Уильям Фолкнер - Притча
— Отдал капралу, который сидел в кабине, — ответил бывший взломщик. Через окошко, пока мы спали.
Они выбежали наружу, на землю, на свежий воздух, грузовик ждал их, водитель и капрал стояли в стороне с группой солдат. Все слышали, что сказал взломщик, и, даже не останавливаясь, бросили носилки и устремились к грузовику, но взломщик остановил их.
— Постойте, — сказал он. — Я сам.
Но бутылок в грузовике нигде не было. Взломщик вернулся к носилкам.
— Кликни этого капрала, — сказал один. — Я заставлю его сказать, где они.
— Не дури, — сказал взломщик. — Знаешь, чем это кончится? Он вызовет военную полицию, нас арестуют и возьмут других сопровождающих у адъютанта в Вердене. Здесь мы ничего не можем сделать. Придется потерпеть до города.
— А в городе что? — сказал другой. — Купим выпивку? На какие шиши?
— Мораш может продать свои часы, — сказал четвертый.
— А он продаст? — сказал пятый.
Все посмотрели на Мораша.
— Пока забудьте об этом, — сказал Мораш. — Взломщик прав: сперва нужно вернуться в город. Пошли. Надо уложить покойника в ящик.
Они поднесли носилки к грузовику и подняли туда обернутое брезентом тело. Крышка гроба была не прибита; молоток и гвозди лежали внутри. Они уложили тело, не разбирая, вверх лицом или вниз, закрыли гроб и вбили в крышку гвозди, чтобы она только держалась. Появился сержант с уже пустым саквояжем, влез в заднюю дверцу и снова уселся на гроб; капрал с водителем, очевидно, вернулись тоже, потому что грузовик тут же тронулся, двенадцать солдат сидели, прислонясь к бортам, внешне чинные, как воспитанные дети, но на самом деле неистовые, готовые на все, по пути они негромко перебрасывались фразами, потом грузовик въехал в город и остановился перед дверью, у которой стоял часовой: очевидно, это была комендатура; сержант стал подниматься с гроба. И тут Взломщик сделал последнюю попытку.
— Насколько я понимаю, нам выдали коньяк не только затем, чтобы мы приехали в Валомон и достали труп, но и чтобы привезли его в Париж. Или я неправ?
— Если неправ, кто в этом виноват? — сказал сержант. Он еще какое-то время смотрел на Взломщика. Потом повернулся к дверце, казалось, он тоже признал во Взломщике их главаря.
— Мне нужно подписать кой-какие бумаги. Отвезите гроб на станцию, погрузите в вагон и ждите меня. Потом сходим поесть.
— Ладно, — сказал Взломщик.
Сержант спрыгнул с машины и скрылся; и сразу же, не успел грузовик еще тронуться, вся атмосфера стала другой, будто их личности и характеры преобразились, или, скорее, будто они сбросили маски или личины; речь их сделалась краткой, быстрой, немногословной, загадочной, подчас даже лишенной глаголов, словно они не общались, а пробуждали друг в друге общее таинственное знание.
— Часы Мораша, — сказал один.
— Не спеши, — сказал Взломщик. — Сперва на станцию.
— Тогда поторопи их, — сказал другой. — Сейчас я сам, — и стал подниматься.
— Говорю, подожди, — одернул его Взломщик. — Хочешь познакомиться с военной полицией?
Разговор прекратился, солдаты молча сидели в кузове, неподвижные и мчащиеся, неистовые в неподвижности, как люди, силящиеся сдвинуть пирамиду, они словно подталкивали едущий грузовик своей нетерпеливостью. Грузовик остановился. Они уже вылезали из кузова, первые спрыгнули еще до полной остановки и уже взялись за гроб. Теперь на перроне никого не было, вернее, им так казалось, могло бы показаться, если б они хоть окинули его взглядом, но они, даже не глядя по сторонам, вытащили гроб из грузовика и снова почти бегом потащили его к своему вагону, стоящему на запасном пути; вдруг чья-то рука начала дергать Взломщика за рукав, и чей-то назойливый голос произнес у его локтя:
— Господин капрал! Господин капрал!
Взломщик скосил глаза вниз. Это была утренняя старуха, сын которой погиб в верденском сражении.
— Уходи, бабуся, — сказал Взломщик, вырывая руку. — Пошевеливайтесь. Открывайте дверь.
Но старуха по-прежнему цеплялась за него и продолжала с жуткой настойчивостью:
— Вы привезли кото-то из форта. Может быть, это Теодуль. Я узнаю его. Дайте мне на него посмотреть.
— Говорю, уходи! — сказал Взломщик. — Мы заняты.
И тут не Взломщик, хотя он был главарем, а один из остальных вдруг резко, негромко выпалил:
— Постойте.
Однако в следующий миг та же самая мысль? казалось, осенила и всех остальных, гроб уже стоял одним концом на полу вагона, четверо держались за другой конец, собираясь втолкнуть его полностью, все замерли и обернулись, а тот солдат продолжал:
— Утром вы что-то говорили о проданной ферме.
— О моей ферме? — сказала женщина.
— О деньгах! — сказал другой так же негромко.
— Да! Да! — Старуха полезла под шаль и достала сумку величиной почти с саквояж сержанта. Тут инициативу перехватил Взломщик.
— Погодите, — бросил он и обратился к старухе: — Если мы покажем его, купите нам две бутылки коньяка?
— Три, — сказал третий.
— И авансом, — сказал четвертый. — Она все равно ничего там не сможет определить:
— Смогу! — сказала она. — Я узнаю! Дайте только взглянуть.
— Ладно, — сказал Взломщик. — Несите две бутылки коньяка и глядите себе. Быстрей, пока не вернулся сержант.
— Да, да, — сказала она, повернулась и побежала по перрону напряженно и неуклюже, прижимая к груди сумку.
— Порядок, — сказал Взломщик. — Суйте его в вагон. И кто-нибудь сбегайте, принесите молоток с грузовика.
На их счастье, крышку было приказано не заколачивать, а лишь временно закрепить (очевидно, по прибытии в Париж тело должны были переложить в другой гроб, более изящный или хотя бы соответствующий назначению), чтобы гвозди можно было вытащить без труда. Они вытащили их, сняли крышку и отпрянули от запаха, взвившегося почти зримо, словно легкий дымок, последнего, легкого, прощального дуновения тлена и смерти, словно труп берег его до этой или подобной минуты с ликующим, дьявольским злорадством маленького мальчишки. Потом вернулась старуха с двумя прижатыми к груди бутылками, по-прежнему бегом или по крайней мере трусцой, теперь она тяжело дышала и тряслась, словно совсем выбилась из сил, потому что, подбежав к двери, не могла взобраться на подножку, пока двое солдат не спрыгнули вниз и не подняли ее в вагон. Третий взял у нее бутылки, но, казалось, она даже не заметила этого. Секунду или две она словно бы не видела гроба. Потом увидела, опустилась, почти упала на колени у изголовья и откинула брезент с того, что некогда было лицом. Они тот, кто это говорил, — были правы: она не могла ничего определить по лицу, потому что в гробу находился уже не человек. Потом они поняли, что старуха и не смотрит на него, просто стоит на коленях, одной рукой касаясь остатков лица, а другой поглаживая остатки волос. Она сказала:
— Да. Да. Это Теодуль. Это мой сын.
Внезапно она поднялась, на сей раз энергично, и оглядела их, не отходя от гроба, взгляд ее быстро перебегал с одного лица на другое, пока не остановился на Взломщике, голос ее был спокойным и сильным:
— Я должна его забрать.
— Вы собирались только посмотреть, — сказал Взломщик.
— Это мой сын. Он должен вернуться домой. У меня есть деньги. Я куплю вам сто бутылок коньяка. Или возьмите наличными.
— Сколько дадите? — спросил Взломщик.
Старуха без колебаний протянула ему закрытую сумку.
— Сосчитайте сами.
— А как вы заберете эт… его? Не понесете же на руках.
— У меня есть телега с лошадью. Она стоит за станцией с тех пор, как мы вчера прослышали, зачем вы едете.
— Как прослышали? — спросил Взломщик — Это же секретное дело.
— Не все ли равно? — ответила она с легким раздражением. — Считайте деньги.
Но Взломщик не стал открывать сумку. Он повернулся к Морашу.
— Иди с ней и подгони телегу. Поставишь у окна с той стороны. И поживей. Ландри может явиться в любую минуту.
Все было сделано быстро. Открыли окно; почти тут же Мораш подогнал телегу, грузная крестьянская лошадь ошалело неслась тяжелым галопом. Мораш резко остановил ее; ему подали из окна обернутое брезентом тело. Он бросил вожжи сидевшей рядом старухе, вскочил на сиденье; взял тело, уложил в телегу и спрыгнул на землю; в тот же миг Взломщик бросил сумку из окна на дно телеги.
— Поезжайте, — сказал Мораш старухе. — С глаз долой. Побыстрее.
Она уехала. Мораш поднялся в вагон.
— Сколько там? — спросил он у Взломщика.
— Я взял сто франков, — ответил Взломщик.
— Сто франков? — изумленно переспросил другой солдат.
— Да, — ответил Взломщик. — И завтра меня будет мучить совесть, что взял так много. Зато выйдет по бутылке на каждого.
Он протянул деньги тому, кто говорил последним.
— Сбегай принеси. — Потом обратился к остальным: — Закройте гроб. Или ждете, чтобы пришел Ландри и помог вам?
