Пэлем Вудхауз - Том 10. Дживс и Вустер
Мне стало мучительно жаль побитого полицейского. Как я уже говорил, Орло — парень в теле, да и Ванесса — девица рослая и крепкая, даст поддых — не поздоровится. Полицейский, пострадавший от этой парочки, с полным основанием мог считаться раненным в сражении.
Однако сейчас другое занимало мои мысли. Слова «она вместе со мной шла во главе демонстрации» заставили меня вздрогнуть. В сочетании с предыдущей фразой «женщина, которую я люблю», они могли означать лишь одно.
— Боже Праведный, — произнес я, — Ванесса Кук и есть та женщина, которую ты любишь?
— Да, это она.
— Славная девушка, — кивнул я, поскольку немного лести никогда не повредит. — И по части ослепительной красоты входит в первую десятку.
Я сразу же понял, что перестарался с похвалой, и горько раскаялся. Мои слова подействовали на Орло самым прискорбным образом. Глаза его выпучились и засверкали, словно он вот-вот разразится пламенной, очень крайне левой речью.
— Ты ее знаешь? — спросил он низким сдавленным голосом, похожим на хрип бульдога, у которого застрял в горле полупроглоченный кус мяса.
Я понял, что надо соблюдать осторожность, так как, судя по всему, в душе у Орло зашевелилось, как говорит Дживс, зеленоглазое чудовище, которое потешается над своей жертвой.[94] А когда в дело вступает зеленоглазое чудовище, можно ждать чего угодно.
— Немного, — ответил я, — совсем немного. Мимолетное знакомство на каком-то приеме.
— И это все?
— Все.
— Между вами не было, как бы это выразиться, в некотором смысле, близости?
— Нет-нет. Обычное шапочное знакомство, обмен любезностями, «доброе утро — доброе утро — великолепное утро — не правда ли», если случайно встречались на улице.
— И ничего больше?
— Ничегошеньки.
Я нашел нужные слова. Злоба в нем утихла, и голос, когда он опять заговорил, уже не напоминал о бульдоге, который давится филейным куском.
— Ты назвал ее славной девушкой. И в точности выразил мою мысль.
— Надо думать, она тебя тоже высоко ценит?
— Совершенно верно.
— Вы, должно быть, помолвлены?
— Да.
— Поздравляю.
— Но мы не можем пожениться из-за ее отца.
— Возражает?
— И слышать не хочет.
— Но в наше просвещенное время согласие отца вовсе не требуется.
Его лицо исказила гримаса боли, и он весь перекосился, как лопасти электрического вентилятора. По всей видимости, мои слова причинили ему боль.
— Требуется, если ее отец — одновременно твой опекун, которому доверены твои деньги, а сам ты зарабатываешь недостаточно, чтобы содержать жену. Наследства, оставленного мне дядей Джо, хватит хоть на двадцать жен. Он был компаньоном отца Ванессы в каком-то большом деле, связанном с продовольственными поставками. Но я не могу распоряжаться наследством, потому что дядя назначил старика Кука моим опекуном, и Кук не желает отдавать деньги.
— Почему?
— Не одобряет моих политических взглядов. Говорит, что не намерен поддерживать проклятых коммунистов.
Честно говоря, при этих словах я взглянул на него с опаской. Я никогда до сих пор не задумывался о том, что он на самом деле собой представляет, и от этой его обмолвки меня всего передернуло, потому что я коммунистов не жалую.
Однако Орло был сейчас, в некотором смысле, мой гость, и я ограничился замечанием, что мол, как это все, должно быть, неприятно, а он сказал: «Еще как неприятно» — и добавил, что Кука спасают только его седины, иначе он давно бы получил в глаз. Выходит, подумал я, в седых волосах есть свои преимущества.
— Мало того, что ему не нравятся мои политические взгляды, он еще считает, что я и Ванессу сбил с толку. Он узнал что она ходит на демонстрации, и виноват у него оказываюсь я. Не будь меня, говорит, ей бы такое в голову не пришло, и если она засветится и ее имя попадет в газеты, он ее отправит в их загородный дом, и она у него будет там сидеть безвылазно как миленькая. У него в деревне большой дом и конюшня со скаковыми лошадьми — окружил себя роскошью, эксплуататор вдов и сирот.
Я мог бы ему возразить, что продавать беднякам мясные консервы и картофельные чипсы по более низкой цене, чем другие торговцы, не значит эксплуатировать, но, как я уже сказал, он был моим гостем, и я счел за благо промолчать. В голове у меня мелькнула мысль, что Ванессе Кук теперь уже недолго оставаться в Лондоне, раз она взяла привычку бить полицейских, но с Орло Портером я не поделился — зачем сыпать соль на раны?
— Ладно, хватит об этом, — сказал он, ставя решительную точку. — Можешь высадить меня, где тебе сподручнее. Спасибо, что подвез.
— Не стоит благодарности.
— Куда направляешься?
— На Харли-стрит,[95] к доктору. У меня на груди пятнышки. Это мое признание оказало на него неожиданное действие. На лице его появилось возбужденное, настырное выражение торгаша. Орло Портер — влюбленный уступил место Орло Портеру — предприимчивому служащему Страховой компании Лондона и близлежащих графств.
— Пятнышки? — алчно переспросил он.
— Розовые, — уточнил я.
— Розовые пятнышки, — повторил он. — С этим не шутят. Тебе следует застраховаться у меня.
Я напомнил ему, что уже сделал это. Орло закивал.
— Да, да, да, но то была страховка от несчастных случаях. А теперь тебе нужно застраховать жизнь, и на твое счастье, — проговорил он, вынимая из кармана лист бумаги, точно фокусник, достающий из шляпы кролика, — у меня есть при себе такой полис. Подписывайся вот здесь, Вустер, — приказал он, подавая мне авторучку.
И такова была сила его магнетизма, что я послушно подписался там, где он указал.
Орло выразил одобрение.
— Ты поступил мудро, Вустер. Что бы ни сказал тебе доктор после осмотра, сколько бы тебе ни осталось жить на свете, можешь утешаться мыслью, что твоя вдова и малые детки обеспечены. Высади меня здесь, Вустер.
Я высадил его и поехал на Харли-стрит.
3Хотя демонстрация и задержала меня, все же я приехал несколько раньше назначенного часа, и мне сказали, что целитель пока еще занят с другим джентльменом. Я сел и начал рассеянно листать декабрьский номер «Иллюстрейтед Лондон Ньюс» за прошлый год, как вдруг дверь из берлоги Э. Джимпсона Мергэтройда распахнулась, и на пороге возник немолодой господин с характерным лицом строителя империи, квадратным и загорелым, выдающим любителя сидеть на солнце без зонтика. Завидев меня, он на мгновение замешкался, а затем произнес: «Привет», — и представьте себе мое состояние, когда я узнал в нем майора Планка, путешественника и футбольного болельщика, с которым виделся последний раз в его доме в Глостершире, когда он обвинил меня в том, что я якобы хотел обмануть его на пять фунтов. Само собой, обвинение было безосновательное, я чист, как свежевыпавший снег, если не чище, но тогда дело приняло довольно скверный оборот, и похоже было, что и на сей раз мне не миновать неприятностей. Я замер, ожидая разоблачения и пытаясь представить себе возможные последствия, но, к моему изумлению, майор Планк заговорил со мной в самом благодушном тоне, словно со старинным приятелем.
— Мы с вами встречались. У меня отличная память на лица. Вас ведь зовут Ален, или Алленби, или Александер, или как-то в этом роде?
— Вустер, — уточнил я, с облегчением переводя дух, поскольку воображение уже нарисовало мне ужасную сцену.
Он прищелкнул языком.
— Я готов был поклясться, что ваше имя начинается на «Ал». Это все малярия. Подхватил ее в Экваториальной Африке, и теперь у меня провалы в памяти. Так вы, значит, изменили имя? Вас преследуют тайные враги?
— У меня нет тайных врагов.
— Обычно имя меняют по этой причине. Мне самому пришлось взять себе другое имя, когда я застрелил вождя племени мгомби. Разумеется, речь шла о самообороне, но это ничего не меняло для его вдов и оставшихся в живых родственников, они устроили на меня настоящую охоту. Попадись я им в лапы, меня бы зажарили живьем на медленном огне. Но я обвел их вокруг пальца. Они старались выследить человека, которого звали Планк, и не догадывались, что некто по имени Джордж Бернард Шоу и есть тот самый парень, который им нужен. В тех краях соображают туго. Итак, Вустер, как вы поживали со времени нашей последней встречи? Весело проводили время?
— Прекрасно, благодарю вас, только вот на груди появились какие-то пятнышки.
— Пятнышки? Скверно. Сколько их?
Я честно признался, что не подсчитывал, но на взгляд вполне достаточно. Он мрачно покачал головой.
— Вероятно, бубонная чума, а может быть, спру или шистосомоз. У одного моего носильщика-туземца появились пятнышки на груди, так мы его закопали еще до захода солнца. Пришлось. Хилые создания, эти туземные носильщики, хотя по виду не скажешь. Подцепляют, что ни попадя, любую заразу— спру, бубонную чуму, шистосомоз, тропическую лихорадку, насморк— всего не перечислить. Что ж, Вустер, приятно было повидаться. Я бы пригласил вас вместе отобедать, да тороплюсь на поезд. Уезжаю в деревню.
