Георгий Полонский - Доживем до понедельника
Наташа смотрела на Светлану Михайловну растерянно, земля уходила у нее из-под ног…
- Да-да, - горько скривила губы та, - а то придется разбираться только в чужом счастье…
И стало видно вдруг, что у нее уже дряблая кожа на шее, и что недавно она плакала, и что признания эти оплачены такой ценой, о которой Наташа не имеет понятия…
- Тут оно у меня двадцати четырех сортов, на любой вкус, - показала Светлана Михайловна на сочинения. - Два Базарова, одна Катерина… А все остальное - о счастье…
Тихо было в учительской и пусто.
- Ты иди, - сказала Светлана Михайловна Наташе.
* * *
Люди, давно и близко знакомые, узнали бы невероятные вещи друг о друге, если бы могли… поменяться сновидениями!
Николаю Борисовичу, директору школы, часто снилось, как в пятилетнем возрасте его покусали пчелы. Как бежал он от них, беззвучно вопя, а за ним гналась живая, яростная мочалка - почти такая же, как у Чуковского в "Мойдодыре", только ее составляли пчелы! Маленький директор бежал к маме, но попадал в свой взрослый кабинет… Там сидел весь педсовет, и вот, увидев зареванного, на глазах опухающего дошколенка, учителя начинали утешать его, дуть на укушенные места, совать апельсины и конфеты; они позвали школьную медсестру, та затеяла примочки, а Мельников будто бы говорил:
- Терпи, Коленька. Спартанцы еще и не такое терпели… Рассказать тебе про спартанского царя Леонида?
Не очень понятно, к чему это написалось… Не затем, во всяком случае, чтобы буквально снимать это все в кино! Тем более, что часто и справедливо сны советуют понимать наоборот. Вот и здесь перевертыш: хотя своих "пчел" и "укусов" хватало в жизни обоих, но в ту пятницу именно Мельников устал отбиваться от них. Без церемоний расхаживал он по этому начальственному кабинету, погруженный в себя и в свое раздражение. Не столько просил, сколько требовал помощи!
А директор, не умея помочь, просто маялся заодно с ним. Чем поможешь в такой туманной беде? Интеллигентская она какая-то, странная, ускользающая от определений… Многие припечатали бы: с жиру бесится! Подмывает издевательски цитировать "Гамлета" и "Горе от ума"! Но Илью так не отрезвить: он легко подомнет Николая Борисовича на этом поле, выиграет по очкам. А попутно договорится до гораздо худшей, до реальной беды! Черт… Не толковать же с ним о спартанцах, в самом деле, об этих античных чемпионах выносливости?
Шляпа Николая Борисовича брошена на диван, а хозяин ее - с голодухи, видимо, - настроен сейчас элегически.
- Историк! - произнес он с едкой усмешкой. - Какой я историк? Я завхоз, Илья… Вот достану новое оборудование для мастерских - радуюсь. Кондиционеры выбью - горжусь! Иногда тоже так устанешь… Мало мы друг о друге думаем. Вот простая ведь: завтра - двадцать лет, как у нас работает Светлана Михайловна. Двадцать лет человек днюет и ночует здесь, вкалывает за себя и за других… Думаешь, почесался кто-нибудь, вспомнил?
- Ну, так соберем по трешке… и купим ей… крокодила, - бесстрастно предложил Мельников.
- У тебя даже шутки принципиальные. И ты мне с этим юмором - надоел! - сказал Николай Борисович, возобновляя свое облачение, чтобы уйти, наконец.
- Вот и отлично… И дай мне отпуск.
- Не дам! - заорал директор.
- На три недели. А если нельзя - освобождай совсем, к чертовой матери!
- Ах, вот как ты заговорил… Куда ж ты пойдешь, интересно? Крыжовник выращивать? Мемуары писать?
- Пойду в музей. Экскурсоводом.
- А ты что думаешь, в музеях экспонаты не меняются? Или трактовки?
- Я не думаю…
- Какого ж рожна…
- Там меня слушают случайные люди… Раз в жизни придут и уйдут. А здесь…
- Меня твои объяснения не устраивают!
- А учитель, который перестал быть учителем, тебя устраивает?!
- Ну-ну-ну… Как это перестал?
- Очень просто. Сеет "разумное, доброе, вечное", а вырастает белена с чертополохом.
- Так не бывает. Не то сеет, стало быть.
Мельников неожиданно согласился:
- Точно! Или вовсе не сеет, только делает вид, по инерции… А лукошко давно уж опустело…
- Ну, знаешь… Давай без аллегорий. Мура это все, Илюша. Кто же у нас учитель, если не ты? И кто же ты, если не учитель?
Мельников поднял на него измученные глаза и сказал тихо:
- Отпусти меня, Николай! Честное слово… а? Могут, в конце концов, быть личные причины?
И Николай Борисович сдался. Оттягивая узел галстука вниз, он выругался и крикнул:
- Пиши свое заявление… Ступай в отпуск, в музей… в цирк! Куда угодно…
Мельников, ссутулясь, вышел из кабинета - и увидел Наташу. Она сидела в маленькой полуприемной-полуканцелярии и ждала. Кого?
Вслед за Мельниковым, еще ничего не успевшим сказать, вышел директор.
- Вы ко мне?
- Нет.
Заинтригованный Николай Борисович перевел взгляд с Наташи на Мельникова и обратно. Как ни устал Эн Бэ от этих бурных прений, а все же отметил с удовольствием, что новая англичаночка, независимо даже от ее деловых качеств, украшает собой школу.
Всем почему-то стало неловко.
Эн Бэ вдруг достал из портфеля коробку шоколадных конфет, зубами (руки были заняты) развязал шелковый бантик на ней и галантно предложил:
- Угощайтесь.
Каждый из троих взял по конфете.
Директор еще постоял в некоторой задумчивости, покрутил головой и поведал Наташе:
- Честно говоря, жрать хочется! Всего доброго…
А Мельникову показал кулак и ушел.
- Пойдемте отсюда, - спокойно сказала Наташа и подала Илье Семеновичу его портфель, который она не забыла захватить и с неловкостью прятала за спиной. Из школы вышли молча. Ему надо было собраться с мыслями, а она не спешила расспрашивать, спасибо ей.
Во дворе Мельников глубоко втянул в себя воздух и вслух порадовался:
- А здорово, что нет дождя.
Под дворовой аркой они опять увидели Николая Борисовича, которого держал за пуговицу человек в макинтоше и с планшеткой - видимо, прораб. Он что-то напористо толковал про подводку газа и убеждал директора пойти куда-то, чтобы лично убедиться в его, прораба, правоте.
Мельников и Наташа прошли мимо них. Взглядом страждущим и завистливым проводил их Эн Бэ.
* * *
В этот час в школе задерживались после уроков несколько человек из девятого "B".
- Ребята, ну давайте же поговорим! - убеждала их изо всех сил комсорг Света Демидова. - Сыромятников, или выйди, или сядь по-человечески.
Сыромятников сидел на парте верхом и, отбивая ритм на днище перевернутого стула, исполнял припев подхваченной где-то песенки:
Бабка!
Добра ты, но стара.
Бабка!
В утиль тебе пора!
По науке строгой
Создан белый свет.
Бабка,
ну, ей-богу,
никакого бога нет!
Костя Батищев и Рита тихонько смеялись на предпоследней парте у окна. Он достал из портфеля человечка, сделанного из диодов и триодов, и заставлял его потешать Риту.
Черевичкина ела свои бутерброды; Михейцев возился с протекающей авторучкой; Надя Огарышева и Генка сидели порознь, одинаково хмурые.
- Ну что, мне больше всех надо, что ли? - отчаивалась Света. - Сами же кричали, что скучно, что никакой работы не ведем… Ну, предлагайте!
- Записывай! - прокричал ей Костя. - Мероприятие первое: все идем к Надьке Огарышевой… на крестины!
Надя с ненавистью посмотрела на него, схватила в охапку свой портфельчик и выбежала.
- Взбесилась она, что ли… Шуток не понимает… - в тишине огорченно и недоумевающе сказал Костя.
- Ну зачем? - вступился за Надю Михейцев. - Человеку и так сегодня досталось зря…
- А пусть не лезет со своей откровенностью! - отрезал Костя. - Мало ли что у кого за душой,- зачем это все выкладывать в сочинении? Счастье на отметку! Бред…
- А сам ты что написал? - спросил Генка угрюмо.
- Я-то? А я вообще не лез в эту тему, она мне до фонаря! Я тихо-мирно писал про Базарова…
- По науке строгой
Создан белый свет.
Бабка,
Ну, ей-богу,
Никакого бога нет! -
- прицепилась эта песенка к Сыромятникову и не хотела отстать.
- Кончай, - сказал ему Генка. - Батищев прав: из-за этого сочинения одни получились дураками, другие - паскудами…
- Почему? - удивилась Черевичкина. - Чего ты ругаешься-то?
- Ну мы же не для этого собрались, Шестопал! - продолжала метаться Света Демидова. - Не для этого!
- Сядь, Света, - морщась, попросил Генка. - Ты хороший человек, но ты сядь… Я теперь все понял: кто писал искренне, как Надька, - оказался в дураках, об них будут ноги вытирать… Кто врал, работал по принципу У-2 - тот ханжа, "редиска" и паскуда. Вот и все!
- Что значит У-2? - заинтересовалась Рита.
- Первое "у" - угадать, второе "у" - угодить… Когда чужие мысли, аккуратные цитатки, дома подготовленные, и пять баллов, считай, заработал… Есть у нас такие, Эллочка? - почему-то он повернулся к Черевичкиной, которая мучительно покраснела:
- Я не знаю… Наверно…
- Что ж ты предлагаешь? - обеспокоенно спросила Света.
