Маргарет Рэдклифф-Холл - Колодец одиночества
В августе Джейми и Барбара присоединились к ним на вилле, которую Стивен сняла в Ульгате. Мэри надеялась, что от купаний Барбаре будет лучше; она была совсем нездорова. Джейми беспокоилась за нее. Действительно, девушка стала очень слабой, такой слабой, что работа по дому теперь ее утомляла; оставаясь одна, она садилась и держалась за бок от боли, но никогда не упоминала об этом при Джейми. Да и все у них было нехорошо в эти дни; нищета, иногда даже голод, чувство своей бесприютности и нежеланности, знание о том, что те, к чьему кругу они принадлежали, добрые и честные люди, шарахались от них и презирали их — все это плохие спутники для чувствительных душ, подобных Барбаре и Джейми.
Крупная, беспомощная, неопрятная и совсем растерянная, Джейми билась изо всех сил, чтобы закончить свою оперу; но довольно часто теперь она рвала написанное, зная, что оно было недостойным. Когда это случалось, она вздыхала и оглядывала студию, смутно сознавая, что в ней что-то идет не так, как раньше, смутно угнетенная грязью в комнате, в которую она сама внесла свою долю — Джейми, которая раньше никогда не замечала грязи, чувствовала огорчение от ее пагубного присутствия. Она вставала и протирала клавиши фортепиано единственным чистым полотенцем Барбары, смоченным водой.
— Не могу играть, — ворчала она, — все клавиши липкие.
— Джейми, мое полотенце! Сходила бы ты за тряпкой!
Ссоры, которые следовали за этим, вызывали у Барбары кашель, от которого, в свою очередь, дрожали нервы Джейми. Это сострадание, вместе с неразумным гневом и внезапным нарастанием сексуальной неудовлетворенности, почти заставляло ее выходить из себя — потому что из-за шаткого здоровья Барбары они были теперь любовницами только по названию. И это вынужденное воздержание сказывалось на работе Джейми так же, как на ее нервах, губило ее музыку, ведь те, кто считает шотландский север холодным, должен также согласиться с тем, что в аду стоят морозы. Но она старалась изо всех сил, бедное неловкое создание, чтобы подавить плотскую любовь ради чистой и более бескорыстной любви духовной — Джейми не всегда была во власти плоти.
Этим летом она предприняла попытку поговорить со Стивен, снять груз с души; и Стивен очень старалась утешить ее и дать ей совет, зная, что мало чем может помочь. Все предложения денег, чтобы облегчить их жизнь, получали бесповоротный отказ, иногда почти грубый — она действительно очень тревожилась за Джейми.
Мэри, в свою очередь, была глубоко озабочена; ее привязанность к Барбаре никогда не ослабевала, и она сидела долгими часами в саду с девушкой, которая казалась слишком слабой, чтобы купаться, а прогулки изнуряли ее.
— Позволь нам помочь, — умоляла она, гладя тонкую руку Барбары, — в конце концов, мы ведь более зажиточны, чем вы. Разве вы двое — не такие, как мы? Тогда почему мы не можем помочь?
Барбара медленно качала головой:
— Со мной все хорошо — пожалуйста, не говорите о деньгах с Джейми.
Но Мэри видела, что с ней далеко не все было хорошо; теплая погода приносила мало пользы, даже забота, хорошее питание, солнце и отдых, казалось, не могли остановить этот непрерывный кашель.
— Ты должна сейчас же сходить к специалисту, — довольно резко сказала она Барбаре однажды утром.
Но Барбара снова покачала головой:
— Не надо, Мэри… пожалуйста, не надо… ты напугаешь Джейми.
2После того, как осенью они вернулись в Париж, Джейми иногда присоединялась к ночным похождениям; довольно мрачно переходила из бара в бар и пила слишком много crême-de-menthe, который напоминал ей драже из лавки Бидлса. Она никогда раньше не обращала внимания на эти вечеринки, но теперь она неуклюже пыталась хотя бы на несколько часов скрыться от мучений своей жизни. Барбара обычно оставалась дома или проводила вечера со Стивен и Мэри. Но Стивен и Мэри не всегда были рядом, ведь теперь они тоже довольно часто выходили; и куда им было идти, кроме баров? Нигде больше не могут две женщины танцевать вместе, не вызывая комментариев и насмешек, чтобы на них не глядели, как на ненормальных, по словам Мэри. И вот, чтобы не отпускать девушку одну, Стивен откладывала свою работу — она недавно начала писать четвертый роман.
Иногда, это правда, их друзья приходили к ним, что было менее грязно и куда менее утомительно; но даже в их собственном доме слишком свободно пили: «Мы не можем быть единственной парой, которая отказывается угостить людей бренди с содовой, — говорила Мэри. — У Валери вечера ужасно скучные; это потому, что она позволяет себе все эти странности!»
И так, вначале очень постепенно, тонкие чувства Мэри стали огрубевать.
3Шли месяцы, и теперь уже пролетело больше года, но роман Стивен оставался неоконченным; ведь лицо Мэри стояло между ней и ее работой — разве ее глаза и губы не стали жестче?
Все еще не желая отпускать Мэри одну, она устало плелась по барам и кафе, наблюдая с возрастающей тревогой, что Мэри теперь пила, как все остальные — возможно, не слишком много, но достаточно, чтобы сообщить ей бодрый взгляд на жизнь.
На следующее утро она часто бывала глубоко подавленной, подверженная довольно жалкому похмелью:
— Это слишком мерзко… почему мы это делаем? — спрашивала она.
И Стивен отвечала:
— Бог свидетель, я этого не хочу, но я не позволю тебе ходить в такие места без меня. Неужели мы не можем все это бросить? Это отвратительно грязно!
Тогда Мэри загоралась внезапным гневом, ее настроение менялось, когда она чувствовала малейшее натяжение узды. Разве им нельзя иметь друзей? — спрашивала она. Разве они обречены сидеть смирно и ждать, когда мир их раздавит? Если они ограничены парижскими барами, чья это вина? Не ее вина и не Стивен. О, нет, это вина таких, как леди Анна и леди Мэсси, которые закрыли перед ними двери, как перед заразными.
Стивен сидела, подперев голову, и искала в своем смятенном уме какой-нибудь светлый луч, какой-нибудь подходящий ответ.
4Этой зимой Барбара сильно заболела. Джейми однажды утром примчалась к ним в дом, с непокрытой головой и с измученными глазами:
— Мэри, пожалуйста, приходи — Барбара не может встать, у нее боль в боку. О Господи… мы поссорились… — ее голос сорвался, и она быстро заговорила: — Послушай… прошлой ночью — на земле лежал снег, так было холодно… Я была сердита… не могу вспомнить… но я помню, что была сердита, со мной такое бывает. Она ушла… она была на улице часа два, и, когда она вернулась, то так дрожала. О Господи, но почему же мы поссорились? Она не может двинуться; эта ужасная боль у нее в боку…
Стивен спокойно сказала:
— Мы придем сейчас же, но сначала я позвоню своему врачу.
5Барбара лежала в крохотной комнате с продолговатым окном, которое не открывалось. Печь была передвинута в студию, и воздух был тяжелым от холода и сырости. На пианино лежали какие-то обрывки нотной рукописи, которую Джейми порвала прошлым вечером.
Барбара открыла глаза:
— Это ты, детонька моя?
Они никогда не слышали, чтобы Барбара прежде звала ее так — крупную, громоздкую, широкую в кости, длинноногую Джейми.
— Да, это я.
— Иди сюда, поближе… — голос ее сорвался.
— Я здесь… здесь! Я держу твою руку. Погляди на меня, открой глаза еще раз — Барбара, послушай, я же здесь… разве ты не чувствуешь?
Стивен попыталась успокоить пронзительный голос, охваченный смертельной мукой:
— Не говори так громко, Джейми, может быть, она спит, — но она слишком хорошо знала, что это было не так; девушка не спала, она была без сознания.
Мэри нашла немного топлива и зажгла печь, потом начала прибирать беспорядок в студии. Хлопья пыли лежали по всему полу; толстый слой пыли покрывал верхушку пианино. Барбара вела заранее проигранную войну — странно, что такая подлая вещь, как пыль, в конечном счете одерживала победу. Еды здесь не было, и, надев пальто, Мэри в конце концов вышла на поиски молока и чего-нибудь еще полезного. У подножия лестницы ее встретила консьержка; женщина выглядела хмурой, как будто глубоко огорченная этой внезапной необъяснимой болезнью. Мэри сунула деньги ей в руку, потом поспешила прочь, собираясь по магазинам.
Когда она вернулась, там был врач; он очень серьезно говорил со Стивен:
— Двухстороннее воспаление легких, довольно тяжелый случай — у девушки такое слабое сердце. Я пришлю сиделку. Как подруга, от нее может быть польза?
— Я помогу с уходом, если она не сможет, — сказала Мэри.
Стивен сказала:
— Вы все поняли по поводу счетов — за сиделку и за все остальное?
Врач кивнул.
Они заставили Джейми поесть:
— Ради Барбары… Джейми, мы здесь, с тобой, ты не одна, Джейми.
Она щурила свои красные близорукие глаза, лишь наполовину понимая их, но слушалась. Потом она встала, не сказав ни слова, и ушла обратно в комнату с продолговатым окном. Все еще молча, она села на полу у кровати, как немая преданная собака, которая все сносит без слов. И они оставили ее в покое, оставили ее делать то немногое, что она могла делать, ведь это было не их Голгофа, а Джейми.
