Фрэнсис Фицджеральд - Новые мелодии печальных оркестров
Яснее всех прочих это сознавали трое молодых людей, дожидавшиеся в одно апрельское утро приема у мистера Джирарда. Каждый раз, когда дверь с надписью «Посторонним вход воспрещен» вздрагивала под напором грандиозных дел, они, не сговариваясь, нервно дергались. Все трое, не перевалив тридцатилетнего рубежа, находились еще на подъеме надежд, все только что сошли с поезда и не были знакомы друг с другом. Уже почти час они провели бок о бок в ожидании на диване, обтянутом черкесской кожей.
Однажды молодой человек с угольно-черными глазами и волосами вынул пачку сигарет и неуверенно предложил двум остальным. Но, выслушав их вежливо-всполошенный отказ, он быстро огляделся и вернул пачку в карман нетронутой. За этим щекотливым эпизодом наступило долгое молчание, которое нарушала только канарейка-тикер, отстукивавшая курс акций в стране птиц.
Когда часы в стиле Людовика XIII показали полдень, дверь с надписью «Посторонним вход воспрещен» натужно, как бы одолевая сопротивление, открылась и ретивая секретарша пригласила посетителей войти. Они дружно встали.
— То есть… всем вместе? — несколько растерянно спросил самый высокий.
— Всем вместе.
Не глядя по сторонам и изображая невольно строевой шаг, они пересекли несколько помещений-форпостов и наконец вступили маршем в личный офис Сайруса Джирарда, чье положение на Уолл-стрит можно было сравнить с положением Теламонида Аякса среди прочих героев Гомера.
Это был тихий худощавый мужчина лет шестидесяти, с тонким, беспокойным лицом и ясными, доверчивыми глазами ребенка. Когда процессия из троих молодых людей вошла, он встал и с улыбкой обратил к ним взгляд.
— Пэрриш? — нетерпеливо спросил он.
— Да, сэр, — отозвался высокий молодой человек и был удостоен рукопожатия.
— Джонс?
Так звали черноглазого и черноволосого юношу. Он ответил на улыбку Сайруса Джирарда и с легким южным акцентом заверил, что рад знакомству.
— А вы, выходит, Ван Бюрен, — обратился Джирард к третьему.
Ван Бюрен подтвердил его догадку. Это был, очевидно, житель большого города — невозмутимый и одетый с иголочки.
— Садитесь, — пригласил Джирард, с интересом оглядывая посетителей. — Не могу выразить, как я вам рад.
Нервно улыбаясь, все трое сели.
— Да, господа, — продолжал пожилой хозяин кабинета, — будь у меня сыновья, я бы мечтал о том, чтобы они походили на вас троих. — Видя, как посетители залились краской, он рассмеялся. — Ладно, не буду вас больше смущать. Расскажите, как поживают ваши батюшки, а потом перейдем к делу.
Отцы молодых людей, очевидно, поживали хорошо и передавали мистеру Джирарду через своих сыновей поздравления с шестидесятилетием.
— Благодарю. Благодарю. Ну, с этим покончили. — Он резким движением откинулся на спинку кресла. — Так вот, мальчики, что я собирался сказать. В следующем году я удаляюсь от дел. Я давно задумал уйти на покой в шестьдесят, жена этого ждет, и вот время пришло. Откладывать больше нельзя. Сыновей у меня нет, равно как и племянников и других родственников, только брат, которому пятьдесят, так что мы с ним в одной лодке. Он, должно быть, продержится еще лет десять, вслед за чем имя моей компании, «Сайрус Джирард инкорпорейтед», скорее всего, поменяется… С месяц назад я отправил письма троим своим ближайшим друзьям по колледжу, да и по жизни тоже, и спросил, нет ли у них сыновей в возрасте от двадцати пяти до тридцати лет. Я писал, что в моем бизнесе есть вакансия для одного молодого человека, но только это должен быть работник самой высокой марки. Поскольку вы все трое прибыли сегодня сюда, я делаю вывод, что отцы расценивают ваши деловые качества именно так. То, что я предлагаю, просто и понятно. За три месяца я выясню все, что мне нужно, а по окончании этого срока двое останутся ни с чем, а третий получит награду, какие выдают в волшебных сказках: половину моего королевства и руку моей дочери, если она того пожелает. — Он чуть поднял голову. — Поправь меня, Лола, если я сказал что-то не то.
Услышав это, трое молодых людей дернулись, оглянулись и поспешно вскочили на ноги. Поблизости, лениво откинувшись на спинку кресла, сидела, вся из золота и слоновой кости, миниатюрная темноглазая красавица с игравшей на губах детской улыбкой, при виде которой всякому вспоминалась его ушедшая юность. Заметив растерянность на лицах гостей, она не сдержала смешка, который все три жертвы, чуть погодя, подхватили.
— Это моя дочь, — простодушно улыбнулся Сайрус Джирард. — Да не пугайтесь вы так. Кавалеры вокруг нее вьются вовсю, что местные, что приезжие. Не смущай молодых людей, Лола, а лучше пригласи их к нам на обед.
Лола приняла серьезный вид, встала и поочередно задержала на каждом взгляд своих серых глаз.
— Я до сих пор знаю вас только по фамилиям, — произнесла она.
— Это поправимо, — отозвался Ван Бюрен. — Меня зовут Джордж.
Высокий молодой человек отвесил поклон.
— Я отзываюсь на имя Джон Хардвик Пэрриш, — поведал он, — ну и на его вариации.
Она обернулась к темноволосому уроженцу Юга, который не поспешил дать о себе сведения.
— Как насчет мистера Джонса?
— О… просто Джонс, — ответил он беспокойно.
Лола удивленно подняла брови.
— Как это неполно! — засмеялась она. — Как… я бы даже сказала — фрагментарно.
Мистер Джонс испуганно огляделся.
— Хорошо, я скажу, — произнес он наконец. — Пожалуй, мое имя в данном случае не совсем подходит.
— А какое у вас имя?
— Рип.
— Рип?
Четыре пары глаз уставились на посетителя с упреком.
— Молодой человек! — воскликнул Джирард. — Вы что же, хотите сказать, будто мой старый друг, будучи в здравом уме, дал своему сыну такое имя?[1]
Джонс с непокорным видом переступил с ноги на ногу.
— Нет, — признался он. — Отец назвал меня Освальд.
Присутствующие отозвались несмелыми смешками.
— Теперь ступайте, все трое. — Джирард вернулся за стол. — Завтра ровно в девять доложите о себе моему главному управляющему, мистеру Голту, и соревнование начнется. А пока, если у Лолы на ходу ее купе-спорт-лимузин-родстер-ландоле, или что она теперь водит, она, вероятно, развезет вас по гостиницам.
Когда все ушли, на лице Джирарда снова выразилось беспокойство, он долго сидел, созерцая пустоту, прежде чем нажать кнопку, которая вновь заставила вращаться долго бездействовавшие шестеренки в его мозгу.
— Один из них наверняка окажется подходящим, — пробормотал он, — но что, если это будет тот брюнет? «Рип Джонс инкорпорейтед»!
IIК концу третьего месяца выяснилось, что, похоже, не кто-то один, а все молодые люди проявили себя наилучшим образом. Все они обладали трудолюбием, загадочным свойством, которое именуется «индивидуальность», а сверх того еще и мозгами. Если Пэрриш, высокий молодой человек с Запада, немного опережал других в оценке рынка, если Джонс, южанин, легче всех находил общий язык с клиентами, то Ван Бюрен отличался тем, что посвящал все вечера изучению надежности вложений. Стоило Сайрусу Джирарду обратить внимание на дальновидность и изобретательность одного, как не меньшие таланты демонстрировали и остальные. Он не принуждал себя к строгому нейтралитету; напротив, мысли его сосредоточивались на индивидуальных достоинствах одного претендента, потом другого — но пока это ему ничего не давало.
Все уикенды они проводили в доме Джирарда в Такседо-Парк, где не без робости общались с юной и прекрасной Лолой, а утром в воскресенье бестактно обыгрывали в гольф ее отца. В заключительный уикенд перед тем, как Сайрусу Джирарду предстояло принять решение, он позвал гостей после обеда к себе в кабинет. Сравнить их достоинства как будущих партнеров «Сайрус Джирард инкорпорейтед» ему оказалось не под силу и, отчаявшись, он разработал другой план, на котором намеревался основать свой выбор.
— Джентльмены, — сказал Джирард, когда в назначенный час молодые люди собрались в кабинете, — я созвал вас сюда, чтобы объявить, что все вы уволены.
Все трое тут же вскочили на ноги, в их глазах читались недоумение и упрек.
— На время, — добродушно улыбнулся хозяин. — А потому не трогайте немощного старика и садитесь.
На лицах гостей промелькнула улыбка облегчения. Все сели.
— Мне нравитесь вы все, — продолжал Джирард, — и кто нравится больше, я не знаю. В общем… фокус не удался. И я собираюсь продлить наш конкурс еще на две недели… но условия будут совсем другие.
Молодые люди насторожились.
— Мое поколение не научилось отдыхать. Наше взросление пришлось на период невиданной деловой активности, и теперь, уходя на покой, мы не знаем, чему посвятить остаток жизни. И вот я, разменяв седьмой десяток, впадаю в уныние. Мне не на что опереться: много читать я не приучен, в гольф играю только раз в неделю, и этого мне достаточно, хобби себе не завел. Придет день, и вам тоже стукнет шестьдесят. Вы увидите, что другие не делают из этого трагедии, а живут в свое удовольствие, и вам захочется взять с них пример. Я бы хотел узнать, кто из вас лучше справится с ситуацией, когда придет пора удалиться от дел.
![Фрэнсис Фицджеральд - Три часа между рейсами [сборник рассказов]](/uploads/posts/books/136955/136955.jpg)
