Юзеф Крашевский - Дневник Серафины
Что мне порассказала Пильская! Только она заклинает меня не проболтаться и ненароком не выдать ее. Почему расстались мои родители, я до сих пор толком не знала. В глазах света это была партия удачная во всех отношениях, но они друг друга не любили, и вскоре совместная жизнь для мамы стала невыносима. Папа развлекался, сорил деньгами, дома почти не бывал и оказался страшным ревнивцем. Он устроил ей безобразную сцену из-за кузена, барона Германа, и дело чуть не кончилось дуэлью. В конце концов они стали жить врозь. По словам Пильской, бедная мамочка натерпелась от него столько, что и сказать нельзя. В поисках любовных писем он взламывал шкатулки, ящики в секретере. Барону было отказано от дома, но это не восстановило его против мамы и он по-прежнему остался ей предан.
По глазам Пильской я вижу: у них с мамой был роман. По-моему, тут нет ничего предосудительного, если у папы оказался такой неуживчивый нрав. Что же, ей в монастырь было идти, слезы лить? Одного не пойму: когда мы с папой видимся, он всегда бывает добрый, внимательный, милый, — неужели это притворство?
Барон относится к маме по-родственному, и Пильская говорит, она многим ему обязана. Как я поняла из обрывков разговоров, дела наши совсем расстроены… Сулимов по папиной вине заложен. По счастью, барон, ближайший сосед наш и притом холостяк, всячески нас поддерживает. Дыдки и Жебже, считает Пильская, он завещает маме или мне. Это было бы с его стороны очень мило! Мы с мамой не перенесли бы нужды. При одной мысли о бедности меня охватывает дрожь! Что может быть ужасней старого, немодного платья, неподходящего общества, лишений и необходимости работать! Я много раз слышала от мамы, что она скорей умрет, чем откажется от привычного образа жизни. Нет, семьи, подобные нашей, не могут впасть в бедность, — это просто невероятно!
И так мы живем очень скромно. На конюшне всего-навсего шестерка лошадей для выезда и четыре для верховой езды. Камердинер один, и тот старый и на вид невзрачный, и два лакея.
Мебель шесть лет уже не обновлялась. Мама на всем экономит и в последний свой приезд во Львов купила себе только четыре платья да кружевную накидку.
4 апреля
В деревне особенно нечего записывать в дневник. Весна в этом году обещала быть ранней и дружной, но пока кругом грязь, безлюдье и, если бы не барон Герман, можно было бы умереть с тоски. В пансионе Юзя расхваливала мне романы Жорж Санд, и, вспомнив об этом, я пошла вчера в библиотеку и обнаружила целую полку с ее романами. Раскрыла «Лелию» и начала читать. Но мне не понравилось… Какие преувеличенно возвышенные чувства! Неужели и вправду бывает такая любовь? Нет, это невероятно! Что за удовольствие терзаться так и мучиться? Мне жизнь представляется более радужной и привлекательной. Слава богу, мне есть с кого брать пример, — моя мамочка ко всему относится трезво, без ажитации. Так любить, так безумствовать, — нет, благодарю покорно!
«Лелия» наскучила мне вконец. Заглянула еще в несколько романов, — то же самое: зеваю и клонит в сон. Разве сравнишь их с теми книжками, которые мама запирает на ключ, а Пильская извлекает украдкой из шкафа и дает мне. Я смеюсь и плачу, когда читаю, — их герои мне близки и понятны.
Ах, парижские гризетки!..
Мама, заметив, что я частенько наведываюсь в библиотеку, дала мне почитать Ламартина. Может, это возвышенно и красиво, но я не терплю сентиментальности… К чему страдать из-за каких-то выдуманных идеалов! Куда занятней болтать с Пильской.
Жизнь в Сулимове довольно однообразна, и, если бы не барон, совсем было бы невмоготу. Две странички в дневнике изрисовала карикатурами. Говорят, у меня есть способности к рисованию. Косоглазую Ропецкую с ее букольками я так наловчилась изображать, что девочки с первого взгляда ее узнавали. Феллерша у меня тоже неплохо получалась.
Теперь пытаюсь нарисовать Пильскую, но ее кошачьи глаза никак мне не даются.
10 апреля
Приехала англичанка! Чопорная, холодная, словно из английской стали, молчаливая, как палка прямая, затянута в корсет. Услышав, как она говорит по-французски, мама испугалась за мой парижский прононс. Утратить его было бы непоправимым несчастьем. В первый же вечер по приезде мисс изложила свою систему воспитания и вздумала экзаменовать меня. Но я дала ей понять, что командовать собой не позволю.
Нет уж, извините, пожалуйста! Мама меня поддержит. Извольте заниматься со мной языком и не суйтесь не в свое дело, заявила я без обиняков. Она промолчала. Если я сразу же не поставлю ее на место, она закабалит меня. Ей же лучше: у нее полдня будет свободно. Наутро, когда я была у мамы, она осмелилась войти ко мне в комнату, пересмотрела мои книги (к счастью, те, заветные, были заперты на ключ) и сказала, что сама будет руководить моим чтением. Мама на это ничего не сказала. Croyez у et buvez de reau![30] Я не намерена ей подчиняться.
12 апреля
Напрасно я боялась англичанку: не так страшен зверь, как его малюют. На первых порах она, наверно, зондировала почву и просто напускала на себя строгость, но, убедившись, что это ни к чему не поведет, смирилась с существующим положением вещей, и между нами установились мир и согласие.
Как я успела заметить, она любит поесть. И выпить рюмочку порто тоже небось не прочь. Я поделилась своими наблюдениями с Пильской, и мы решили угождать ее вкусам. Она оставила меня в покое и большую часть дня проводит у себя в комнате. Кажется, пишет что-то. Но меня это не касается. Старая уродина, что ей еще остается делать!
Несколько часов в день мы с ней читаем «Векфильдского священника», «Ночи» Юнга[31], отрывки из романов Вальтера Скотта. Сходимся за завтраком, обедом, иногда вместе гуляем в саду. Впрочем, она мне не мешает. Маме она решительно не нравится. Мы терпим ее не только из-за английского языка, но еще и потому, что держать англичанку считается хорошим тоном. Барон говорит: слухи о моем воспитании послужат к моей пользе.
Мало-помалу я узнаю от Пильской любопытные новости. Вчера у меня разболелись зубы, и англичанка отправилась на прогулку в одиночестве (она ежедневно, даже под дождем, прохаживается для моциона), а я побежала к Пилюсе. И она проболталась, будто барон и мама строят планы относительно моего замужества.
Я бросилась ей на шею, умоляя сказать всю правду. Но она уверяет, что больше ничего не знает: мама случайно обмолвилась об этом при ней. Если ей известно что-нибудь еще, я непременно из нее вытяну. Вообще-то она умеет держать язык за зубами, пока не забудется, увлеченная собственным красноречием, и тут уж никакая сила на свете ее не удержит. Я немало уже от нее выведала, выведаю и это.
Теряюсь в догадках: кто бы это мог быть?! Но Пильская говорит, до свадьбы дело дойдет не раньше чем через несколько лет.
Разговор с Пильской дал мне пищу для размышлений. Она посматривала на меня так пристально, словно хотела в душу заглянуть. Может, мама поручила ей попытать меня? Она спросила, как я отношусь к замужеству и какого мужа предпочла бы иметь. Я откровенно отвечала: прежде всего богатого, чтобы не приходилось беспокоиться, как маме, о доходах, потом, он не должен стеснять моей свободы и, конечно, безумно любить меня.
— А вы сами, барышня? — посмеиваясь, спросила она.
— Вот глупости! Зачем мне влюбляться? Судя по романам, которые я читала, любовь приносит лишь одни страдания, а я хочу наслаждаться жизнью. Я люблю роскошь, наряды, развлечения и не скрываю этого. Конечно, приятно сознавать, что ты нравишься, но влюбиться самой, добровольно надеть на себя ярмо, нет уж, благодарю покорно!
Она, не сдержавшись, засмеялась и обняла меня.
— Ну, а если кто-нибудь понравится очень? Если сердечко по ком заноет?
— Нет. Этого не случится! Ни за что на свете! Любовь добром никогда не кончается, уж я-то знаю!
Так проболтали мы с ней допоздна. Она все выспрашивала: а если то, а если это, а старый если да некрасивый… Чудачка, какое это имеет значение!
Мисс Бомберри с этим своим английским Кантом просто бесподобна! Запрещает читать и переводить те места, где говорится о любви; дай ей волю, она запретила бы даже упоминать о мужчинах. Наивная дурочка! Не знает, что у меня целые груды французских романов из маминого запретного шкафа…
Как глупо скрывать от нас опасности, утаивать соблазны. А стоит девушке оступиться, на нее сразу обрушиваются упреки, обвинения. Но разве виновата она, что жила с завязанными глазами? Лично я много полезного почерпнула для себя из романов даже самого низкого разбора.
Мама и в нынешнем году для поправления здоровья собирается в Карлсбад. Оставлять меня в деревне на попечении мисс Бомберри она не решается. Барон, кажется, тоже едет с нами. Но и у него и у мамы как будто бы туго с деньгами. По совету барона, она написала дядюшке, но на него надежда плохая. Если дядюшка откажет в просьбе, барон готов взять деньги в долг, потому что, говорит он, мамино здоровье для него дороже всего на свете.
