Г. Осипов - Общество знания: Переход к инновационному развитию России
Поворот в сознании выразился в языке. Раньше в русском языке четко разделялись понятия производство и добыча. В производстве человек создает новое, частицу мира культуры. При добыче человек изымает из природы то, что она создала без усилий его рук и ума. Поэтому говорилось «производство стали», но «добыча нефти». Когда старое мышление было отброшено, стали говорить «производство нефти». Важнейшее мировоззренческое различение было стерто. Инновационный и сырьевой тип экономики стали почти неразличимы. Это был важный сдвиг в общественном сознании.
На первый взгляд может показаться, что мировоззрение и экономические теории не играют особой роли в судьбе страны, но это неверно. «Путь развития» должен быть легитимирован культурой. Если мы не видим разницы между получением денег от производства и от добычи, если одобряем «прибыль сегодня» как высший критерий политики, то призыв к восстановлению производства не будет принят обществом. Инерция в мировоззрении укрепляет инерцию «сырьевого пути».
Приравнивание добычи к производству уже глубоко вошло в сознание. Даже экономисты оппозиции приняли этот язык и говорят о том, что надо изъять в пользу общества у олигархов «природную ренту». Но прибыль от месторождений нефти нельзя считать рентой, ибо рента — это регулярный доход от возобновляемого источника. Земельная рента создается трудом земледельца, который своими усилиями соединяет плодородие земли с солнечной энергией. По человеческим меркам это источник неисчерпаемый.
С натяжкой, природной рентой можно считать доход от рыболовства — если от жадности не подрывать воспроизводство популяции рыбы. Но доход от добычи нефти — не рента, ибо это добыча из невозобновляемого запаса.
Английский экономист А. Маршалл в начале XX в. писал, что рента — доход от потока, который истекает из неисчерпаемого источника. А шахта или нефтяная скважина — вход в склад Природы. Доход от них подобен плате, которую берет страж сокровищницы за то, что впускает туда для изъятия накопленных Природой ценностей. В 90-е годы этот страж впустил в сокровищницу России расхитителей. И проблема вовсе не в том, как разделить доход. Нефть для народного хозяйства — это жизнь для народа России, ибо при замене лошади трактором нефть многократно окупается фиксацией энергии Солнца. Изъятие нефти для мирового рынка — это, после некоторого предела, угасание России.
Как мы видели в последние три года, изъятие «нефтяной ренты» в виде налогов и платы за лицензии мало что изменило в положении России. Да, государство получило очень много денег — но где они? Деньги за нефть приходится оставлять на Западе и тратить на потребление, а не вкладывать в отечественное хозяйство. Дело в том, что каждый вложенный в России доллар оживит какое-то производство, а оно потребует расходов энергии. Это ставит под угрозу способность России гарантировать бесперебойные поставки нефти и газа, что для Запада недопустимо. Вот и приходилось Грефу изобретать фантастические оправдания того, что экономику страны правительство держит на голодном нефтяном пайке, а нефтедоллары «стерилизует» в Стабилизационном фонде.
Но этого ни власть, ни общество как будто не замечают. Аутизм общественного сознания в РФ — фундаментальное препятствие для перехода к инновационному пути развития. Поскольку строительство «общества знания» есть, прежде всего, строительство ядра когнитивной системы общества, здесь — важнейшее исходное условие при проектировании этого строительства.
Вторая сторона нашего кризиса — тяжелая культурная травма, которую пережило все население при разрушении советского жизнеустройства и расчленении страны. Следствием стала демографическая катастрофа (рис. 17).
Рис. 17. Естественный прирост (убыль) населения РСФСР и РФ с 1970 г. (на 1000 человек)
Переход от стабильного прироста к стабильному вымиранию — результат изменения пути развития России. Изменить это при помощи косметической коррекции невозможно, требуется принципиальная смена вектора. Инновационный тип хозяйства возможен только при спокойной уверенности людей, соединенных в сложной совместной работе — в «обществе знания», границы которого совпадают с национальными границами. Ученый, инженер, рабочий и множество других работников должны иметь высокую мотивацию, ее не заменить ни рублем, ни страхом. Создать условия для этого — трудное дело, и пока нет признаков поворота к нему.
Почему так высока смертность мужчин трудоспособного возраста? Почему такой уровень пьянства, такой всплеск числа разбоев и грабежей, такая аномально высокая доля детей, родившихся вне брака? В 2005 г. на конференции «Медико-социальные приоритеты сохранения здоровья населения России в 2004-2010 гг.» директор ГНЦ социальной и судебной психиатрии им. В. П. Сербского, бывший министр здравоохранения РФ Т. Дмитриева сообщила, что уровень психических расстройств с начала 1990-х годов увеличился в 11,5 раз. Растет и смертность, и тяжелая заболеваемость, связанная с психическими расстройствами. В частности, 80 % инсультов в стране происходит на фоне депрессий. Все это — признаки тяжелой духовной болезни.
Чтобы совершить переход к инновационному развитию, надо сначала произвести реабилитацию всего общества, устранить источники стрессов, успокоить людей. Происходит же обратное, нам все время пророчат экономические и социальные потрясения, от которых обывателю некуда спрятаться. То надо устраивать ТСЖ и отдавать дом в руки каких-то неведомых компаний, о которых тут же говорят, что это жулики. То сообщают о планах ввести обязательное страхование жилья в размере 3 % его рыночной стоимости, то намекают, что в Пенсионном фонде нет денег, что стариков в России переизбыток и молодые не желают их «кормить». Телевидение, в том числе государственное, целенаправленно задает в обществе очень высокий уровень нервозности. На инновационном развитии это ставит крест.
Культурный кризис подавляет творческие импульсы. Признаком этого служат снижение квалификации работников, ориентация на «легкие» деньги, низкий престиж тяжелого непрерывного труда, увлечение дешевой мистикой. А со стороны государства и «собственников» — низкий уровень инвестиций в науку и техническое творчество. Даже, можно сказать, общая неприязнь к производству. Правящий слой всей душой тянется к торговле, финансам и праву.
За 90-е годы разрушена большая система, в которой и существует инновационный процесс. Не деньгами он жив, а людьми. Взглянем снизу: очень большая доля фундаментальных открытий, порождающих инновации, берет начало от рабочих, замечающих аномалии в поведении материала или в ходе технологического процесса. В советской системе рабочие сообщали о своих наблюдениях инженеру, в БРИЗ (бюро рационализации и изобретательства), работникам отраслевого НИИ, посещающим завод. Через них импульс шел в НИИ АН СССР, оттуда приезжали посмотреть на аномалию — и по той же ткани человеческих и институциональных отношений шел обратный поток инновации. Сейчас вся эта ткань изорвана в клочья, многих ее кусков вообще нет. Так, разрушена система подготовки квалифицированных промышленных рабочих — для всей химической промышленности РФ в 2005 г. система профессионально-технического обучения подготовила 600 рабочих.
Более того, общество вообще потеряло интерес ко всему этому. Скажите «Стаханов» — и в ответ равнодушие или смех. Неинтересен сам факт, что этот шахтер сделал важное открытие, выразил его в простых словах и произвел инновационный проект, позволивший ему выполнить в забое 14 норм (см. О.З.: История… разд. II, гл. 1). Освоение принципов этого проекта, даже его философии, стало основой стахановского движения. Спросите сегодня молодого рабочего, близко ли ему это?
Инновационный тип хозяйства возможен только при коллективном духовном подъеме людей, соединенных в сложной, высокоорганизованной совместной работе. Вызвать такой подъем — исторический вызов для нынешнего поколения, и надо ему соответствовать уровнем мысли, способностью верно оценить структуру и масштаб вызова.
Главным двигателем развития инновационная деятельность может быть лишь в том случае, если научное сообщество и инженерный корпус становятся частью национальной элиты — как в системе статусов, так и по материальным стандартам жизни. При этом важен не столько абсолютный уровень потребления, сколько ранг в шкале статусов. Именно так происходило ускоренное научно-техническое развитие в СССР до 70-х годов. Как только статус научно-технической интеллигенции относительно понизился, произошло ее «отщепление» от государства, что во многом предопределило поражение СССР в холодной войне. Пока что такого явного раскола между интеллигенцией и государством в России нет потому, что велика инерция овладевшей умами интеллигенции либеральной утопии. Этот ресурс близок к исчерпанию.