Маргарет Рэдклифф-Холл - Колодец одиночества
Когда она вернулась, там был врач; он очень серьезно говорил со Стивен:
— Двухстороннее воспаление легких, довольно тяжелый случай — у девушки такое слабое сердце. Я пришлю сиделку. Как подруга, от нее может быть польза?
— Я помогу с уходом, если она не сможет, — сказала Мэри.
Стивен сказала:
— Вы все поняли по поводу счетов — за сиделку и за все остальное?
Врач кивнул.
Они заставили Джейми поесть:
— Ради Барбары… Джейми, мы здесь, с тобой, ты не одна, Джейми.
Она щурила свои красные близорукие глаза, лишь наполовину понимая их, но слушалась. Потом она встала, не сказав ни слова, и ушла обратно в комнату с продолговатым окном. Все еще молча, она села на полу у кровати, как немая преданная собака, которая все сносит без слов. И они оставили ее в покое, оставили ее делать то немногое, что она могла делать, ведь это было не их Голгофа, а Джейми.
Пришла сиделка, спокойная практичная женщина:
— Вы бы лучше полежали, — сказала она Джейми, и та молча легла на пол. — Нет, моя дорогая, пожалуйста, идите и лягте в студии.
Джейми медленно встала, повинуясь этому новому голосу, и легла, отвернувшись к стене, на диван.
Сиделка повернулась к Стивен:
— Это родственница?
Стивен замешкалась, потом покачала головой.
— Жаль. В таком серьезном случае я хотела бы связаться с каким-нибудь родственником, с кем-то, кто имеет право что-нибудь решать. Вы понимаете, что я имею в виду? Это ведь двухстороннее воспаление легких.
Стивен тупо сказала:
— Нет, она не родственница.
— Просто подруга? — спросила сиделка.
— Просто подруга, — тихо сказала Стивен.
6Они вернулись туда вечером и остались на ночь. Мэри помогала ухаживать за больной; Стивен смотрела за Джейми.
— Может быть, она немного… в смысле, эта подруга… она вообще в здравом уме, вы не знаете? — прошептала сиделка. — Я не могу заставить ее говорить — она, конечно, тревожится; и все же это не кажется естественным.
Стивен сказала:
— Да, вам это не кажется естественным. — И вдруг покраснела до корней волос. Господи, какое оскорбление для Джейми!
Но Джейми, казалось, не сознавала оскорблений. Время от времени она стояла в дверях, пытаясь увидеть изможденное лицо Барбары, слушая ее болезненное дыхание, а потом оборачивала свой изумленный взгляд на сиделку, на Мэри, но прежде всего — на Стивен.
— Джейми, иди назад и сядь у печки; Мэри здесь, все хорошо.
Послышался странный, запинающийся голос, который с трудом выговорил:
— Но… Стивен… мы были в ссоре…
— Иди и сядь у печки — Мэри с ней, моя дорогая.
— Тише, пожалуйста, — сказала сиделка, — вы тревожите мою больную.
6Сражение Барбары со смертью было таким коротким, что это вряд ли был настоящий бой. Жизнь не оставила ей сил против этого последнего неприятеля — а может быть, ей он казался другом. Перед самой смертью она поцеловала руку Джейми и попыталась заговорить, но слова не приходили к ней — слова прощения и любви для Джейми.
Тогда Джейми бросилась к кровати и застыла там, все еще в неловкой тишине. Стивен не знала, как они увели ее, когда сиделка исполняла последний долг милосердия.
Но, когда цветы вложили в ладони Барбары, и Мэри зажгла пару свечей, тогда Джейми вернулась и спокойно глядела на маленькое восковое лицо, лежавшее на подушке; она обернулась к сиделке:
— Спасибо вам большое, — сказала она, — я думаю, вы сделали все возможное… а теперь, может быть, вы хотите уйти?
Сиделка взглянула на Стивен.
— Ничего, мы останемся. Я думаю, возможно… если вы не возражаете, сестра…
— Хорошо, как пожелаете, мисс Гордон.
Когда она ушла, Джейми резко развернулась и прошла назад в пустую студию. Тогда в одно мгновение шлюзы открылись, и она все плакала и плакала, как будто была не в своем уме. Оплакивала жизнь среди тягот изгнания, которая подточила силы Барбары и ослабила ее дух; оплакивала жестокую несправедливость судьбы, которая заставила их оставить свой дом в горной Шотландии; оплакивала ужас смерти для тех, кто любит и все же обречен глядеть на смерть. Но вся изощренная мука их расставания казалась ничтожной перед другой, более тонкой:
— Я не могу горевать по ней, чтобы не опозорить ее имя, не могу вернуться домой и оплакивать ее, — рыдала Джейми, — а я ведь так хочу вернуться в Бидлс, я хочу домой, к нашим — я хочу, чтобы они знали, как я ее любила. Господи, Господи! Я даже не могу оплакивать ее, а я хочу горевать по ней дома, в Бидлсе.
Что они могли ответить, кроме неловких слов?
— Джейми, не надо, не надо! Вы любили друг друга — разве это ничего не значит? Помни об этом, Джейми, — они могли только говорить неловкие слова, что даны людям для таких случаев.
Но через некоторое время буря, казалось, утихла. Джейми вдруг стала спокойной и собранной:
— Я хочу поблагодарить вас обеих, — серьезно сказала она, — за все, чем вы были для Барбары и для меня.
Мэри заплакала.
— Не плачь, — сказала Джейми.
Наступил вечер. Стивен зажгла лампу, потом разогрела печь, пока Мэри накрывала стол к ужину. Джейми немного поела, и даже улыбнулась, когда Стивен налила ей сильно разбавленного виски.
— Выпей, Джейми — может быть, это поможет тебе заснуть.
Джейми покачала головой:
— Я засну и без этого — но я хочу этой ночью побыть одна, Стивен.
Мэри стала возражать, но Джейми твердо стояла на своем:
— Я хочу побыть с ней наедине, прошу вас — ты ведь поймешь, Стивен, правда?
Стивен колебалась, но она видела лицо Джейми; в нем была новая спокойная решимость.
— Это мое право, — говорила она. — У меня есть право побыть наедине с женщиной, которой я люблю, прежде чем… ее заберут.
Джейми держала лампу, чтобы осветить им путь вниз по ступенькам — ее рука, подумалось Стивен, казалась удивительно твердой.
7На следующее утро, когда они пришли в студию, довольно рано, они услышали голоса из-под самой крыши. Под дверью Джейми стояла консьержка, а с ней был молодой человек, один из постояльцев. Консьержка дергала дверь; она была закрыта, и никто не отвечал на ее стук. Она принесла Джейми чашку горячего кофе — Стивен видела это, кофе уже забрызгал блюдце. То ли жалость, то ли память о щедрых чаевых Мэри явно тронула сердце этой женщины.
Стивен громко заколотила в дверь:
— Джейми! — позвала она, и потом снова и снова: — Джейми! Джейми!
Молодой человек ударил плечом в дверь, и заговорил, навалившись на нее. Он жил этажом ниже, но прошлым вечером он выходил и не возвращался почти до шести утра. Он слышал, что одна из девушек умерла — та, что была поменьше — она всегда выглядела такой хрупкой.
Стивен объединила с ним свои усилия; дерево было сырым и гнилым от старости, замок вдруг поддался, и дверь распахнулась внутрь.
Тогда Стивен увидела все.
— Не заходи сюда… назад, Мэри!
Но Мэри вошла в студию вслед за ней.
Так аккуратно, так удивительно аккуратно для Джейми, которая всегда была такой неряшливой, которая всегда загромождала любое место своей крупной неуклюжей персоной и потрепанными вещами, которая всегда приводила Барбару в отчаяние… Несколько капель крови на полу, такое аккуратное отверстие в левом боку. Должно быть, она выстрелила, направив ствол вверх, с большой прозорливостью и мастерством — а они даже не знали, что у нее был револьвер!
И вот Джейми, которая не смела отправиться домой в Бидлс, боясь покрыть позором имя женщины, которую любила, Джейми, которая не смела открыто оплакивать ее, чтобы имя Барбары не было унижено ее скорбью, Джейми осмелилась отправиться домой к Богу — чтобы вверить себя более совершенному Его милосердию, потому что Барбара отправилась домой раньше нее.
Глава пятьдесят первая
Трагическая смерть Барбары и Джейми погрузила во мрак всех, кто знал их, но особенно Мэри и Стивен. Снова и снова Стивен винила себя, что покинула Джейми в тот роковой вечер; если бы она только настояла на том, чтобы остаться, трагедии могло бы не случиться никогда, она могла бы как-нибудь поделиться с девушкой смелостью и силой, чтобы та продолжала жить. Но, как ни велико было потрясение для Стивен, для Мэри оно было еще больше, ведь рядом с ее вполне естественным горем было новое и довольно неожиданное чувство — чувство страха. Она вдруг была напугана, и теперь этот страх показывался в ее глазах и проникал в ее голос, когда она говорила о Джейми.
«Такой конец — убить себя; Стивен, это так ужасно, что так бывает… они были такими же, как мы с тобой». И потом она перебирала все печальные подробности последней болезни Барбары, все подробности того, как они нашли тело Джейми. «Как ты думаешь, ей было больно, когда она застрелилась? Когда ты пристрелила того раненого коня на фронте, он так дергался, я никогда этого не забуду — а Джейми была совсем одна в ту ночь, не было никого, кто помог бы ей в ее мучениях. Все это так жутко; представляешь, как ей было больно!»
