Фрэнсис Фицджеральд - Новые мелодии печальных оркестров
Квартирка была маленькая: спальня, ванная, кухонька в розовых и белых тонах, пропитавшаяся ароматами недельной готовки. Дверь открыла сама Элейн Расселл. Она была одета на выход, через руку перекинута зеленая вечерняя накидка. Чарли Эббот лежал в единственном мягком кресле и потягивал коктейль.
— Что такое? — вскрикнула Элейн.
Резким движением Дайана захлопнула за собой дверь; Элейн, разинув рот, отступила назад.
— Добрый вечер, — холодно поздоровалась Дайана. Тут у нее в голове всплыла фраза из забытого бульварного романа. — Надеюсь, я вам не помешала.
— Что вам нужно? Как только у вас хватило наглости сюда явиться!
Чарли, не говоря ни слова, со стуком поставил стакан на подлокотник кресла. Девушки смотрели друг на друга не мигая.
— Простите, — неспешно произнесла Дайана, — но, похоже, вы увели моего кавалера.
— А я-то думала, что вы изображаете из себя леди! — закипая, вскинулась Элейн. — С какой стати вы без спросу ко мне врываетесь?
— У меня дело. Я пришла за Чарли Эбботом.
Элейн задохнулась от негодования.
— Да ты с ума спятила!
— Напротив, голова у меня работает, как никогда в жизни. Я пришла за тем, что мне принадлежит.
Чарли невнятно вскрикнул, но женщины одновременно махнули, чтобы он замолчал.
— Хорошо, — закричала Элейн, — уладим это дело прямо сейчас.
— Я сама его улажу, — отрезала Дайана. — Выяснять тут нечего и спорить не о чем. При других обстоятельствах мне было бы вас немного жалко, но в данном случае вы перебежали мне дорогу. Что между вами двоими происходит? Он обещал на вас жениться?
— Не твое дело!
— Отвечай, а то хуже будет, — предупредила Дайана.
— Не стану.
Дайана неожиданно сделала шаг вперед, размахнулась и во всю силу своей изящной, но мускулистой руки влепила Элейн полновесную пощечину.
Элейн отшатнулась к стене. Чарли, вскрикнув, рванулся было вперед, но обнаружил, что из маленькой решительной ладони Дайаны на него смотрит дуло сорок четвертого.
— На помощь! — завопила Элейн. — Она мне челюсть свернула!
— Заткнись! — Голос Дайаны был тверже стали. — Ничего с тобой не случилось. Просто ты тряпка и неженка. Но вздумаешь скандалить — начиню тебя оловом, не сомневайся. Садись давай! Оба садитесь. Сесть, я сказала!
Элейн проворно села; из-под румян на ее лице проступила бледность. Чуть поколебавшись, Чарли тоже вернулся в кресло.
— Ну ладно, — продолжила Дайана, водя пистолетом по дуге от одного к другому. — Похоже, вам теперь понятно, что я явилась не шутки шутить. Прежде всего усвойте вот что. Пока я здесь, ни о каких своих правах можете не заикаться. Либо я получу то, за чем пришла, либо пристрелю вас обоих. Я спросила, обещал ли он на тебе жениться.
— Да, — угрюмо отозвалась Элейн.
Дуло нацелилось на Чарли.
— Это правда?
Облизав губы, он кивнул.
— Господи, — фыркнула Дайана, — неисповедимы дела твои! Вот так чушь несусветная — если бы меня это не касалось, я бы лопнула от смеха.
— Имей в виду, — пробормотал Чарли, — долго это терпеть я не намерен.
— Потерпишь! Ты теперь послушный, стерпишь что угодно. — Она повернулась к Элейн; ту била дрожь. — Письма от него у тебя есть?
Элейн помотала головой.
— Врешь. Пойди и принеси. Считаю до трех. Раз…
Элейн нервно встала и отправилась в другую комнату. Дайана переместилась вдоль стола, не выпуская ее из поля зрения.
— Шевелись!
Элейн вернулась с небольшим пакетиком, Дайана взяла его и сунула в карман блейзера.
— Спасибо. Вижу, ты их бережно сохранила. Садись обратно, и мы немного поболтаем.
Элейн села. Чарли допил виски с содовой и застыл, откинувшись на спинку кресла.
— А теперь, — проговорила Дайана, — я расскажу вам небольшую историю. Историю о девушке, которая однажды отправилась на войну и повстречала там человека, до того красивого и храброго, что другого такого она в жизни не видела. Она полюбила этого человека, а он полюбил ее, и все другие мужчины стали казаться ей бледными тенями рядом с ее возлюбленным. Но как-то его самолет сбили, и когда ее любимый очнулся, его было не узнать. Сам он думал, что все по-прежнему, но он многое забыл и полностью переменился. Девушке сделалось грустно, она поняла, что больше ему не нужна и — ничего не попишешь — придется с ним распрощаться… Она уехала и долгие ночи после этого проводила в слезах, но любимый не возвращался. Миновало пять лет. И вот до нее дошли слухи, что он гибнет, а виной — та же катастрофа, из-за которой они расстались. Он стал забывать самое важное: каким он был гордым и прекрасным человеком, о чем мечтал. И девушка решила, что имеет право вмешаться и ему помочь, ведь она единственная знала все, о чем он позабыл. Но было слишком поздно. Она не могла к нему подступиться, он слушал теперь только грубых и вульгарных женщин — уж очень многое он позабыл. И тогда она взяла револьвер — вроде того, что у меня в руках, — и пришла за этим человеком на квартиру жалкой и никчемной девки, которая его себе присвоила. Девушка решила: или она сделает его прежним, или вместе с ним обратится в прах и ни о чем уже не будет жалеть.
Дайана замолчала. Элейн заерзала на стуле. Чарли сидел склонившись и прятал лицо в ладонях.
— Чарли!
Резкий и четкий оклик заставил его вздрогнуть. Он уронил руки и взглянул на Дайану.
— Чарли! — высоким ясным голосом повторила она. — Помнишь Фонтенэ, позднюю осень?
На его лице выразилось смущение.
— Слушай, Чарли. Слушай внимательно. Не пропускай ни слова. Помнишь тополя в сумерках, помнишь, как шли через город бесконечные колонны французской пехоты? На тебе была синяя форма, Чарли, с циферками на петлицах. Через час у тебя был боевой вылет. Вспоминай же, Чарли!
Чарли прикрыл ладонью глаза и издал странный легкий вздох. Элейн сидела выпрямившись, ее широко раскрытые глаза попеременно останавливались то на Дайане, то на Чарли.
— Помнишь тополя? — продолжала Дайана. — Садится солнце, серебрится листва, звонят колокола. Помнишь, Чарли? Помнишь?
Наступило молчание. Чарли с невнятным стоном поднял голову.
— Я… не понимаю, — хрипло пробормотал он. — Это как-то странно.
— Не помнишь? — Из глаз Дайаны текли слезы. — Боже! Не помнишь? Бурая дорога, тополя, желтое небо. — Внезапно она вскочила на ноги. — Не помнишь? — выкрикнула она во весь голос. — Думай, думай — час пришел. Звонят колокола… колокола звонят, Чарли! Остался час!
Он тоже вскочил на ноги, пошатываясь.
— О-о! — вскричал он.
— Чарли, — рыдала Дайана, — вспоминай, вспоминай!
— Я вижу, — ошеломленно отозвался он. — Теперь вижу… я вспомнил, вспомнил!
Чарли судорожно всхлипнул, ноги под ним подогнулись, и он без чувств рухнул в кресло.
Обе девушки тут же оказались рядом.
— Это обморок, — крикнула Дайана, — воды, быстрей!
— Ах ты, чертовка! — Лицо Элейн исказила гримаса злобы. — Смотри, что ты наделала! Какое право ты имела? Какое право?
— Какое право? — Черные, блестящие глаза Дайаны обратились к ней. — Полное право. Я уже пять лет как замужем за Чарли Эбботом.
В начале июля Чарли с Дайаной устроили в Гриниче повторную свадьбу. После венчания старые друзья перестали называть ее Даймонд Диком. Они сказали, это имя уже давно сделалось в высшей степени неуместным. По их мнению, на будущих детей оно окажет неблагоприятное, а то и вовсе губительное воздействие.
Но не исключаю, что при необходимости Даймонд Дик вновь сойдет с цветной обложки, шпоры его засверкают, бахрома на куртке оленьей кожи забьется на ветру — он поскачет в предгорья, чтобы защищать свои владения. Потому что под внешней кротостью Даймонд Дик всегда была твердой как сталь — такой твердой, что время замедляло для нее свой бег, облака расходились в стороны и больной человек, услышав неустанный стук копыт в ночи, выпрямлялся и скидывал с себя темное бремя войны.
1924Третий ларец
(перевод Л. Бриловой)
Когда входишь в офис Сайруса Джирарда на тридцать втором этаже, то думаешь первым делом, что попал сюда по ошибке, что лифт отвез тебя не в верхний этаж, а в нижний город, на Пятую авеню, и в этих апартаментах тебе не место. То, что ты принимал за щелканье тикера, оказывается всего лишь деловитым голосом канарейки, которая покачивается в серебристой клетке у тебя над головой, и пока томная дебютантка за столиком красного дерева готовится спросить твое имя, ты можешь услаждать свой взор гравюрами, гобеленами, резными панелями и свежими цветами.
Однако же контора Сайруса Джирарда занимается отнюдь не декорированием интерьеров, хотя все другие направления деятельности он в свое время охватил. Праздный вид приемной — не более чем камуфляж, за которым прячется непрестанная деловая суматоха. Это всего лишь пухлая рукавица на бронированном кулаке, улыбка на лице боксера-профессионала.
![Фрэнсис Фицджеральд - Три часа между рейсами [сборник рассказов]](/uploads/posts/books/136955/136955.jpg)
