, испещренные коричневыми пятнами пальцы. — А это Малкович.
— Превосходно! Думаю, я читал ваше «Толкование сновидений», доктор. Конечно, только в переводе, но, должен с радостью сообщить, сладострастный дух полностью сохранен. Естественно, не другую книгу другого Фрейда! Ха-ха!
Затем, повернувшись ко мне, граф с лучезарной улыбкой произнес:
— Ну а вы, мой дорогой молодой человек, конечно же, можете не представляться!
— Нет?
— Конечно, нет!
— Хендрик, — осторожно сказал я.
— Да, да, конечно же! Но что же я, все говорю и говорю, держа вас на холоде? Пожалуйста, мои достопочтенные гости, добро пожаловать в мой дом!
Похоже, графа совершенно не смутил тот факт, что у нас не было багажа, хотя я заметил, как он пару раз с любопытством покосился на мою юбку. Через внушительные двери он провел нас в прихожую, а за нами следовало перешептывающееся стадо слуг. Пол устилали черно-белые мраморные ромбы, с верхних этажей спускалась огромная лестница; полдюжины отполированных дубовых дверей с латунными и хрустальными ручками, по-видимому, вели во внутренние комнаты — наверное, и в библиотеку? В таком месте должна быть библиотека. А также комната для курения, столовая и гостиная, элегантно украшенные в меру дорогим антиквариатом.
Я, как только мог незаметно, огляделся по сторонам — и, к своему огромному удивлению, обнаружил, что стены шестиугольной прихожей увешаны головами не оленей, не медведей и даже не лис, а коров. Коров?
— Я вижу, вы любуетесь моими трофеями, — заметил граф.
— Ну… да. Думаю, за ними нетрудно охотиться.
— Тут вы ошибаетесь! На самом деле, некоторые из этих коров могут впадать в ужасную свирепость, особенно если знают, что к ним подкрадываются. Их мычание страшно, словно вопли пропащих душ. Скажу вам, у меня от него всегда мурашки по коже!
— Правда?
— За последний сезон мы лишились нескольких наших лучших молодых людей — их убили впавшие в неистовство, разъяренные коровы. Одному почти оторвали голову, а бедный Густав остался без значительно части своего свадебного оборудования, но выжил.
— Выжил?
— Да! Поэтому я и сказал бедный Густав. Как нормальному мужчине жить дальше после этого, а? Так сказать, ни лечь, ни встать! Ха-ха!
