Чак Паланик - Рэнт: Биография Бастера Кейси
Глевда Хендерсен (соседка): Боже, боже! Все дети — у кого пальцы, у кого руки по запястье, у кого по локоть и даже выше — в крови. Измазаны все костюмы: пиратов, фей, бродяг — все измазаны. Все в крови, уже не красной, она запеклась и почернела. Дети трогали торт и запачкали кровью ванильную глазурь. Оставили кровь на черпаке для фруктового пунша и на апельсине, с которым играли в «Передай апельсин». А после «Свистящих крекеров» все крекеры были в бурых отпечатках.
По бетонному полу из черного туннеля тянется много-много маленьких отпечатков кроссовок и сандалий, клейких и кровяных следов. Лоуэлл Ричардс, учитель старших классов, берет у кого-то фонарик и идет разбираться.
Шериф Бэкон Карлайл (детский враг Рэнта): Это хуже, чем самые ужасные снимки с места преступления, какие показывают полицейским!
Луэлла Томми: Люди говорили, когда родился Бадди, Айрин Кейси принесла домой и заморозила свой послед. И мне сначала подумалось, что Бадди развесил там экспонаты: «Повешенный», «Призрак», «Взгляд в ад» и «Плацента Айрин Кейси»...
Слава Богу, я ошиблась — но ненамного.
Полк Перри (сосед): Догадайся я, что Рэнт Кейси задумал, ни за что не продал бы этому хулигану глаза! А вышел верный знак, что из мальчика вырастет убийца.
Лоуэлл Ричардс (учитель): Рэнт Кейси в темноте берет за руку мальчика Хендерсенов и кладет в разные миски. Я высвечиваю фонарем кровь, густую как пудинг. Легкие с бойни: свиные и бычьи, серые, комковатые. Скользкие серые мозги, перемешанные и помятые. Кишки и почки вывалены прямо на пол.
В салатнице покачиваются глаза разных размеров. Коровьи, свиные, лошадиные, все таращатся в потолок, все в кровавых отпечатках пальцев. И эти кошмарные отходы нагреваются и начинают вонять — почки, мочевые пузыри и целые противни кишок.
Полк Перри: Говорят, там творился настоящий ужас. Повсюду — отрезанные языки.
Лоуэлл Ричардс: Я смотрю и вижу, как Рэнт Кейси открывает ладонь мальчика Хендерсенов и кладет в нее что-то блестящее и темное со словами: «Это сердце...»
Огромное сердце мертвой коровы.
А мальчик хихикает, глаза у него завязаны, и сжимает рукой сердце. Из отрезанных сосудов сочится кровь.
Боуди Карлайл: Жутковато, конечно, но мы превратили зубы в золото, а золото — в глаза. Все в жизни — либо плоть, либо деньги, и нельзя иметь и то, и другое сразу. Это как быть одновременно живым и мертвым. Невозможно. Приходится выбирать.
Шериф Бэкон Карлайл: Ну, Кейси есть Кейси. Он, конечно, сделал вид, что все не нарочно. Мол, он думал, что так и делают «дом с привидениями». Мол, столь уважаемые и высокочтимые столпы общества, как взрослые скаутмастеры, не стали бы обманывать маленьких детей. Так все Кейси умеют — прикинуться дурачками. Сказал, что дети всегда с нетерпением ждут, когда им дадут потрогать мозги и легкие. А трогать тухлые макароны, говорит, совсем не страшно. Его послушаешь, так наш обычный, дедовский «дом с привидениями» из винограда и пищевых красок покажется чем-то стыдным и неправильным.
Лоуэлл Ричардс: Рэнт Кейси не был злым мальчиком. Он всего лишь искал вокруг что-то настоящее. В наше время дети растут оторванными от мира, они подключаются к чужим жизням и переживают эмоции других людей. Приключения с чужого плеча. Мне кажется, Рэнт хотел, чтобы у всех было хоть одно настоящее приключение. Вместе, всей общиной. Чтобы это всех объединило.
Когда вся деревня смотрит один и тот же старый фильм или подключается к одному «пику», этого мало. А вот когда дети пришли домой в костюмах, измазанных кровью, и неделю под ногтями у них чернело и волосы воняли, — разговоров было! Радости большой я не заметил, но зато все начали общаться и поняли, что они вместе.
В Миддлтоне случилось то, чего не было никогда и нигде.
Шот Даньян (автосалочник): Рэнта бесили не только искусственные переживания. Еще эти фермерские дети, которые разоделись солдатами, принцессами и ведьмами. Торт с искусственным запахом ванили. Урожай, которого уже давно не бывает. Фруктовый пунш фабричного изготовления. Ритуал ублажения духов или что там еще за дерьмо принято делать на Хэллоуин. И люди, которые его соблюдают без всякого понятия. Рэнта бесила вся эта долбаная фальшь.
Из полевых заметок Грина Тейлора Симмса (Историка): Африканцы не верят в Зубную фею. Вместо феи у них Зубная мышь. В Испании — ratoncito Perez. Во Франции — La Bonne Petite Souris. Крошечный волшебный грызун, который крадет зубы и взамен оставляет мелкие деньги. У некоторых народов выпавший зуб нужно прятать в змеиной или крысиной норе, чтобы его не нашла ведьма. В других культурах дети бросают зуб в горящий костер, а потом, когда пепел остынет, ищут в нем монетки.
Поверив в Санта Клауса, в Пасхального кролика и наконец в Зубную фею, Рэнт Кейси понял, что эти мифы — не просто красивые сказки и обычаи, призванные развлекать детей либо контролировать их поведение. Каждый из этих обычаев предлагает ребенку поверить в невозможное в обмен на вознаграждение. Каждый представляет собой все более сложное испытание, которое развивает веру и воображение. Первое испытание — поверить в волшебного человека и получить в награду игрушку. Второе — поверить в волшебное животное и получить за это лакомство. Последнее испытание — самое сложное, и вознаграждение самое абстрактное: поверить в летающую фею, которая приносит деньги.
Человек — животное — фея.
Игрушки — сладости — деньги.
Происходит нечто любопытное: вера и доверие переносятся с сияющей волшебной феи на невзрачные потертые монеты. От прозрачных крылышек мы переходим к пятицентовикам... десятицентовикам... и четвертакам.
Так ребенка по мере роста побуждают проявлять все новые чудеса воображения и веры. Начиная с Санты в раннем детстве и заканчивая Зубной феей, когда появляются взрослые зубы. Выражаясь проще, начиная с детской веры в то, что все возможно, и заканчивая абсолютным доверием к национальной валюте.
Шот Даньян: «Бесило» — не то слово. Вся фальшь и реальность смешались: дешевые конфеты стали на вес золота. Золото стоит как сахар. Макароны выдают за мозги, а взрослые клянутся, что Зубная фея — настоящая. И даже такой странный всеобщий бред, как Санта Клаус, дает половину годового дохода от розничной продажи. Какой-то мифический толстый козел — двигатель всей экономики. Нет, это еще хуже.
В тот вечер Рэнт Кейси, пусть еще маленький, просто хотел чего-то настоящего. Даже если настоящее — это вонючая кровь и кишки.
Из полевых заметок Грина Тейлора Симмса: Каждая праздничная традиция — это стимул когнитивного развития, сложная задача для ребенка. Несмотря на то что большинство родителей не осознают эту функцию, они все равно ее выполняют.
Рэнт также понимал, что от того, как ребенок расстанется с иллюзиями, зависит, как он сможет использовать приобретенные навыки.
Ребенок, который не получил стимула в виде Санта Клауса, возможно, так и не научится пользоваться воображением. Для него будет существовать лишь буквальное и осязаемое.
Ребенок, которого грубо лишили иллюзий сверстники или другие дети в семье, осмеяли его веру и фантазию, может принять решение никогда ни во что не верить — как в осязаемое, так и в неосязаемое. Не доверять и не изумляться.
Ребенок же, который отказывается от иллюзий, связанных с Санта Клаусом, Пасхальным зайцем и Зубной феей самостоятельно, получает самые важные навыки. Он познает силу своего воображения и веры и научится создавать собственную реальность. Он станет собственным авторитетом. Он будет определять природу своего мира. Собственное видение. И силой своего примера он сможет создавать реальность для других: тех, кто не умеет воображать, и тех, кто не умеет доверять.
Преподобный Кертис Дин Филдс: Как бы ни был деревянный пол обработан, хоть воском, хоть лаком, он все равно держит запах: Светлый кедр, зашпунтованные доски, как у нас в зале фермерской ассоциации, — и до конца лета по запаху было слышно, что произошло. Жара. Едва одного ребенка — Доррис Томми, кажется, — стошнило тортом, как от вони стало выворачивать остальных.
Дэнни Перри (детский друг Рэнта): Там была сплошная кровь и рвота, весь пол словно в клейком ковре. Кровь и рвота. Говорят, именно тогда Бастера Кейси прозвали Рэнтом. Потому что каждый ребенок сгибался и кричал то же самое. «Рэ-э-энт!» И вот вам ванильный торт с глазурью. «Рэнт!» И выблевывают фиолетовый фруктовый пунш.
Миддлтонец, если заболеет или перепьет и мучается тошнотой, до сих пор говорит: «Кажется, ко мне идет Рэнт».
Боуди Карлайл: До того, как уехать в город, Рэнт отдал мне двадцать четыре галлоновых молочных бидона, доверху полных зубов. От крошечных детских до дедовских, вытащенных из сундуков и заветных коробочек. По моим подсчетам, в чемоданах, которые он потащил в город, были одни золотые монеты.
