Лев Толстой - Л.Н. Толстой. Полное собрание сочинений. Том 7. Произведения 1856-1869 гг.
ДѢЙСТВІЕ III.
ЯВЛЕНІЕ I.
Глафира Ѳеодоровна и Ѳіона Андреевна раскладываютъ карты.
Ѳіона Андреевна.
И слышитъ она необыкновенный трескъ, глядитъ, глядитъ, а у ней подъ образами круги, все круги....
Глафира Ѳеодоровна.
Да что за круги?
Ѳіона Андреевна.
Ужъ ото ей, матушка, такъ Богъ далъ знаменіе.... Ну-съ, вотъ она и пошла къ старцу, приходитъ въ келью, глядь, а тамъ свинья сидитъ.... бѣсъ надъ ней. Она такъ и хлопнулась. Спасибо, послушникъ вошелъ, спрыснулъ её, говоритъ: это ничего, онъ у насъ блаженный! Иной разъ Богъ знаетъ чѣмъ прикинется.
Глафира Ѳеодоровна (отдает ей карты).
Помѣшайте карты.
Ѳіона Андреевна.
Извольте, матушка. Вотъ, сударыня моя, старецъ этотъ и посовѣтовалъ: поди, молъ, къ Соловецкимъ.
Глафира Ѳеодоровна.
Куда?
Ѳіона Андреевна.
Къ Соловецкимъ, матушка. Ну-съ, она и пошла, — шла, шла, а онъ то все въ глазахъ...
Глафира Ѳеодоровна.
Кто?
Ѳіона Андреевна.
Да бѣсъ-то. И заболи то у нее вдругъ нога, шишка.
Глафира Ѳеодоровна.
Что?
Ѳіона Андреевна.
Шишка, матушка, да здоровенная такая. Какъ тутъ быть? Остановилась она у старушки, а старецъ, отецъ Анфилогій ей сказалъ: смотри, никогда на правомъ боку не спи, потому — онъ тутъ сидитъ...
Глафира Ѳеодоровна.
Да что ты, мать моя, такъ безтолково разсказываешь? Да кто сидитъ то?
Ѳіона Андреевна.
Онъ, матушка. Да какже, — отецъ Анфилогій говоритъ: при рожденіи кажнаго человѣка, въ писаніи сказано...
Глафира Ѳеодоровна.
Да ну, будетъ вамъ! У меня не то въ головѣ. Гдѣ Сеня то нашъ? Бѣдный Simon! подумать не могу. Вонъ и онъ, уйдемте. (Уходятъ.)
ЯВЛЕНІЕ II.
Семенъ Иванычъ одинъ, потомъ Наталья Павловна.
Семенъ Иванычъ (входитъ мрачный).
Нѣтъ, я не могу этаго терпѣть больше. Маменька призвала меня и рѣшительно объявила, что она сама видѣла, какъ моя жена говорила тайно съ этимъ господиномъ. Она говоритъ...
[1 В рукописи Б]
[2 В подлиннике:]
Но это ужасно, что она говоритъ и думаетъ... Положимъ, это вздоръ, но какъ довести себя до того, чтобы подать поводъ это думать! Но надо рѣшиться. Я не могу такъ это оставить. Пойду къ ней и[416] объяснюсь. Маша, Маша, какъ я любилъ тебя! А этаго господина... ну, ужъ этому господину нехорошо будетъ — да, нехорошо! (Беретъ дубину.)
ЯВЛЕНІЕ III.
Наталья Павловна (входитъ).
Что вы, Семенъ Иванычъ, грустны какъ будто?
Семенъ Иванычъ.
Я? Нѣтъ, ничего.
Наталья Павловна.
Что это какая страшная палка? Это зачѣмъ?
Семенъ Иванычъ.
Это такъ... (Молчитъ.) Наталья Павловна, что бы вы сдѣлали, ежели бы всей душой вы любили человѣка, и этотъ человѣкъ не пожалѣлъ бы оскорбить васъ, въ самое больное мѣсто поразить васъ?
Наталья Павловна.
Я не могу думать,[417] я не испытала.
Семенъ Иванычъ (беретъ палку).
Я знаю, что сдѣлать. (Угрожаетъ дубинкой.) Нѣтъ, ничего. Прощайте. (Наталья Павловна уходитъ.)[418] Ахъ, нѣтъ... Гдѣ Маша? Пойду и рѣшу все, непременно рѣшу? (Идетъ.)
Марья Дмитріевна (изъ за двери).
Сеня, это ты? Выдь на минутку, я тебя прошу.
Семенъ Иванычъ (въ сторону).
Она и скрывать не хочетъ! Непонятно.[419]
(Наталья Павловна уходитъ.)
ЯВЛЕНІЕ IV.
Хрисанфъ Васильевичъ (беретъ свѣчи, отодвигаетъ столъ и стулья).
Васъ просятъ выйти на минуту.
Семенъ Иванычъ (беретъ палку).[420]
Постойте, подождите!
Хрисанфъ Васильевичъ.
Некогда, послѣ. (Уходитъ унося свѣчи.)
ЯВЛЕНIЕ V.
Люба (подбѣгаетъ къ двери).
Глафира Ѳеодоровна, голубушка, скорѣе! что у насъ дѣлается, прелесть! идите скорѣе. (Убѣгаетъ.)
ЯВЛЕНІЕ VI.
Глафира Ѳѳодоровна, Ѳіона Андреевна, Семенъ Иванычъ, потомъ и всѣ.[421]
Глафира Ѳеодоровна.
Это еще что? Свѣтопредставленіе!
Ѳіона Андреевна.
Матушка, въ потемкахъ хоть молитву сотворите.
Семенъ Иванычъ.
Нѣтъ, это[422] нельзя перенести, или я или.... Они взбѣсились, ничего не понимаю!
ЯВЛЕНІЕ VII.
Всѣ входятъ въ костюмахъ, съ транспарантомъ.
Марья Дмитріевна (поетъ стихи).[423]
Хоть поздравлять несовременно
Въ костюмахъ грацій и цвѣтами, —
Я консерваторъ совершенно
Я занята одними вами.
(Ѳіона Андреевна, Глафира Ѳеодоровна, Семенъ Иванычъ плачутъ.)[424]
Семенъ Иванычъ.
Ахъ я дуракъ! А я то думалъ....
Марья Дмитріевна.
Что ты думалъ?
Семенъ Иванычъ.
Нѣтъ, не скажу.
Марья Дмитріевна.
То-то.
Глафира Ѳеодоровна.
Charmant, какъ мило! дѣти, обнимите меня.
Ѳіона Андреевна.
Ай да нигилистъ, прострѣлилъ!
Хрисанфъ Васильевичъ.
Ну, великолѣпная госпожа, Ѳіона Андреевна, совершимте и мы съ вами примиреніе.
Конецъ.
КОММЕНТАРИИ
А. С. Петровский
«ПОЛИКУШКА».
ИСТОРИЯ ПИСАНИЯ И ПЕЧАТАНИЯ «ПОЛИКУШКИ».
Фабула «Поликушки» была рассказана Толстому в марте 1861 г. в Брюсселе одной из дочерей кн. Михаила Александровича Дондукова-Корсакова. Мы знаем это из неопубликованного письма к Толстому гр. Софьи Михайловны Гейден, рожд. кж. Дондуковой-Корсаковой, от 13 апреля 1888 г. Она пишет: «27 лет тому назад, в Брюсселе, видались мы с Вами чуть ли не каждый день... Надеюсь, что из Вашей памяти не совсем изгладилось воспоминание... о сестрах моих, из которых одна рассказывала Вам фабулу «Поликушки» — быль из наших мест».[425] «Наши места» — родовое имение кн. Дондуковых-Корсаковых, село Глубокое, Опочецкого у. Псковской губ.
Этим письмом окончательно опровергается выраженное в письме к Н. В. Давыдову от 24 сентября 1919 г. мнение С. А. Толстой, согласно которому описанное в «Поликушке» событие произошло с одним из дворовых людей гр. Елизаветы Александровны Толстой, троюродной тетки Льва Николаевича, в недалеком от Ясной поляны и хорошо знакомом ему имении ее Покровском, впоследствии перешедшем к сестре его гр. Марье Николаевне Толстой.
Начало работы над «Поликушкой» относится к кратковременному пребыванию Толстого в Брюсселе, где он остановился проездом из Лондона, чтобы заказать скульптору Хефсу (Heefs) бюст своего только-что скончавшегося любимого старшего брата гр. H. Н. Толстого, и прожил около полутора месяца (5 марта ст. ст. — выезд из Лондона, 6 апреля — уже в Веймаре). Прямых доказательств этого нет, так как дошедшие до нас черновики не содержат датировки, и главным основанием для определения времени написания «Поликушки» является утверждение гр. С. А. Толстой в сохранившемся среди ее дневников «Кратком биографическом очерке, написанном со слов графа Л. Н. Толстого 25-го октября 1878-го года». «В Иере — пишет она — умер брат Льва Николаевича и он... поехал в Италию — Рим, Неаполь и, наконец, в 1861-м году в Лондон и Брюссель. Тут написал он «Поликушку». Утверждение это несомненно восходит к самому Толстому, так как рукопись С. А. Толстой не только «написана с его слов», но и носит следы его собственноручной карандашной правки.
Косвенными подтверждениями могут служить также обрывок какой-то записи на обороте л. 47 черновика «Поликушки», где говорится о «бойце за свободу», Иоахиме Лелевеле, «умирающем на чердаке у цирюльника», и упоминание в начале повести о лорде Пальмерстоне, которого Толстой «недавно видел» в Лондоне. С Лелевелем, известным польским историком и политическим деятелем, членом временного польского правительства в 1830 г., Толстой познакомился в Брюсселе в марте 1861 г., имея к нему рекомендательное письмо от Герцена, а Пальмерстона он слышал в парламенте в феврале того же года, т. е. за несколько дней до отъезда в Брюссель.
