Джон Пристли - Улица Ангела
— Я думаю, лучше всего нам ехать к Бандлю, если вы не возражаете, — сказал он. — Бывали там?
— Слышала о нем, конечно, но не была ни разу. В этом ресторане бывают, кажется, все больше мужчины?
— Конечно, там всегда встретишь больше мужчин, чем женщин, но и женщины тоже ходят туда. И если бы они были умнее, ходили бы чаще. Бандль — самое подходящее место для тех, кто действительно голоден и хочет поесть вкусно и основательно. Это настоящий английский ресторан, и оттого я люблю его. Там готовят отличные традиционные блюда. Не думаю, чтобы сегодня там было много народу — у Бандля давка только в часы ленча. И если ехать туда, то нет надобности переодеваться.
— Вот и слава Богу! — обрадовалась мисс Мэтфилд.
— Но вы не думайте, что это какой-нибудь второсортный дешевый ресторан, вовсе нет, — продолжал мистер Голспи, видимо, желая дать ей понять, что он не намерен скупиться на угощение. — Этого вы не воображайте. Там все просто, но так же дорого, как в лучших ресторанах, где вам подают десять блюд, где есть оркестр, и хлопушки, и конфетти, и бог знает что еще. У Бандля вы всего этого не найдете, но там и еда и напитки — первый сорт.
— Я вам откровенно скажу, мистер Голспи, что сейчас готова отдать честь и тому и другому. Даже, — прибавила она лукаво, — если обед будет стоить вам уйму денег.
— Это меня не беспокоит, мисс Мэтфилд, — возразил он, прижимая к себе ее руку. — Я только сказал, что у Бандля недешево. Что же касается уймы денег, так я, честно говоря, не верю, чтобы вы, если и захотите, могли проесть много у Бандля. Вы объедитесь раньше, чем съедите все, что вам подадут, и будете пьяны задолго до того, как все будет выпито. Я водил туда недавно — перед самым Рождеством — одного человека, вот тот мне действительно стоил больших денег. Он открыл, что там имеется бренди «Ватерлоо», и вообразил, что его всякий может пить безнаказанно после ленча…
— А если я тоже захочу этого бренди, — сказала мисс Мэтфилд в то время, как мимо окна такси мелькал собор Святого Павла, — что тогда?
— Что же, я угощу вас им, но скажу вам прямо, это значит только тратить понапрасну великолепное питье, потому что я уверен, что вы неспособны его оценить. И больше одной стопки вы от меня не получите. Если бы вы выпили больше, вы бы потом меня же ругали, что я вас напоил пьяной. Нет, нет!
— Не говорите глупостей, ведь я же шучу. Я не люблю бренди, его вкус всегда напоминает мне о болезнях. И виски тоже терпеть не могу. Но может быть, вам будет приятно услышать, что вино я люблю и, если оно хорошее, могу выпить его много, не пьянея.
— Отлично. Теперь я все знаю. Скорее бы он доехал! Мне все больше и больше хочется есть.
— И мне тоже. Если бы я поехала теперь домой, в клуб, мне бы никак не удалось поесть досыта. Там кормят не так уж плохо, но все какое-то ненастоящее, понимаете? Вот так же, как в дешевых гостиницах.
— Знаю, — сказал мистер Голспи свирепо. — О дешевых гостиницах и дрянной пище я знаю побольше вашего. Вы хотите сказать, что все блюда одинаковы на вкус и никогда не насыщают как следует. У Бандля как раз наоборот. А вот и он!
Мистер Бандль, кто бы он ни был, не забывал того простого факта, что человек — одно из самых крупных carnivora.[5] К Бандлю приходили есть мясо. На кухне готовились приличные супы, овощи, пудинги, торты, острые закуски и тому подобные вещи, но все это было ничто в сравнении с мясом. Ресторан Бандля был кошмаром для вегетарианца. Казалось, здесь постоянно праздновал свои победы какой-нибудь средневековый барон. Ежедневно в его честь резали целые стада. Если вы у Бандля требовали ростбиф, вас ловили на слове и немедленно доставляли вам красную, кровавую половину жареного быка, и лакей умолял вас осмотреть ее, с торжественной серьезностью задавал вам ряд вопросов — не слишком ли жирен ростбиф, или не слишком тощ, не пережарен ли он, или недожарен. Потом он отрезал вам фунтика два тут, фунтика два там. Заказ на баранину принимался, пожалуй, не с такой помпой, но и тут вам везли со всех сторон ноги и лопатки, и затем перед вами на тарелке оказывалось несколько фунтов отборного мяса. Лакеи и сами имели какой-то жареный вид, но в большинстве своем были тощи и пережарены, тогда как гости большей частью были жирны и недожарены, страдали от грандиозно высокого кровяного давления, делавшего сильный скачок вверх всякий раз после посещения этого ресторана. Мисс Мэтфилд сроду не видела столько мяса и подумала, что, не будь она так голодна, ее бы наверное стошнило. Но в первые минуты ее тешил его вид и запах, и к тому же она наслаждалась специфически мужской атмосферой ресторана.
Ей подали баранину, а мистеру Голспи — бифштекс, и пока служки подавали овощи, первосвященники важно толковали о жирном и тощем, пережаренном и недожаренном. Потом отрезали куски своими замечательными ножами, длинными и тонкими. Мистер Голспи после короткого совещания со своей дамой заказал хорошее, крепкое бургундское. После того как он, достойный завсегдатай Бандля, дочиста уничтожил свою гигантскую порцию жаркого, а мисс Мэтфилд съела приблизительно третью часть своей баранины, он заказал себе какую-то закуску, а мисс Мэтфилд — яблочный торт и крем.
— Мы покончим с вином до кофе, — сказал мистер Голспи, наклоняя бутылку над ее опустевшим стаканом. — Хорошее бургундское!
— Только полстакана, пожалуйста! Да, вино чудное. И красивое. Золотое, как солнечные лучи. Но я боюсь пить много. Уф! У меня такое ощущение, словно я съела по крайней мере пятнадцать наших клубных обедов. Не верится, что я еще когда-нибудь после этого захочу есть.
— Вы сейчас хорошо выглядите, — заметил мистер Голспи, который и сам выглядел хорошо, даже чуточку слишком хорошо. — Вы разрумянились, мисс Мэтфилд, и глаза у вас блестят, вы полны веселья и задора. И вообще, должен вам сказать, вы слишком хороши для улицы Ангела.
— А ведь это верно! — воскликнула она шутливо.
Жизнь вдруг показалась ей веселой и чудесной.
— Конечно. Я подумал это, как только вас увидел. «Вот девушка с головой и характером, — сказал я себе. — Она — живой человек, не то что все эти ничтожества кругом. Она из другого теста». Вот оттого-то вы и были у меня все время на примете. А вы догадывались, что вы у меня на примете?
— Гм… да. — Она посмотрела на него, надеясь, что глаза ее еще блестят. — По временам мне казалось, что в вас много человеческого.
— Человеческого! — проревел мистер Голспи так, что лакей подпрыгнул на месте. — Да, во мне достаточно человеческого, будьте уверены. Слишком много!
— В Сити этого никогда не бывает слишком много, мистер Голспи. Чем больше, тем лучше, — во всяком случае, таково мое мнение. Мне уже много месяцев не приходилось встречать настоящего человека. Там все невозможные субъекты. Или люди вроде мистера Смита, бесцветные, засушенные. Они хотя и не плохие, но жалкие.
— Да, Смит не плохой малый. Но он вовсе не жалок. По крайней мере у меня он не вызывает слез жалости. Ему одного только нужно — прочного благополучия. Все, что угодно, только бы себя обеспечить — вот что для него самое важное. Платите ему фунт или два в неделю, дайте возиться с какими-нибудь кассовыми книгами, уверьте его, что ему нечего бояться за завтрашний день, и он будет счастлив, как король. Но все же он лучше, чем тот мрачный юноша, который работает у вас в конторе, — как его? Да, Тарджис.
— О, этот безнадежен, вы совершенно правы!
— Не в вашем вкусе, а?
— Кто, Тарджис? Я думаю!
— Вот типичный образец той породы людей, которая здесь развелась в последние годы, — ни ума, ни характера и силы воли, ничего. Я даже не могу припомнить его лицо, несмотря на то что вижу его почти ежедневно. Из этого можете заключить, какое сильное впечатление он производит! Он — просто тень, мелькающая по конторе.
— Это верно. А между тем, представьте себе, эта забавная девчонка, Поппи Селлерс, без ума от него. Я давно заметила, что она его обожает. Не странно ли, что один и тот же человек каждому кажется другим?
— Ну, знаете, такой парень, как этот Тарджис, не только на мой взгляд, ничего не стоит, он и других, наверное, интересует не больше, чем соломинка или бумажка, которую ветер гонит по улицам, — сказал мистер Голспи.
Лакей все еще стоял в нескольких шагах от стола. Мистер Голспи подозвал его.
— Кофе будете пить? А я — бренди, но не «Ватерлоо». Не хотите ли ликера к кофе? Выпейте, вам принесут сладкого. Какого вы мнения о бенедиктине, например, или кюмеле? Вот карточка, выбирайте.
Она просмотрела карту вин.
— Какие красивые названия у этих ликеров! Не знаю, право, стоит ли?.. Ну хорошо, тогда я выпью, пожалуй, зеленого шартреза.
Мистер Голспи закурил сигару и за кофе с ликером отвечал на вопросы мисс Мэтфилд о его недавней поездке за границу, а потом пустился в воспоминания о прибалтийских странах и других местах, которые казались ей еще более таинственными и романтическими. Ей было очень весело. Она доверчиво слушала его отрывистые, грубоватые фразы, словно открывавшие ей ряд окошечек в волшебный мир, о существовании которого она знала только понаслышке. Даже облик мистера Голспи, казалось, заиграл яркими красками от синих и золотых огней, сверкавших сквозь эти оконца. Мистер Голспи говорил так, как, по ее мнению, и должен говорить настоящий мужчина. Он был так восхитительно и освежающе не похож на бэрпенфилдцев! К тому же видно было, что она его интересует, что он пригласил ее не из одного только желания провести с кем-нибудь свободный час. Его влечет к ней, это чувствуется, его уже давно влечет к ней. Как все это приятно и весело!
