Шарль Костер - Легенда об Уленшпигеле
Но сознаться он так и не сознался.
6
Был май, липа правосудия стояла зеленая, и зелеными были дерновые скамьи, на которых сидели судьи. Неле позвали как свидетельницу. В этот день ожидали вынесения приговора.
А вокруг толпился народ – мужчины, женщины, мещане, мастеровые. И сияло яркое солнце.
Привели на суд Катлину и Иооса Даммана. Дамман, казалось, еще побледнел после пытки жаждой и после стольких бессонных ночей.
У Катлины подгибались колени; она показывала на солнце, говорила:
– Уберите огонь, голова горит!
И устремляла взгляд, полный нежной любви, на Иооса Даммана. А тот смотрел на нее с ненавистью и презрением.
А его друзей-дворян вызвали в Дамме на суд как свидетелей, и они все здесь присутствовали.
Судья начал так:
– Девушка Неле, с такой необыкновенной отвагой и горячностью защищающая свою мать Катлину, обнаружила в зашитом кармане материнского праздничного платья письмо за подписью Иооса Даммана. Среди вещей убитого Гильберта Рейвиша я обнаружил сумку, а в ней другое письмо, которое ему написал подсудимый Иоос Дамман. Я сохранил оба письма, дабы в случае надобности, – а сейчас как раз такой случай, – предъявить их суду, вы же получите по этим письмам представление об упорстве этого человека, а затем, на основании действующих законов, оправдаете его или же признаете виновным. Вот пергамент, обнаруженный в сумке. Я до него не дотрагивался и не знаю, поддается он прочтению или же не поддается.
Старшины пришли в крайнее замешательство.
Судья попытался развернуть скомканный пергамент, но это ему не удалось, и Иоос Дамман засмеялся.
Один из старшин сказал:
– Давайте положим комок в воду, а потом нагреем на огне. Ежели пергамент слипся от какого-нибудь неведомого состава, то огонь и вода все равно откроют нам тайну.
Принесли воды. Палач развел большой костер. Меж зеленых ветвей липы правосудия к ясному небу поднимался сизый дым.
– Не кладите письмо в таз, – сказал другой старшина, – ежели оно написано разведенным в воде нашатырем, то буквы расплывутся.
– Нет, – возразил лекарь, – буквы не расплывутся. Вода только растворит волшебное клейкое вещество, коим смазан этот пергамент.
Пергамент опустили в воду. Он размяк, и тогда его развернули.
– Теперь подержите над огнем, – посоветовал лекарь.
– Да, да, подержите его над огнем, – сказала Неле. – Убийца побледнел, ноги у него дрожат, значит, господин лекарь на пути к истине.
Но тут к Неле обратился мессир Иоос Дамман:
– Ничуть я не побледнел и не дрожу, мужицкое ты отродье, змееныш, жаждущий крови дворянина! Но только ничего у тебя не выйдет. Пергамент пролежал шестнадцать лет в земле и, уж верно, сгнил.
– Пергамент не сгнил, – возразил старшина. – Сумка на шелковой подкладке, а шелк в земле не тлеет, так что черви не тронули пергамента.
Пергамент подержали над огнем.
– Господин судья, господин судья! – вскричала Неле. – Глядите: на огне проступили чернила. Прикажите прочитать, что там написано!
Мессир Иоос Дамман протянул было руку, чтобы вырвать у лекаря пергамент, однако Неле с быстротою ветра кинулась к нему и отвела его руку.
– Ты не притронешься к пергаменту, – сказала она. – На нем начертана твоя смерть или же смерть Катлины. Сейчас твое сердце истекает кровью, убийца, а наши сердца целых пятнадцать лет истекают кровью. Вот уж пятнадцать лет страдает Катлина. Вот уж пятнадцать лет пылает из-за тебя мозг у нее в голове. Вот уж пятнадцать лет, как умерла после пытки Сооткин. Вот уж пятнадцать лет, как мы бедствуем, пятнадцать лет мы ходим, как нищие, и гордо несем бремя нужды. Прочтите письмо! Судьи творят на земле волю Божью, ибо они – сама справедливость. Прочтите письмо!
– Прочтите письмо! – со слезами в голосе подхватили мужчины и женщины. – Молодец Неле! Прочтите письмо! Катлина не ведьма!
И тогда секретарь прочел:
«Дворянину Гильберту, сыну Виллема Рейвиша, дворянин Иоос Дамман шлет свой привет.
Любезный друг! Не играй ни в карты, ни в кости – не трать деньги зря. Я тебя научу, как можно выиграть наверняка. Давай с тобой превратимся в бесов, красавцев бесов, покорителей женских и девичьих сердец. Будем обольщать красивых и богатых, безобразных же и нищих оставим в покое – пусть богатые платят за удовольствие. В Германии этот промысел дал мне в полгода пять тысяч rixdaelder’oв. Женщины последнюю рубашку способны отдать любимому человеку. Избегай скупердяек с поджатыми губами – эти платить не торопятся. Чтобы сойти за настоящего беса, злого духа, ты, сговорившись с кем-либо из них провести у нее ночь, возвещай о своем прибытии особым криком, похожим на крик ночной птицы. А чтобы придать себе устрашающее дьявольское обличье, натирай себе лицо фосфором – влажный фосфор светится. Пахнет он дурно, но они подумают, что так именно пахнет в аду. Убивай всех, кто станет тебе поперек дороги, будь то мужчина, женщина или животное.
Скоро мы с тобой навестим Катлину, красивую добрую бабу. Если только Катлина была мне верна, то ее дочка Неле – от меня; девчонка миловидна и приветлива. Ты овладеешь ею без хлопот. Дарю ее тебе – мне эти приблудные детки, о которых никогда нельзя сказать наверное, твои они или не твои, ровно ни на что не нужны. У ее матери я уже выудил двадцать три с лишним каролю – все ее достояние, но у нее хранятся деньги, если не ошибаюсь, еретика Клааса, сожженного на костре в Дамме: семьсот каролю, подлежащие конфискации. Добрый король Филипп, который сжег столько своих подданных, для того чтобы унаследовать их достояние, на сей раз не сумел наложить лапу на денежки, до которых он такой охотник. Впрочем, у меня в кошельке они будут весить больше, нежели у него в казне. Катлина мне скажет, где зарыт клад. Мы с тобой разделим его. Львиную долю я, однако ж, возьму себе – ведь открыл местонахождение червонцев я.
А тех женщин, которые будут нам верными служанками и покорными рабынями, мы возьмем с собой в Германию. Там мы их научим, как превращаться в дьяволиц и чертовок и влюблять в себя богатых горожан и дворян. За их любовь им будут платить полновесными rixdaelder’ами, бархатом, шелком, золотом, жемчугом и разными драгоценностями – на это мы с ними будем жить. Так мы, не прилагая усилий, скоро разбогатеем и за спиной у дьяволиц и чертовок будем развлекаться с красотками, которых мы, однако, тоже заставим платить за любовь. Все женщины глупеют и шалеют в присутствии мужчины, сумевшего разжечь огонь любви, который вложил им внутрь Господь Бог. Катлина и Неле еще глупее других: поверив, что мы и правда бесы, они будут слушаться нас беспрекословно. Можешь называться своим собственным именем, только ни под каким видом не открывай имени твоего отца – Рейвиш. Если бабы угодят под суд, мы мигом скроемся, и бабы так никогда и не узнают, кто мы, и не смогут на нас донести.
Ну, желаю тебе успеха, мой драгоценный! Судьба к молодым людям благосклонна, как говаривал его святейшее величество в бозе почивший император Карл V, вельми искушенный как в военной, так равно и в любовной науке».
Кончив читать, секретарь сказал:
– Вот и все. А подписано письмо: «Дворянин Иоос Дамман».
И тут народ закричал:
– Смерть убийце! Смерть колдуну! В огонь соблазнителя! На виселицу разбойника!
– Тише, добрые люди! Дайте нам спокойно разобрать его дело, – сказал судья и обратился к старшинам: – Я хочу прочитать вам другое письмо, которое Неле обнаружила в зашитом кармане праздничного платья Катлины. Письмо это следующего содержания:
«Прелестная ведьмочка! Вот рецепт снадобья, присланный мне самой супругой Люцифера. Благодаря этому снадобью ты сможешь взлететь на солнце, на луну, на звезды, побеседовать с духами стихий, возносящими к Богу молитвы людей, пронестись над всеми городами, селами, реками и лугами. Смешай равные доли stramonium’а[222] , solanum somniferum’а[223] , белены, опия, только что сорванные головки конопли и белладонну.
Если хочешь, мы с тобой нынче же вечером отправимся на шабаш духов, только люби меня крепче и не будь такой скрягой, как прошлый раз, когда ты мне объявила, что у тебя нет десяти флоринов. Я знаю, что ты хранишь клад и не желаешь мне его открыть. Неужто ты меня разлюбила, моя зазноба?
Твой холодный бес
Ганс».
– Смерть колдуну! – кричал народ.
– Надобно сличить почерки, – заметил судья.
Оказалось, что почерк один и тот же.
Тогда судья обратился к присутствовавшим на суде дворянам:
– Подтверждаете ли вы, что это точно мессир Иоос Дамман, сын старшины города Кейре, что под Гентом?
– Подтверждаем, – объявили дворяне.
– А знали ли вы, – продолжал судья, – мессира Гильберта, сына дворянина Виллема Рейвиша?
На это ему один из дворян по имени ван дер Зикелен ответил так:
– Я из Гента. Мой steen[224] находится на площади Михаила архангела. Я знаю дворянина Виллема Рейвиша, старшину Кейре, что под Гентом. Назад тому пятнадцать лет у него пропал двадцатитрехлетний сын, кутила, игрок, шалопай. Все это ему прощалось по молодости лет. С тех пор о нем ни слуху ни духу. Прошу показать мне шпагу, кинжал и сумку покойного.
