Юзеф Крашевский - Дневник Серафины
В полдень, только собрались мы выйти в гостиную, — барон уже с час поджидал маму, — к крыльцу подкатила знакомая дядина колымага. После такого письма его появление было для всех полной неожиданностью. А этот грубиян как ни в чем не бывало ввалился в своих смазных сапогах в гостиную. Барон, которому от него достается еще больше, чем маме, — они друг друга просто не терпят, — с радостью дал бы тягу, да было уже поздно.
Когда он подъехал к дому, мы с мамой были еще у нее в комнате.
— Бессовестный! — негодуя, воскликнула она. — Наглец! Да как он смеет показываться мне на глаза!
Она поспешила в гостиную, желая избавить барона от неприятного тет-а-тет. Дядюшка уже сидел против него; опершись на палку и прищурив один глаз, уставился он на свою жертву. Барон сжал губы и побледнел. Мама с подчеркнутой холодностью поздоровалась с братом.
— Что, небось не ждали меня? — Он засмеялся. — А мне попрощаться захотелось и пожелать вам счастливого пути.
Заметив мамину кислую мину, он прибавил:
— Не обижайся на меня, сестрица. От барона таиться нечего — он тут свой человек: покровитель, родственник, советчик… Так вот, не мог я одолжить тебе денег на дорогу, потому как у самого негусто. Вы все мотаете деньги, один я прикапливаю, чтобы фамилия наша не захирела. И потом, я не сомневаюсь, барон, если надо, из-под земли деньги достанет. Его беззаветная преданность мне известна.
— Не стоит об этом говорить, — заметила мама, бросив на меня выразительный взгляд.
Я отошла к окну.
— Напротив, стоит. Для того я и приехал. С деньгами сейчас трудно, а для тех, у кого расходы превышают доходы, еще трудней.
— Я вас ни о чем больше не прошу, — обиженным тоном сказала мама. — Простите, что обеспокоила своим письмом.
— Правду выслушать никогда не мешает, — не унимался упрямец.
Мама покраснела: по ее лицу видно было, что она едва сдерживает гнев, но, поскольку барон отмалчивался, ее прорвало.
— Уважаемый братец, — возвышая голос, сказала она, — я не маленькая и знаю жизнь не хуже вас! И не нуждаюсь в ваших советах и наставлениях. Пожалуйста, не сравнивайте меня с собой. Вы, слава богу, здоровы и к удобствам не привыкли, без которых я обойтись не могу. И не совестно вам попрекать несчастную, больную женщину за то, что она ради единственной дочери хочет продлить свои дни!
Ну теперь дядюшка уймется, подумала я. Но не тут-то было!
— Любезная сестрица, — отозвался он, — дай бог всем ваши силы и здоровье! Для своего возраста вы, ей-ей, прекрасно сохранились.
При упоминании о возрасте мама вспыхнула; ясно, дядюшка хотел поддеть ее.
Тут барон вдруг встал и, подойдя к дядюшке и пристально глядя на него, изысканно вежливо спросил:
— Вы уже посеяли овес, пан поручик?
Его вопрос сбил дядюшку с толку, и он на мгновенье даже потерял дар речи, но, придя в себя, откинулся на спинку кресла и захохотал.
— Ну и чудак же вы, право! — воскликнул он. Однако щекотливую эту тему оставил и обратился ко мне с каким-то вопросом. Но я на него рассердилась из-за мамы, вышла демонстративно из комнаты и вернулась, лишь когда позвали к столу.
При моем появлении дядюшка подскочил ко мне, наверно, задобрить меня хотел, но я была непреклонна.
За обедом да и за все время, проведенное у нас, он, казалось, умышленно выбирал такие темы для разговора, чтобы досадить и насолить маме и барону. Только он один ел и пил. Барон даже не развернул салфетку, мама тоже ни к чему не притронулась. Но его это мало трогало.
Мама не любит, когда при ней упоминают о папе, и дядюшке прекрасно это известно, но он, как нарочно, не закрывая рта, говорил о нем, и, видно, ему доставляло наслаждение видеть, как мама то краснела, то бледнела.
Когда под вечер к крыльцу подъехала бричка и за дядюшкой закрылась дверь, все с облегчением вздохнули. Мама чуть не плакала.
— Теперь, Герман, ты убедился, — отнеслась мама к барону, — что я обречена на вечные муки и страдание. Должна сносить его дерзости и выставить вон не могу из страха, как бы он не прогневался и не оставил наследство дальним родственникам. У него ни капли жалости нет ко мне, напротив, он испытывает удовольствие, причиняя мне боль.
Барон лишь пожал плечами.
19 апреля
С нетерпением жду отъезда, хотя до него еще далеко. Но я только надеждой и живу!
Это мое первое путешествие за границу! Раньше июня мы не тронемся в путь. И так слишком рано, говорит мама: избранное общество съезжается позже, но тогда и цены значительно выше.
Если бы не ожидание перемены, было бы совсем тоскливо. Мисс Дженни оставила меня в покое, но мне от этого мало радости. После урока она затворяется в своей комнате и читает. Все сходятся во мнении, что она препротивная, но держать англичанку считается признаком хорошего тона, поэтому приходится ее терпеть. Самое большее через год мама, наверно, ее рассчитает. Я уже немножко говорю по-английски, но думаю, он мне вряд ли пригодится в жизни.
Вчера барон нас заинтриговал… Разговор зашел о хозяйстве, о том, что перевелись честные люди и ни на кого нельзя положиться. Мама недовольна Морозковичем, но ему покровительствует Пильская… У барона дела тоже, видно, обстоят не блестяще. Потому-то и заговорили об управляющих и экономах. И вдруг барон со смехом говорит:
— Из-за отъезда и чтобы поправить хозяйство, я нанял в управляющие агронома. Вы, кузина, будете смеяться, когда узнаете, кто он. У меня, барона, управляющий — граф, причем знатного, старинного рода. Настоящий граф…
— Из немцев? — спрашивает мама.
— Нет, поляк, по фамилии Опалинский. Из тех, знаменитых Опалинских. Его прадед занимал высокую должность при дворе, отец владел огромными поместьями. А его самого обстоятельства вынудили в восемнадцать лет покинуть родину, мать умерла, не перенеся разлуки с ним, отца он лишился еще раньше. Поместья конфисковали, а то немногое, что осталось, присвоили родственники. И юноша остался без денег, без поддержки, один на белом свете. Так, во всяком случае, он рассказывал. Каким-то чудом он не погиб и даже выбился в люди. Изучил агрономию, технологию, получил диплом и пользуется репутацией знатока своего дела. Мне его усиленно рекомендовали. На меня он, признаться, произвел самое благоприятное впечатление. Сначала я немного опасался, как бы этот граф in partibus[33] не зазнавался, но нет, он знает свое место, не фамильярничает, держится скромно, не лезет с разговорами. Однако манеры выдают в нем прекрасно воспитанного человека.
— Как, вы наняли эмигранта?![34]
Барон оставил мамин вопрос без ответа.
Как выяснилось, граф-управляющий очень мил, совершенный комильфо, но немного дичится людей. Ему еще нет тридцати лет, и он очень хорош собой.
Фуй, как стыдно! Сама не знаю, почему меня так заинтересовал этот человек. Только дневнику осмелюсь признаться в том, что мне хотелось бы иметь кого-нибудь… на ком можно бы испытать свои чары. Вот было бы забавно, если бы в меня кто-нибудь безумно влюбился. За себя я совершенно спокойна, но не мешает немного попрактиковаться перед вступлением в жизнь. А этот несчастный эмигрант не посмеет глаз на меня поднять… И я одним взглядом низвергала бы его в бездонную пропасть отчаяния и возносила на вершины блаженства. Да, это было бы забавно!
Мама тоже заинтересовалась им. Я слышала, она сказала барону: «Привези его как-нибудь к нам… Морозкович плохо управляется с хозяйством, хотя Пильская и ручается за него, но то ли он недотепа, то ли не везет ему, во всяком случае, Сулимов приносит все меньше дохода. Может, твой граф согласится присмотреть заодно и за моим хозяйством».
Барон не имеет ничего против, только сомневается, согласится ли граф Опалинский. Во всяком случае, он обещал привезти его, если удастся… Что значит «если удастся»!?
Мне не терпится его увидеть.
20 апреля
Его сиятельство не принял приглашения! Даже съездить с бароном в Сулимов не согласился. Мама в недоумении пожала плечами. Но от своих планов, как видно, не отказалась. Барон пригласил нас к себе на чай. Сейчас полнолуние, и вечера, стоят ясные, светлые.
Значит, мы все-таки увидим загадочного графа.
25 апреля
Погода испортилась, похолодало, даже порошил снег, и визит к барону пришлось отложить. Только сегодня выбрались мы к нему, но граф-управляющий, возбудивший наше любопытство, не соизволил явиться в гостиную, отговорившись делами. За ним дважды посылали, — он просил извинить его и не пришел. Барон даже сам ходил в контору и вернулся несолоно хлебавши. Признаться, мне было досадно: неужели ему неинтересно с нами познакомиться? Барон потешается над его странностями, мама недоумевает. Между тем приехавший из управы чиновник вынудил его переговорить с бароном, благодаря чему мы и удостоились чести лицезреть сиятельного графа.
