Пэлем Вудхауз - Том 16. Фредди Виджен и другие
Восьмую полосу уснащали фотографии. Премьер-министр открывал благотворительную распродажу. Старейший житель Чиппинг Нортона справлял сотую годовщину. В Пернамбуко или в Мозамбике безобразничали студенты. А в самом низу огромный полисмен держал одной рукой исключительно красивую девушку, другой — молодого человека. Газетные фото мутноваты, но это поражало четкостью.
Подпись гласила:
Леди Мэйбл Мергатройд со своими друзьями
Бинго долго смотрел на все это, словно улитка. Потом ему захотелось выпить. Он схватил шляпу и побежал в клуб. Напитки там не лучше других, но можно не платить наличными. Кроме того, кто-то из Трутней что-нибудь посоветует. К счастью, первым встретился Фредди Виджен, человек большого ума, непременно выкарабкивавшийся из затруднений, связанных с противоположным полом.
Прослушав историю, Фредди признал, что опыт таких передряг подсказывает лишь один выход.
Бинго сказал, что одного вполне достаточно.
— Так, — заметил Фредди, — а ты не мог бы выступить в роли супермена?
— Кого?
— Супермена. Холодный взгляд, выдвинутый подбородок, насмешливые реплики: «Вот как?», «Ну и что?».
Бинго сокрушенно ответил, что это ему не под силу.
— Ясно. Да, это нелегко чувствительному человеку. Остается несчастный случай.
Бинго не совсем понял. Фредди объяснил.
— Ну, знаешь такой стишок: женщина — не подарок, а чуть что случится — ангел-служитель. Глубокая мысль. Придешь домой здоровым, тебе крышка. Забинтуйся, как мумия — и дело в шляпе. Закричит: «О, Бинго!», а уж слез будет…
— Как мумия? — проверил он.
— Именно.
— Одни бинты?
— Они самые. Лучше — с пятнами крови. Знаешь что, прыгни под машину.
— А еще что можно?
— Иногда я падал в угольный погреб, но где их теперь найдешь? Нет, машина и машина! Скажем, такси.
— Неприятно все же.
— Ну, грузовик.
— Да ты что!
— Ладно. Иди в редакцию и урони машинку на ногу.
— Я палец сломаю.
— Вот именно. Можно и два-три. Что уж мелочиться? Бинго задрожал.
— Нет, не буду.
— Трудно с тобой! Так-так-так… Есть! Выдумай двойника. Скажи, что вас родная мать не различит.
Бинго расцвел, как июньская роза. Да, это вам не машина и даже не машинка!
— Этих двойников очень много, — пояснил Фредди. — Вот, у Филиппса Оппенхейма один англичанин как две капли воды похож на одного немца. И наоборот, естественно. Кто-то там за кого-то себя выдавал.
— И ничего, сошло?
— А то как же!
— Фредди, — сказал Бинго, — ты гений! Как хорошо, что мы встретились.
Однако в редакции он снова приуныл. Рози писала всякую чушь, но ума у нее хватало, а чутья — тем более. Замысел хорош, это да, но надо бы его подкрепить. Лучше всего, если Мэйбл сама скажет, что в жизни не видела Бинго, а субъект на фото — ее кузен, скажем, Эрнест Мальтраверс или Юстес Финч-Финч. Найдя в телефонной книге номер пятого графа, Бинго спросил:
— Лорд Ипплтон?
— Да.
— Добрый день.
— Почему это?
— Разрешите представиться, моя фамилия Литтл.
— Что ж, — отозвался пэр, — у меня вообще нет имени.
— То есть как?
— Атак. Я опозорен.
— Опозорены?
— Хуже некуда. Как я покажусь в клубе? Нет, вы подумайте, сидит на площади, а ее тащит полисмен! Куда мы катимся? Если бы моя матушка так себя вела, отец бы ей выдал по первое число. Собственно, я поговорил с Мэйбл. «Смотри, что ты натворила! — сказал я, когда она вернулась. — Запятнала наш герб. Такого позора не было с тех пор, как леди Эванджелина забыла отказать Карлу II!» Да. Так и сказал.
Бинго попытался его смягчить.
— Что поделаешь, девушки…
— Я бы назвал их иначе, — парировал граф. Заслышав, что несчастный пэр скрежещет зубами (если это не дрель на улице), Бинго решил сменить тему.
— Можно мне поговорить с Мэйбл?
— Нельзя.
— Почему?
— Потому что я отослал ее в Эдинбург, к тетке.
— А, тьфу!
— Что-что?
— Тьфу.
— В каком смысле?
— В обычном. Что тут еще скажешь?
— Да что угодно. Зависит от воли. Вы кто, репортер?
— Нет, приятель.
Бинго никогда не слышал, как воет канадский волк, но подумал, что примерно так же.
— Приятель? Вон оно что! Это вы сбиваете с толку недоразвитых дур? Ну, я бы вам показал! Я бы вас… Да что говорить, шваль бородатая!
— У меня нет бороды.
— Не верю. Все обросли, кусты какие-то! Побриться трудно, да?
— Я каждый день бреюсь.
— И сегодня?
— Сегодня — нет. Занят был, не успел…
— Тогда не окажите ли любезность?
— С удовольствием.
— Идите в свое логово и побрейтесь. Опасной бритвой, опасной! Даст Бог, перережете артерию. Как выразился какой-то поэт: «Мечты, мечты…»
Бинго задумчиво повесил трубку. Да, графа он не пленил, но не это плохо. Мэйбл — в Эдинбурге, Бог знает, когда вернется, так что свидетеля нет. А без него не обойтись, что бы ни выдумал этот Оппенхейм.
Поразмыслив о том, не использовать ли машинку, он даже поднял ее, но струсил. Окажись тут Шекспир с Беном Джонсоном, тот заметил бы: «Видал, друг? Истинно кошка из присловья, как у меня в пьесе».
Скорбно опустившись в кресло, Бинго услышал какие-то звуки, вроде эхо. Взглянув наверх, он понял, что ошибся — это не отзвук, а человеческий голос. В дверях стоял сам Перкис, заметно изменившийся. Под глазами темнели круги, сами же глаза легко сошли бы за несвежие яйца. Нервы тоже не блистали — когда воробей, присевший на окно, зачирикал, издатель побил рекорд по прыжкам в высоту.
— Трудитесь… — выговорил он. — Похвально, похвально. В почте что-нибудь есть?
— Да нет, одна чушь, — ответил Бинго. — Почему среди наших подписчиков столько слабоумных? Уилфрид Уотерсон (7 лет) написал про какаду такое, что его охотно примут в сумасшедший дом. Видите ли, эта тварь спрашивает: «Орешка не хотите?»
Мистер Перкис был менее строг.
— Что с них взять! — вздохнул он. — Молодые головы… Кстати о головах, нет ли у вас аспирина? Или томатного сока, туда можно капнуть вустерского соуса. Нету? Жаль-жаль. Мне стало бы легче.
На Бинго снизошло озарение.
— Господи! — воскликнул он. — Вы вчера… э… напились?
Перкис помахал рукой, едва не свалившись от усилия.
— Вы уж скажете! Жена уехала, решил с горя сыграть с друзьями в карты. Засиделись, знаете, то-се… Да и как откажешься, когда нальют? Но «напился» — это уж слишком.
Сутки назад Бинго не посмел бы сделать такое предположение, но теперь, увидев, что Перкис — свой, несовершенный человек, он решился. В конце концов, они оба спасут друг друга. Рози поверит такому авторитету. Он начал складывать фразу, но хозяин его перебил:
— А вообще-то вы правы. Лучше скажем, надрался. Но как это ни назвать, дело мое плохо. Служанка сообщила, что жена звонила мне пять раз: в 10.30, в 11.15, ровно в полночь, в 2 часа ночи и, наконец, в 4.20. Боюсь…
— Вас до утра не было?
— Да, мистер Литтл.
Если бы Бинго не сидел, он бы свалился на пол. Вот и все, конец. Теперь не убедишь жену, что он всю ночь работал с Перкисом. От горя он вскрикнул, а хозяин взмыл к потолку, сбивая головой штукатурку.
— Поэтому, — продолжал он, приземлившись, — я был бы вам очень обязан, если бы вы убедили миссис Перкис, что мы засиделись допоздна, а потом я ночевал у вас в кабинете.
Бинго втянул воздух. Босс не был красив, но сейчас казался прекрасным, словно Тадж Махал при лунном свете.
Однако чувств редактор не выдал. Что-то нашептывало ему, что пришел его шанс. Он нахмурился и поджал губы.
— Правильно ли я понял? Вы просите меня солгать?
— Это не ложь! Это милость!
Чтобы заговорить, губы пришлось разжать, но лоб — ему-то что?
— Не уверен, — холодно ответил Бинго. — Вчера я, помнится, просил вас о милости, а вы резко отказали.
— Какая тут резкость, мистер Литтл! Какая резкость?
— Такая.
— Может быть. Но я подумал и решил увеличить ваше жалованье на десять фунтов.
— На пятьдесят.
— На пятьдесят!
— Ну, на сорок.
— А не на тридцать?
— Нет.
— Хорошо.
— Хорошо?
— Да.
Тут зазвонил телефон.
— А, — сказал Бинго, — опять жена. Я слушаю.
— Бинго!
— Здравствуй, кроличек. Что с тобой случилось? Какой-то писк, треск…
— Я пошла к миссис Перкис.
— А что с ней?
— Она страдает. Перкис где-то был всю ночь. Бинго мило засмеялся.
— Был. В твоем доме. Со мной.
— Что?
— То. Мы заговорились, и он у меня остался. Спал в кабинете.
Рози ответила не сразу.
— А как же этот снимок?
— Какой еще снимок? А, в газете! Да, немного похож. Вообще-то я слышал о двойниках, но никогда их не видел. В книгах — другое дело. Скажем, у Филиппса Оппенхейма один англичанин как две капли воды похож на одного немца. Получилась целая заварушка. А тут — я же был с Перкисом! Хочешь, я его позову? Перкис, это вас. — И он передал трубку.
