Эдвард Бульвер-Литтон - Кенелм Чиллингли, его приключения и взгляды на жизнь
ГЛАВА VI
К обеду у миссис Брэфилд собрались совсем не так «запросто», как ожидал Кенелм. Когда негоциант услыхал от жены, что придет Кенелм, он счел, что из уважения к молодому джентльмену следует пригласить еще несколько человек.
— Видишь ли, моя милая, — сказал он Элси, — миссис Камерой — очень добрая, простая женщина, но не особенно интересная, а Лили, хотя и хорошенькая девушка, совсем еще ребенок. Мы очень обязаны, моя дорогая Элси, мистеру Чиллингли… — Г- тут в его голосе я глазах отразилось глубокое чувство, — и должны быть с ним как можно любезнее. Я позову моего приятеля сэра Томаса, а ты пригласи мистера Эмлина с женой. Сэр Томас — очень умный человек, а Эмлин — очень ученый. Кстати, следует заказать в городе дичь у Гроувза.
Кенелм пришел несколько раньше назначенного времени и нашел в гостиной преподобного Чарлза Эмлина, молсвичского викария, с супругой и дородного, средних лет мужчину, которого хозяин, представляя ему Кенелма, назвал сэром Томасом Праттом. Сэр Томас был богатый банкир. По окончании церемонии представления Кенелм подошел к Элси.
— Я полагал, что встречу у вас миссис Кэмерои, но пока не вижу ее.
— Она будет сейчас. Кажется, надо ждать дождя, и я послала за ней и Лили карету. А, вот и они!
Вошла миссис Кэмерон в черном шелковом платье. Она всегда носила черное. За ней шла Лили в платье того цвета, который точно соответствовал ее имени. На ней не было никаких украшений, кроме тонкой золотой цепочки, на которой висел простой медальон, и алой розы в волосах. Она была удивительно мила, и с этой миловидностью сочеталось какое-то невыразимое изящество — его создавали и стройность фигуры, и нежные краски, и не лишенная гордости осанка.
Мистер Брэфилд, человек очень пунктуальный, сделал знак слуге, и почти тотчас всех попросили к столу. Сэр Томас, разумеется, повел хозяйку, мистер Брэфилд — жену викария (она была дочь декана), Кенелм — миссис Кэмерон, а викарий — Лили.
Когда все заняли места за столом, Кенелм оказался по левую руку от хозяйки. Миссис Кэмерон и Эмлин отделяли его от Лили. Когда викарий читал молитву, Лили за его спиной и спиной своей тетки взглянула на Кенелма (он сделал то же самое) и состроила гримаску. Обещание, данное ей, было нарушено: она сидела между слишком взрослыми для нее людьми — викарием и хозяином. Кенелм ответил на ее гримаску печальной улыбкой и невольным пожатием плеч.
Первое время за столом царило молчание, но после супа и первой рюмки хереса сэр Томас начал:
— Мне кажется, мистер Чиллиигли, мы с вами уже встречались, хотя я тогда не имел чести быть знакомым с вами. — Помолчав, он добавил: — Это было не так давно на последнем придворном балу в Букингемском дворце.
Кенелм наклонил голову — он был на этом балу.
— Вы разговаривали с очаровательной женщиной, моим другом леди Гленэлвон.
Сэр Томас был банкиром леди.
— Я помню вас очень хорошо, — сказал Кенелм. — Мы с леди Гленэлвон сидели в картинной галерее, вы подошли, чтобы с ней поговорить, и я уступил вам место на диване.
— Совершенно верно. А вы, кажется, подошли к молодой девице замечательной красавице и богатой наследнице, мисс Трэверс.
Кенелм опять наклонил голову и, как только это позволила вежливость, отвернулся, обратившись с каким-то вопросом к миссис Кэмерон.
Сэр Томас, довольный тем, что ему удалось похвастать перед слушателями своей дружбой с леди Гленэлвон и тем, что он был на придворном балу, устремил свое красноречие по адресу викария. Попытка последнего вовлечь в разговор Лили не удалась, и он встретил обращение к нему баронета с пылкостью разговорчивого человека, которому слишком долго пришлось молчать. Кенелм теперь без помехи продолжал углублять свое знакомство с миссис Кэмерон, хотя она не очень внимательно слушала его первые банальные замечания о красотах местности и погоде. Но как только он замолчал, она сказала:
— Сэр Томас упомянул о мисс Трэверс. Не родственница ли она джентльмена, который когда-то служил в гвардии, Леопольда Трэверса?
— Она его дочь. Вы были с ним знакомы?
— Я слышала о нем от моих друзей. Это было давно, очень давно, ответила миссис Кэмерон каким-то усталым и вялым тоном, иногда проскальзывавшим в ее голосе. Потом, как бы отгоняя воспоминания о прошлом, она переменила тему.
— Лили сказала мне, мистер Чиллингли, что вы устроились у мистера Джонса в Кромвель-лодже. Надеюсь, вам там удобно?
— Вполне. И местоположение мне очень нравится.
— Считается, что это самое красивое место у ручья, и дом всегда был любимым пристанищем рыболовов. Но форели, говорят, стало мало. По крайней мере с тех пор, как рыбная ловля на Темзе улучшилась, бедный мистер Джонс жалуется, что прежние жильцы покидают его. Однако вы, снимая у него комнаты, собирались, конечно, поудить рыбу. Желаю вам, чтобы ловля была, удачнее, чем она часто бывает теперь.
— Для меня это не существенно, я не слишком увлекаюсь рыбной ловлей, и с тех пор как мисс Мордонт назвала книгу, которая побудила меня взяться за удочку, жестокой, мне кажется, что форель стала для меня столь же священной, как крокодил для древних египтян.
— Лили просто глупый ребенок. Она не переносит мысли о том, чтобы причинить боль бессловесному существу. Как раз против нашего садика в ручье живут несколько форелей, которых Лили приручила. Рыбы берут корм из ее рук, и она все время боится, что они куда-нибудь уплывут и их там поймают.
— Но мистер Мелвилл удит рыбу?
— Несколько лет назад он иногда удил, но мне кажется, что это было скорее предлогом полежать на траве и почитать, а чаще порисовать. Но теперь он редко приезжает сюда раньше осени, когда становится слишком холодно для такой забавы.
Тут голос сэра Томаса зазвучал так громко, что Кенелм и миссис Кэмерон вынуждены были прекратить свою беседу. Сэр Томас затронул какой-то политический вопрос, а викарий с ним не соглашался. Разговор грозил превратиться в жаркий спор, но миссис Брэфилд с женским тактом коснулась новой темы, которой сэр Томас немедленно заинтересовался: разговор зашел об оранжерее для орхидей, которую он хотел пристроить к своему дому. Тут пришлось очень часто обращаться к миссис Кэмерон, которую считали замечательным цветоводом. Когда-то она много занималась выращиванием дорогих орхидей.
Когда дамы ушли, соседом Кенелма за столом оказался мистер Эмлин, который поразил его цитатой из своего некогда премированного университетского латинского стихотворения. Он выразил надежду, что Кенелм длительное время погостит в Молсвиче, рассказал ему, какие окрестные места стоит посетить, и предложил в его распоряжение свою библиотеку, которая — он льстил себя надеждой — была богата лучшими изданиями греческих и латинских классиков и ранних английских авторов. Кенелму ученый викарий очень понравился, особенно когда заговорил о миссис Кэмерон и Лили. О первой он сказал:
— Она принадлежит к числу тех женщин, в которых спокойствие преобладает до такой степени, что не сразу разгадаешь, какой поток добрых чувств струится под этой невозмутимой поверхностью. Но я хотел бы, чтобы она обращала больше внимания на воспитание своей племянницы — девушки, в которой я принимаю большое участи" и которую едва ли вполне понимает миссис Кэмерон. Может быть, только поэт, и то какой-то особенный, может понять ее; сама Лили Мордонт — поэма.
— Мне нравится ваше определение, — сказал Кенелм. — В нем есть что-то непохожее на прозу обыденной жизни.
— Вам, вероятно, знакомы стихи Вордсворта:
…и песню услышит она,
Где лес над ручьем молчит.
Там струи веселый ведут хоровод,
И радость, рожденная шепотом вод,
Ее лицо озарит.
Эти строки многие критики нашли непонятными, но Лили кажется живым ключом к ним.
Мрачное лицо Кенелма просияло, но он ничего не ответил.
— Однако, — продолжал мистер Эмлин, — сумеет ли подобная девушка, предоставленная самой себе, ничему ке обученная, живущая вне правил распорядка дня, превратиться когда-либо в практичную, приносящую пользу женщину? Эта проблема ставит меня в тупик и огорчает.
— Угодно еще вина? — спросил хозяин, заканчивая разговор с сэром Томасом о торговых делах. — Нет? Тогда не пройти ли нам к дамам?
ГЛАВА VII
Гостиная была пуста: женщины вышли в сад. Когда Кенелм и Эмлин направлялись к ним (сэр Томас и мистер Брэфилд немного отстали), Чиллингли спросил:
— Что за человек опекун мисс Мордонт?
— Трудно сказать. Я мало вижу его. Прежде он, бывало, часто наезжал сюда с целой оравой молодых сумасбродов, и все останавливались в Кромвель-лодже — в Грасмире им не хватало места. Вероятно, это были студенты академии. Но вот уже несколько лет, как он перестал привозить сюда эту компанию, да и сам появляется теперь лишь на несколько дней. Он слывет большим кутилой.
