Эмиль Золя - Собрание сочинений. Т. 14. Деньги
Еще более любопытна была карьера Миреса. Так же как Перейры, в начале своей деятельности он не имел ничего, но благодаря рискованным и счастливым спекуляциям вскоре стал ворочать многими сотнями миллионов. Железные дороги, промышленные предприятия, рудники, пароходства, строительство жилых домов, займы иностранным государствам, операции, охватывавшие Европу и Ближний Восток, сделали его на несколько лет самой заметной фигурой в финансовом мире Европы. В его руках находилась значительная часть прессы, которая помогала ему осуществлять его грандиозные и рискованные предприятия. 1860 год был апогеем его славы. Затем стало известно, что он скупает свои собственные акции, ревизия обнаружила какие-то неправильности в ведении дел, громадные предприятия рухнули, а сам Мирес был арестован и приговорен к пяти годам тюремного заключения. Разумеется, выгоду из этого извлек Ротшильд.
И Перейры и Мирес после краха утверждали правоту и законность своих спекуляций. В частности, Мирес в нескольких сочинениях оправдывал практику акционерных обществ, которую он считал сугубо демократической и прогрессивной.
Золя воспроизвел в своем романе атмосферу этих фантастических биржевых «оргий». И Перейры и Мирес послужили для него материалом при разработке характера и тактики его главного героя.
Из биографии Миреса, обладавшего буйным темпераментом и в минуты увлечения доходившего иногда до рукоприкладства, заимствован один из самых «натуралистических» эпизодов романа, ссора Саккара с Делькамбром. Под именем Делькамбра изображен известный в свое время адвокат Шедетанж, выступавший еще в 30-е годы в шумных литературных процессах на стороне предпринимателей. При Второй империи он занимал должность генерального прокурора Парижского суда. Мирес играл в этой ссоре роль, которую Золя отдал Саккару. Сцена ссоры воспроизведена в романе приблизительно так, как ее рассказывали сплетники 1860-х годов. Шедетанж отомстил Миресу после того, как тот потерпел крах и попал в руки правосудия. Нравы Империи и психология ее деятелей в этом эпизоде вскрываются с поразительной яркостью. Фигура генерального прокурора, отмщающего за свои отвратительные обиды своею властью сановника, одновременно и живописна и показательна.
Золя совсем не знал биржевого дела, когда решил писать свой роман. Он стал изучать материалы и консультироваться со специалистами. Большую помощь оказала ему книга Эрнеста Фейдо («Мемуары биржевика»), бывшего биржевого служащего, а затем известного романиста, слывшего во время Второй империи одним из самых выдающихся «реалистов». Много полезных сведений дал ему издатель Эжен Фаскель, тоже когда-то работавший на бирже. Золя беседовал и с крупным биржевым деятелем Жоржем Леви, у которого также добыл много интересного. Золя и сам посещал биржу и в своих черновых заметках подробно описал ее внутренние помещения и шумы: общий неясный гул, шарканье ног, голоса, раздающиеся в разных местах биржи и выкрикивающие непонятные для непосвященного слова, — целую симфонию, которую он пытался воспроизвести в романе.
Он долго размышлял о том, кого сделать главным героем. «Наверно, нужно предпочесть какого-нибудь бедняка, который служит у банкира-еврея, знакомится у него с делом, потом сам становится банкиром». Очевидно, эта первоначальная мысль была навеяна биографией Перейра. Затем Золя решил сделать героем Аристида Саккара, уже знакомого читателю по второму роману серии — «Добыча».
Саккар придумал себе имя, весьма для него подходящее: по-французски оно значит «грабитель». С таким именем, говорит его брат-министр, можно попасть на каторгу или заработать миллионы. Унаследовав от своей матери Фелисите Ругон честолюбие, он полон буйных вожделений, как и его отец, и это мешает ему в делах. Саккар обладает психологией, довольно характерной для «пирата биржи» и развивающейся на благодатной почве Империи.
В образе Саккара заключена целая философия, которую он и излагает в своих речах. Он убежден в том, что смысл жизни заключается в наслаждении. Таков, по его мнению, закон природы. С ним нельзя бороться, но нужно признать его и свободно следовать его велениям, отбросив ложные запреты христианской морали. Добродетель, честность, самопожертвование — все это выдумки, мешающие человечеству в его погоне за наслаждением.
Саккар развивает так называемую «философию успеха».
В спекуляции, утверждает он, заключается приманка жизни. Это вечное желание, заставляющее бороться и жить. А потому — долой законы! Они созданы для тех, кто не может их обойти. Всякое средство годится, если оно приводит к успеху. Свое откровенное мошенничество Саккар прикрывает правом сильного, борьбой за существование.
Еще в пятом романе серии, «Его превосходительство Эжен Ругон», Золя изобразил в своем герое такого «сильного» человека, который является просто ловким мошенником крупного плана. «Сильных» людей, менявших свои убеждения ради власти и денег, во время Империи было сколько угодно. Таковы были герцог Морни, Барош, Парье, таков был и Эжен Руэр, прототип Эжена Ругона. Молодежь, воспитанная в атмосфере Империи, восхищалась Анри де Марсе и Вотреном, героями Бальзака, а Флобер еще в 1869 году, в «Воспитании чувств», говорил о «практических молодцах, стремящихся к выгоде и беснующихся как каторжники». Основная мысль, которая проходит сквозь все эти произведения, заключается в том, что «сильная» личность неизменно оказывается слабой и терпит полное и безнадежное поражение. «Спекуляция губит только неумелых», — говорит Саккар. Но она погубила и его, искусного, и не потому, что у него не хватило миллионов.
Взгляды Саккара были естественным выводом из философии, развивавшейся еще в 1820–1830-е годы бонапартистом А. Тьером в «Истории консульства и империи» и В. Кузеном, философом-идеалистом, в его трудах по философии истории. Эта теория стала почти официальной во время Второй империи. Ее высказал и сам император в своей «Истории Цезаря», в которой он оправдывал свой переворот и свой деспотизм.
Преступление 2 декабря 1851 года и все избитые идеи бонапартизма вели к отрицанию нравственности, к апологии удачливого преступника. Лихорадочная атмосфера Империи с ее культом наживы и наслаждений, с торжеством чистогана, с извращением всех понятий общественных, нравственных и политических, тесно связана с бонапартизмом. Виктор Гюго в «Наполеоне Малом» напоминал о том, какое влияние может оказать пример преуспевшего императора на мораль бедняка, не говоря уже о морали стоящих у власти. Государственная власть Наполеона III была, по словам Маркса, «…самым вопиющим скандалом этого общества, рассадником всяческой мерзости»[2].
Эти вопросы оставались актуальными и в 1891 году, когда Золя писал свой роман. Именно в это время с особенной силой распространяется во Франции имморализм, выступающий в разных формах и пользующийся различными аргументами. Одним из таких аргументов оказалась теория естественного отбора. Возникает так называемый социал-дарвинизм. Борьба за существование, открытая Дарвином в биологическом мире, была механически перенесена на общественную жизнь и послужила оправданием порабощения народов, эксплуатации классов и любых «удачных» насилий. Золя полемизирует с этой теорией образом своего главного героя.
Итак, Саккар не только характеризует биржевого деятеля, — он становится символом целой эпохи в ее политических, нравственных и философских тенденциях.
В каждом романе своей серии Золя особенно пристально изучал какую-нибудь одну группу общества или одну общественную проблему: рабочее движение в «Жерминале», клерикализм в «Завоевании Плассана», аграрный вопрос в «Земле», алкоголизм в «Западне». И всякий раз данная общественная проблема рассматривалась в некотором отрыве от всех других, сама по себе, как особая болезнь, которую можно излечить особыми средствами.
В романе «Деньги» все поступки и все бедствия людей определены деньгами. Гибели избегают только те, кто деньгами не интересуется или зарабатывает их честным трудом. «Деньги, подобранные в крови и грязи», — таков один из лейтмотивов романа. «Ах, эти деньги!» — вздыхает Каролина, и этот возглас проходит сквозь все произведение.
Однако в представлении Золя деньги играют двойную роль: вместе со злом они приносят и пользу. «Я показываю деньги как силу, все еще необходимую, так как она и до сих пор является фактором цивилизации и прогресса», — пишет он Сантен-Кольфу, а в черновых заметках напоминает себе — показать деньги в их двойной роли: разрушительной и созидательной.
Саккар, этот «бич божий», губящий тысячи доверившихся ему людей, является в то же время деятелем «цивилизации и прогресса». На деньги, вынутые из карманов акционеров, сооружены заводы, железные дороги, целые караваны кораблей, чтобы призвать древний Восток к новой жизни. К тому же Саккар со страстью отдается благотворительным предприятиям. Наряду с биржей возникает в романе Дом трудолюбия, в котором Саккар предстает совсем в другом виде. Посреди хора проклятий раздаются голоса, прославляющие доброту его сердца и его незаинтересованную щедрость.
