Рабиндранат Тагор - Гóра
— Шучорита, отдаешь ли ты себе отчет в том, что ты делаешь? К чему идешь? — разглагольствовал Харан-бабу, — Ты, я полагаю, знаешь, что Лолита с Биноем вступают в брак по индуистскому обряду? Ты знаешь, кто в этом виноват?
Не дождавшись от Шучориты никакого ответа, Харан-бабу понизил голос и торжественно заявил:
— Виновата ты!
Харан-бабу предполагал, что Шучорита дрогнет пред лицом столь тяжкого обвинения, но, увидев, что она по-прежнему занимается своим делом, не обращая на него никакого внимания, он вложил в свой голос еще больше торжественности и, грозя пальцем, продолжал:
— Я повторяю. Шучорита: виновата ты! Можешь ли ты сказать, положа руку на сердце, что не провинилась ни в чем перед «Брахмо Самаджем»?
Шучорита молча поставила на огонь сковородку с маслом, которое начало громко шипеть и брызгать во все стороны.
— Это ты ввела в дом Биноя-бабу и Гоурмохона-бабу, это ты превозносила до небес их достоинства, так что они стали теперь для вас дороже, чем самые уважаемые старые друзья из «Брахмо Самаджа»! Теперь ты видишь, к чему это привело. Разве я не предостерегал с самого начала? И вот что получилось! Кто теперь остановит Лолиту? Ты, наверное, думаешь, что на этом кончатся все невзгоды? Нет! Я пришел предостеречь тебя: теперь твоя очередь. Ты, конечно, теперь раскаиваешься, видя беду, которая постигла Лолиту, но помни — недалек тот день, когда и ты скатишься так низко, что тебе уже ничто не поможет. Но еще не поздно, одумайся, Шучорита! Вспомни, какие радужные надежды связывали нас когда-то, каким светлым казался нам наш долг перед жизнью, как широко расстилалось перед нами будущее «Брахмо Самаджа»! Вспомни все те великие решения, которые мы принимали вместе, как заботливо подготавливались к предстоящему нам длинному жизненному пути! И ты думаешь, что все это исчезло? Нет, нет! Оглянись! Ты увидишь, что нивы наших надежд цветут по-прежнему. Вернись, Шучорита!
Овощи в кипящем масле начали отчаянно брызгаться, и Шучорита, умело действуя лопаточкой, стала переворачивать их. Харан-бабу умолк, чтобы посмотреть, какое действие произвел его призыв к покаянию. Но Шучорита отставила с огня сковородку, повернулась и, глядя Харану прямо в глаза, сказала твердо:
— Я индуистка.
— Ты индуистка?! — повторил захваченный врасплох Харан-бабу.
— Да, я индуистка, — повторила Шучорита и, снова поставив сковородку на огонь, принялась быстро мешать овощи.
— Очевидно, Гоурмохон-бабу с утра до вечера наставляет тебя в индуистской вере? — резко спросил Харан, несколько оправившись от первого потрясения.
— Да, я от него приняла посвящение, — ответила девушка, не поворачивая головы. — Он мой гуру.
До сих пор Харан-бабу полагал, что духовным наставником Шучориты является он сам. Ему не было бы так тяжело, если бы она сказала, что любит Гору, но услышать из ее уст, что Гора похитил у него право быть ее гуру, было для него равносильно удару ножом в самое сердце.
— И ты воображаешь, что раз уж твой наставник такая заметная фигура, то индуистская община должна будет принять тебя?
— Меня это не интересует, я в таких делах мало разбираюсь. Я знаю одно: я — индуистка.
— А тебе известно, что уже одного того факта, что ты так долго оставалась незамужней, достаточно, чтобы индуистская община отвергла тебя?
— Не тревожьте себя зря на этот счет. Запомните, я — индуистка.
— Значит, у ног своего нового наставника ты забыла даже религиозные наставления, полученные от Пореша-бабу! вскричал Харан-бабу.
— Господь моего сердца знает, во что я верю и чему поклоняюсь, и обсуждать свои взгляды с кем бы то ни было я не собираюсь, — сказала Шучорита. — Но прошу вас запомнить раз и навсегда, что я — индуистка!
— А я тебе говорю, — закричал потерявший самообладание Харан-бабу, — что, будь ты хоть самой что ни на есть правоверной индуисткой, ничего ты этим не добьешься! Гоурмохон-бабу — это тебе не Биной. Не надейся, что ты его поймаешь, хоть до хрипоты кричи, что ты — индуистка! Чего проще играть в наставники, а вот насчет того, что он сделает тебя хозяйкой в своем доме, ты и не мечтай!
Забыв на минуту о своей стряпне, Шучорита резко повернулась к Харану.
— Что вы сказали?!
— Я сказал, что Гоурмохон-бабу никогда и не подумает на тебе жениться.
— Жениться? — В глазах Шучориты загорелся опасный огонек. — Разве я вам не говорила, что он мой гуру?!
— Это-то ты мне говорила. Но мы умеем читать и между строк!
— Уходите отсюда сейчас же! — крикнула Шучорита. — Вы не смеете оскорблять меня! И запомните — с сегодняшнего дня я больше никогда не покажусь вам.
— Не покажешься? А еще бы ты показалась! Ведь ты теперь затворница! Правоверная индуистка! «Невидимая даже солнцу»! Чаша грехов Пореша-бабу теперь полна до краев. Пусть он на старости лет пожинает, что посеял, а я больше вас знать не хочу.
Шучорита громко захлопнула дверь кухни, потом бросилась на пол и заткнула рот краем сари, с трудом заглушая рыдания, тогда как Харан-бабу с почерневшим от злости лицом выскочил на улицу.
Хоримохини слышала весь разговор от начала до конца. То, что сегодня сказала сама Шучорита, превзошло все ее самые смелые мечты, и сердце ее переполнилось радостью.
«А почему бы и нет? — восклицала она про себя. — Я ли не молилась всевышнему! Неужели эти молитвы могли быть не услышаны? — И она тотчас же отправилась в молельню. Распростершись перед изваянием своего бога, Хоримохини дала обет отныне увеличить количество приношений. До сих пор ее молитвы отличались спокойствием и сосредоточенной печалью, но сегодня, увидев, что сбываются ее эгоистические надежды, она молилась пылко, нетерпеливо и в высшей степени настойчиво.
Глава шестьдесят третья
Еще ни с кем и никогда не разговаривал Гора так, как с Шучоритой. До сих пор он лишь высказывал слушателям свои мнения, давал распоряжения, произносил перед ними речи. Шучорите же он открыл свою душу. И радость, которую он испытал при этом, не только вдохнула новую силу в его мысли и решения, она одухотворила их. Ему казалось, что жизнь его приобрела какую-то особенную красоту, что сам господь благословил его самоотречение и аскетизм, покропив их божественным нектаром. Весь во власти этого радостного чувства, Гора день за днем приходил к Шучорите, нисколько не задумываясь о последствиях своего поведения, пока сегодня разговор с Хоримохини не напомнил ему, что в свое время он беспощадно высмеивал и упрекал Биноя за столь же слепое увлечение. Он даже испугался, поняв, что помимо своей воли сам оказался в положении Биноя. Гора призвал на помощь все свое мужество, как это делает слепой, натолкнувшийся на что-то в незнакомом месте и замерший в страхе. Ведь он неоднократно утверждал, что только благодаря самоограничению и неукоснительному выполнению древних законов Индии удавалось в течение многих столетий выстоять в борьбе против вражеских сил, в то время как многие могущественные нации исчезли бесследно. Он не допускал никаких послаблений в этом отношении, он говорил, что можно разграбить богатства страны, но что душа ее, защищенная этими суровыми законами, останется неприкосновенной и ни один тиран не сумеет даже приблизиться к ней. «Пока мы порабощены другим народом, мы должны неукоснительно соблюдать свои законы, — призывал Гора. — Теперь не время разбирать, что в них хорошо, что плохо. Когда тонущий человек в надежде спастись хватается за первый попавшийся предмет, он не рассуждает, красив ли этот предмет или безобразен». Все это Гора повторял и не раз и не два. Во все это он верил и сейчас с такой же силой, как прежде. Поэтому, когда Хоримохини разбранила его, он испытал боль вроде той, что испытывает благородный слон, когда его колют анкушем.
Подходя к дому, Гора увидел Мохима, который сидел на скамейке без рубашки и блаженно курил. Сегодня контора не работала и он был свободен. Он вошел в дом вслед за Горой и сказал ему:
— Послушай, Гора, мне нужно с тобой поговорить. Ты на меня не сердись, — продолжал он, когда они вошли в его комнату и уселись там, — но я хочу задать тебе один вопрос — уж не заразился ли и ты той же болезнью, что и Биной? Что-то ты очень уж зачастил туда и подружился с ними.
— Не бойся, — ответил, покраснев, Гора.
— Как знать, как знать! Положение вещей мне что-то не очень нравится. Ты думаешь: проглотишь кусочек — и домой? Не тут-то было! Внутри-то этого кусочка — крючок! На примере своего друга можешь убедиться. Постой, куда же ты? Я еще самого главного не сказал. Говорят, что женитьба Биноя на этой брахмаистке — дело решенное. Но я заранее предупреждаю тебя, что после этого у нас с ним не может быть ничего общего.
— Само собой разумеется.
— Могут быть неприятности, если мать заупрямится. Мы люди семейные, и без того сколько трудностей нужно одолеть, пока отдашь замуж да переженишь детей, а если вдобавок у нас тут «Брахмо Самадж» обоснуется, лучше мне совсем отсюда ноги уносить, да поживее.
