Жорис-Карл Гюисманс - Геенна огненная
Напрасно Карл добивался ссуд, изощрялся в вымогательстве, увеличивал налоги. Разграбленные города, опустошенные поля, по которым рыскали волки, отвечали молчанием на призывы короля, чье право на престол становилось все более сомнительным. Окончательно пав духом, он клянчил деньги у всех подряд. Его небольшой двор в Шиноне был опутан сетью интриг, в которую попадали все новые и новые жертвы. Карл и его сторонники, затравленные, понимавшие, как ненадежно их пристанище, отгороженное полоской Луары, стали искать утешения в буйных оргиях, которые позволяли им забыть о близящейся катастрофе. Они жили сегодняшним днем, разбойничьи набеги и заемы обеспечивали им роскошную жизнь. Они предпочитали не вспоминать о набивших оскомину окриках „Кто идет?“, о зыбкости своего положения, с презрением смотрели в будущее, предаваясь пьянству в окружении женщин.
Да и на что еще был способен этот король, апатичный, безвольный, родившийся от матери-чудовища и отца-безумца?»
— О! О Карле VII лучше всего говорит его портрет кисти Фуке, выставленный в Лувре. Я часто останавливался перед этой образиной, разглядывал его поросячье рыло, глаза провинциального ростовщика, лицемерно жалобный изгиб губ, схваченные рукой художника. Кажется, что Фуке изобразил недостойного священника, чувствующего себя отвратительно после попойки и вдобавок подхватившего насморк. Этот характер, только лишенный сальных наростов, прокаленный на огне, и породил менее похотливого, но более жестокого и упрямого короля Людовика XI, сына и наследника Карла VII. Кроме того, этот человек приказал убить Иоанна Неустрашимого и предал Жанну дʼАрк и уже этим заслужил самого строгого суда.
— Так вот. Жиль де Рэ, взявший на себя военные расходы, конечно же, был с радостью встречен при дворе. Он оплачивал турниры и балы, снабжал короля крупными суммами и постоянно одалживал деньги придворным. Но, несмотря на свой успех при дворе, он не разделял свойственного Карлу VII упоения распутством. Он отправляется в Анжу и в область Мэн, где дерется с англичанами. Он оказался «умным и смелым» военачальником, как утверждают хроники, но тем не менее вынужден был бежать, так как войско противника превосходило его армию числом. Части английского войска воссоединились, расползлись по стране, забираясь все дальше и дальше, в их руках уже был Париж. Король подумывал о том, чтобы, бросив Францию на произвол судьбы, укрыться на Юге, и в этот момент появилась Жанна дʼАрк.
Жиль возвратился ко двору Карла, и тот поручил ему охранять и защищать Орлеанскую Деву. Он следовал за ней повсюду, участвовал в сражениях, побывал вместе с ней у стен Парижа, присутствовал при коронации дофина в Реймсе и, по сведениям Монстреле, за свои заслуги в двадцать пять лет был назначен маршалом Франции!
— Черт возьми, — прервал его де Герми, — вот так скорость! Наверное, поэтому в ту эпоху люди не были неповоротливыми разинями, ни на что не годными размалеванными развалинами, как в наше время!
— О, не стоит сравнивать. К тому же титул маршала Франции приобрел блеск позже, во времена Франциска I и особенно в посленаполеоновскую эпоху.
Как относился Жиль де Рэ к Жанне дʼАрк? Об этом нет прямых сведений. Валле де Вервиль обвиняет его в предательстве, но не приводит никаких доказательств этому. Аббат Боссар, напротив, утверждает, что он был предан ей и всячески опекал ее, и его мнение кажется вполне правдоподобным.
По крайней мере ясно, что его душа окунулась в пучину мистики. Он находился рядом с этой странной девушкой, в вихре событий, носивших отпечаток Божественного вмешательства.
Он был свидетелем чуда. Какая-то простушка укротила сборище подонков и лодырей, привела в чувство трусливого короля, готового к бегству. Он наблюдал, как она пасла, словно домашний скот, хищников в овечьем обличье, всех этих Иров, Ксентрайлей, Бомануаров, Шабаннов, Дюнуа и Гокуров. Должно быть, и сам он щипал, подобно другим, белую травку проповедей, причащался перед началом сражений и поклонялся Жанне, как святой.
Он убедился, что Орлеанская Дева умеет держать слово. Она сняла осаду Орлеана, провела коронацию в Реймсе и после этого объявила, что ее миссия окончена и что она просит отпустить ее домой.
Держу пари, что мистицизм Жиля неимоверно возрос в это время. Перед нами человек, готовый стать и наемным убийцей, и монахом…
— Прости, что я тебя перебиваю, но я не уверен, что вмешательство Жанны дʼАрк было таким уж благом для Франции.
— То есть?
— Вот что я имею в виду. Тебе, должно быть, известно, что большую часть защитников Карла VII составляли уроженцы Юга, отчаянные и жестокие мародеры, грабившие население, которое им приходилось охранять. По сути, Столетняя война была войной между Севером и Югом. В это время Англия была той же Нормандией. Когда-то нормандцы завоевали Англию, в жилах англичан текла их кровь, они переняли у французов обычаи и даже язык. Если бы Жанна дʼАрк продолжала заниматься шитьем под крылышком у матери, Карл VII был бы низложен, и войне пришел бы конец. Плантагенеты владели Англией и Францией, которые в доисторические времена, когда еще не было Ла-Манша, были единой территорией, одним куском суши. Здесь было могущественное Северное королевство, простиравшееся до самого Лангедока. Его подданные обладали схожими привычками и различались совсем немногим.
Коронация Валуа в Реймсе расколола Францию, лишила королевство какой бы то ни было логики. Из-за нее оказались рассеянными те, у кого были общие интересы, и соединенными самые строптивые и враждебно настроенные круги населения. Мы заполучили — увы! — надолго людей с коричневатым цветом кожи, блестящими глазами, этих любителей шоколада и чеснока, которых трудно назвать французами. Скорее они приближаются к испанцам или итальянцам. Если бы не Жанна дʼАрк, Франция была бы свободна от этих оглушительных фанфаронов, легкомысленных и вероломных, от этой пресловутой латинской расы, черт бы ее побрал!
Дюрталь пожал плечами.
— Смотри-ка, — смеясь, заметил он, — я всегда подозревал, что тебя волнует судьба отечества, и твоя речь — лучшее подтверждение этому.
— Пусть так, — пробормотал де Герми, раскуривая потухшую сигарету. — Я разделяю мнение старинного поэта Эстернода: «Моя родина там, где мне хорошо». Что же до меня, то мне хорошо только среди жителей Севера. Но я перебил тебя. Вернемся же к нашим баранам. На чем мы остановились?
— Я уже не помню. Кажется, речь шла о том, что Орлеанская Дева выполнила свою миссию. Встает вопрос: чем был занят Жиль после ее казни? Об этом ничего не известно. Существует упоминание о том, что его видели в окрестностях Руана в то время, когда шел процесс, но мне думается, предполагать на основании этого, что он собирался освободить Жанну дʼАрк, как это делают некоторые его биографы, было бы слишком смело.
Его следы теряются, но в возрасте двадцати шести лет он затворяется в замке Тиффог.
Он уже не тот солдафон в доспехах. Он на пороге преступлений, и в это время в нем просыпается художник, эрудит. Его натура прорывается наружу, провоцирует его, подстрекаемая мистицизмом, склоняет его к изощренной жестокости, к самым изуверским преступлениям.
Барон де Рэ выпадает из своего времени. Окружавшие его пэры были неотесанными невеждами. Он же упивался искусством, грезил пронзительными фантазиями, даже написал трактат о таинстве заклинания демонов, обожал церковную музыку, окружал себя разного рода раритетами.
Он был хорошо начитан в латинской литературе, слыл великолепным собеседником, надежным и великодушным другом. Он собрал прекрасную для своего времени библиотеку, выходившую за привычный круг чтения, ограниченный богословской литературой и житиями святых. До нас дошли фрагменты описи его книг: Светоний, Валерий Максим, Овидий — пергаментные рукописи, переплетенные в красную кожу, с алыми застежками, запирающимися на ключ.
Он страстно любил свои книги, возил их повсюду с собой. Некий художник по имени Томас украсил их буквенным орнаментом и миниатюрами, он собственноручно подновлял их, а мастер, найденный им с большим трудом, снабдил их дорогими переплетами. Он ценил пышную и причудливую обстановку, замирал перед материями, сотканными в монастырях, млел от роскошных шелков, от старинной золотисто-сумрачной парчи. Он питал пристрастие к еде, сильно сдобренной пряностями, к крепким винам, темным от ароматических веществ, бредил необычными украшениями из металлов и необработанных камней. Настоящий Дез Эссент XV!
Его прихоти дорого стоили, но все же меньше, чем содержание огромной свиты в Тиффоге, ставшем совершенно уникальным уголком королевства.
Крепость охраняло более двухсот человек, при его дворе состояли шевалье, военачальники, оруженосцы, пажи, и у каждого из них были слуги, нанятые за счет Жиля. Его стремление придать больше роскоши часовне и церкви граничило с безумием. В Тиффоге обосновалось почти все духовенство метрополии; среди его гостей были настоятели, викарии, казначеи, каноники, прочие духовные лица, дьяконы, мальчики-певчие. До нас дошел счет, в котором числятся стихари, епитрахили, муфты, шапочки, подбитые беличьим мехом. Он жаждал изобилия церковной утвари, располагал напрестольной пеленой из алого сукна, изумрудными шелковыми пологами, мантиями: багровой бархатной, фиолетовой, расшитой золотом и из узорчатой розовой ткани, сатиновым облачением дьякона, балдахинами с рельефными золотыми изображениями птиц, доставленными с Кипра блюдами, потирами, дароносицами, молоточками, плитами кабошона в оправе из драгоценных камней, ковчегами, среди которых он особенно ценил один, святого Оноре, вырезанный в соответствии с его вкусами мастером, жившим в замке, отливающий серебром.
