Франсуа Фенелон - Французская повесть XVIII века
— Ах, какое безмерное великодушие! — говорит д’Эстиваль. — О несравненная женщина! Как?! Я убийца твой, а ты еще не решаешься поведать о моем злодеянии твоему отцу и моему, и всему свету! Да станет же это известно им, да узнают они все! Пусть вся земля обвинит меня и осудит!
Маркиз де Рюминьи и отец графа входят в сопровождении врача.
— Сударь и вы, отец мой, бесполезно прибегать к помощи науки, дабы узнать, с чего началась болезнь графини: пред вами ее виновник.
— Как!..
— Да, это я пронзил ей грудь кинжалом. Знайте же обо всех моих бедах, — продолжает он со слезами. — Да, я несчастнейший из людей! Я любил сестру ее до того еще, как мы соединились; я пытался подавить это страстное влечение; оно предстало глазам Люси, и вот она умирает по вине моей! Нет, дорогая супруга, ты не умрешь, ты будешь жить ради любящего, горячо любящего тебя мужа. Обещай, что простишь меня, обещай, что будешь меня любить!
Маркиз и отец графа плачут вместе с ним; они раскрывают Люси свои объятия; они жаждут утешить ее; они прибегают ко всем средствам, дабы смягчить черную ревность, чей всепожирающий яд грозит ее жизни.
— Сестра ее, — твердят они ей, — добровольно укрылась в своем убежище, и есть все основания полагать, что она не явится более в свет. Как же Люси не питать надежд? Ее прелести, добродетель, постоянство помогут ей взять над сердцем супруга власть, оспариваемую ранее Мелани; благородство ее поведения и время окончательно вернут ей д’Эстиваля.
— Ах, — восклицает несчастная Люси, — сколь ничтожны эти лекарства по сравнению с лезвием, пронзившим мне грудь! Вот где мой недуг (кладет она руку себе на сердце), и этот недуг не поддается исцелению. Нет, я не могу более жить. Я проливала слезы над участью сестры! Безумная! Я не ведала, что оплакиваю счастливую соперницу!.. Незачем обольщаться: граф не станет иным; любовь нельзя укротить, я это слишком чувствую. Если бы я слушалась только рассудка, он, быть может, вернул бы меня к жизни, но любовь моя влечет меня к погибели; все уже решено.
Нельзя даже представить себе всех чувств, волновавших умирающую; она осыпала упреками Мелани, будто та находилась сейчас перед нею, молила простить ей неистовую ревность, заверяла ее в вечной дружбе и снова винила; она призывала мужа в свои объятия, отталкивала его в досаде своей, умоляла любить ее, уговаривала забыть. Все эти столь разные меж собой сцены отчаяния кончались потоками слез и обмираниями.
Внимание графа, его отца и маркиза, их мольбы, ласковости, искренняя нежность не могли исцелить Люси и вернуть ей здоровье; все усилия медицины были тщетны. Болезни души еще труднее излечить, чем недуг телесный. Графиня с твердостью встретила приближающуюся смерть; именно в эти мгновения и проявились вся ее безмерная любовь и благородство.
— Я скоро умру, — обратилась она к отцу своему, к отцу графа и к самому д’Эстивалю, стоявшим возле ее ложа и напрасно старавшимся скрыть свои слезы. — Не надо таить от меня эти знаки добрых чувств; я льщу себя надеждой, что все еще дорога вам; это будут последние слезы, пролитые вами из-за обездоленной женщины. Отец мой, любите дочь вашу, благоволите вспоминать ее изредка, дабы пожалеть; вы найдете утешение от этой потери, ведь у вас остается еще одна дочь… Пусть Мелани тоже поплачет обо мне, пусть она простит меня. Ей известно, что такое любовь: она простит меня, надежду на это я уношу с собой в могилу. Отец мой, позволите ли вы мне подарить графу ничтожный знак моей несчастной любви?
Маркиз, крепко прижав ее к сердцу своему, только и может вымолвить имя дочери, дорогой своей дочери. Она же продолжает:
— Я оставляю вам, граф, все имение, коим располагаю…
— Зачем говорите вы о достоянии, дорогая Люси? Вы печетесь о моем благе! Ужели оно возможно для меня, для несчастного супруга, если он вас лишится? Все потеряет он тогда, все…
— Нет, граф, Мелани…
— Не говори далее, достойнейшая моя супруга, высокие твои совершенства вновь влекут меня к тебе, и ты одна царишь в моем сердце. Обожаемая моя Люси, ты будешь навек его единственной владычицей. Какая страсть не отступит пред этим законным чувством, столь чистым и горячим!
— Дорогой супруг мой, — прерывает д’Эстиваля Люси, протягивая ему руку, которую он сжимает в своих, осыпая поцелуями и обливая слезами, — вот самое сладостное мгновение моей жизни, я высоко ценю такой великодушный порыв, но… я знаю, что такое любовь, моя сестра вам всегда будет дорога.
Граф хочет заговорить, но она продолжает:
— Простите меня, я еще живу, я еще люблю вас… и жестокая ревность обуревает меня. Мне должно ее побороть. Я не только прошу вас, с согласия отца моего, принять мое состояние; постарайтесь узнать, где скрывается сестра моя, женитесь на ней, женитесь на моей сопернице… во мне больше нет ненависти к ней. Живите и будьте счастливы, почитайте меня, коль скоро я не могла заслужить любви вашей, пролейте хотя бы слезу над моим прахом, только этой награды прошу я за любовь, стоившую мне жизни. Прощайте, отец мой. — Затем она обращается к отцу графа: — Прощайте, сударь, вы были так добры ко мне. Итак, все кончено! Все узы наши порваны. Подойдите ближе, дорогой д’Эстиваль. Вы плачете!.. Но Мелани осушит ваши слезы…
Это были последние слова, сказанные Люси. Верно говорят, что ревность кончается только с жизнью. Маркиз подтвердил дар, принесенный Люси своему супругу.
Д’Эстиваль впал в уныние неизъяснимое. Скорбь его и впрямь была очень глубока, коль скоро ему порой случалось даже забывать о Мелани. Взоры его, вся его душа были устремлены на гроб, где покоилась супруга; мрачная эта картина завладела всеми его чувствами; он обвинял себя в бесчеловечной жестокости, он во всеуслышание называл себя убийцей Люси. Сам маркиз был тронут его состоянием. Несчастный отец, оплакивая дочь, надеялся, что Мелани когда-нибудь вернется в мир и послужит ему утешением в старости и поддержкой на последнем пути к жизненному пределу. Проносится неясный слух, будто Мелани, вслед за сестрой своей, сошла в могилу. Несчастный отец, поддавшийся горю, умирает немного времени спустя на руках у графа, именуя его сыном и объявляя наследником. Д’Эстиваль, перенесший столько ударов, готов проститься с жизнью. Роковое известие о смерти Мелани с новой силой пробудило в нем любовь; он плачет о жене своей и о возлюбленной; он сам не может разобраться в охватившем его смятении. Отец прижимает его к груди своей; и вот уже близко подступает мгновение, когда душа его, измученная столькими несчастьями, расстанется с телом.
Некая монахиня, связанная узами дружбы с Мелани, извещает ее о плачевной кончине сестры, не упустив ни одной из подробностей, придающих этой смерти особую трогательность. Короче говоря, Мелани знает, что последние вздохи Люси разделял д’Эстиваль, что эта великодушная женщина, вознесясь над всеми законами природы, уговаривала мужа жениться на ее сопернице, когда ее самой уже не станет. Это проявление высшего благородства вовсе подавило несчастную, без конца винившую себя за жестокую участь сестры.
Несколько дней пребывала она в каком-то летаргическом оцепенении; она не вымолвила ни единого слова, не пролила ни одной слезы. Наконец отчаяние ее прорывается сквозь этот подобный смерти сон: за потоком слез и взрывом рыданий следуют такие слова ее:
— Нет, бедная Люси, нет, я не уступлю вам в великодушии; убила вас я, одна я… я же и отомщу за вас; я хочу жить, дабы вечно помнить ваши совершенства, узы дружбы, нас соединявшие и преданные мною; пусть сердце мое терзают тысячи ран, пусть его раздирает вечное раскаяние, да пребуду я вечной жертвой, принесенной вам; такое приношение заслужено вами, великодушная сестра, сведенная мной в могилу, заслужено вами. Ах, достигнут ли тебя мои слезы? Горю моему не дано вернуть тебя к жизни! Я готова была бы сто раз умереть, лишь бы вернуть тебе один день на сей земле; ты бы узнала тогда, как ты дорога мне. Я покидаю эти края, чтобы искать смерти на твоей могиле. Пусть похоронят меня рядом с тобой! Пусть сердца наши будут одно возле другого! Тебя уже нет более… А я могла бы… Не страшись ничего, дорогая Люси, я знаю сердце свое, свои слабости; я сумею доказать тебе, что сестра достойна тебя, Люси… Я не умру, я совершу нечто большее!
Она бросается на колени:
— Боже мой! Не оставь меня, я нуждаюсь в твоей помощи, в поддержке небес; о покровитель мой, один-единственный друг мой, сжалься над несчастной, ищущей прибежища в лоне твоем, молящей подарить ей твердость, обновленную душу, дабы она могла выполнить свой долг!
Мелани произносит последнее слово с уверенностью, говорящей о непреложном решении. Смерть отца, о которой она узнает в этих тяжких обстоятельствах, наносит ей новый удар.
В первые мгновения, когда стало известно о печальной кончине Люси, все опасались, как бы Мелани не постигла та же участь: ведь целых три дня ее оплакивали, как мертвую. Видимо, эта злосчастная ошибка ввела в заблуждение родственницу Мелани и дошла до маркиза де Рюминьи.
