Джон Пассос - 42-я параллель
– Папа, мы с Чарли через месяц женимся.
И все сказали: поздравляю. Все девочки поцеловали Чарли, а мистер Свенсон принес бутылку виски, и все выпили, и Чарли пошел домой, чувствуя себя словно побитая дворняга.
В мастерской работал один парень, Гендрикс, по-видимому, человек бывалый. Чарли на следующий день спросил его, нет ли какого средства против беременности, и тот сказал, что знает рецепт таких пилюль, и в самом деле на другой день принес рецепт, но предупредил Чарли не говорить аптекарю, для чего он их берет. Был как раз день получки, и Гендрикс, освободившись, зашел к Чарли и спросил, удалось ли ему достать пилюли. Коробочка уже лежала у Чарли в кармане, и он собирался в этот день пропустить вечерние курсы и отнести пилюли Эмиске. Но сперва они с Гендриксом завернули выпить. Он не любил чистого виски, и Гендрикс посоветовал пить его пополам с имбирным элем. Так было действительно много лучше, но Чарли стало грустно и скверно на душе, ему не хотелось идти к Эмиске. Они еще выпили, а потом пошли играть в кегли. Чарли взял четыре партии из пяти, и Гендрикс сказал, что теперь он угощает.
Гендрикс был широкоплечий рыжий детина с морщинистым лицом и свороченным на сторону носом. Он стал плести всякие небылицы о веселых приключениях с бабами и объявил, что он по таким делам мастак. Он всюду побывал, гулял и с метисками, и с негритосками в Новом Орлеане, и с китаянками в Сиэтле, штат Вашингтон, и с чистокровной индианкой в Бэтт, штат Монтана, и с француженками и немецкими еврейками в Колоне, и со старухой караибкой девяноста лет от роду в Порт-оф-Спейн. Он говорил, что Миннеаполис – порядочная дыра и что стоящему парню надо поскорее отсюда убираться и искать работы на нефтяных промыслах в Тампико или Оклахоме, где можно заработать монету, можно и потратить ее, как подобает белому человеку. Чарли заявил, что он сейчас же распростился бы с Миннеаполисом, если бы не вечерние курсы, которые ему очень хочется кончить, а Гендрикс возразил на это, что он болван, что книжная зубрежка ни до чего хорошего не доведет и что все, что требуется, – это хорошо проводить время, пока молод и силен, а потом, ну их всех, провались они ко всем чертям. И Чарли сказал, что он согласен, ну их всех, провались они ко всем чертям.
Они наведались еще в несколько баров, и Чарли, который обычно пил одно пиво, теперь начал пошатываться, но слоняться вместе с Гендриксом из бара в бар было чудесно. Гендрикс спел «Два коммивояжера» в одном баре и «Король британский – пащенок» в другом, где старый краснорожий забулдыга с сигарой в зубах угостил их стаканчиком. Потом они попытались было пройти в дансинг, но в дверях им сказали, что они слишком пьяны, и выпроводили их, и все это им казалось чертовски забавным, и потом они оказались в задней комнате какого-то известного Гендриксу заведения и там очутились в компании двух известных Гендриксу девиц, и Гендрикс уговорился с ними обеими по десяти долларов на всю ночь, потом они еще раз выпили, прежде чем идти к девицам, и Гендрикс снова запел:
Два коммивояжера зашли в большой отель,
Им в голову ударил после обеда хмель,
И кельнерше хорошенькой от них прохода нет,
Послушайте достойной девушки ответ.
– Какой веселый молодой человек, – сказала однаиз девиц другой. Но ту развезло, и она жалобно разнюнилась, когда Гендрикс и Чарли, положив головы друг другу на плечо, запели дальше:
Я из семьи почтенной, но разорились мы,
И папенька несчастный едва избег тюрьмы.
Приехала я в город, чтоб брата разыскать,
При Джеке не осмелились меня б вы обижать, —
горланили они, и одна из девиц утешала другую, приговаривая:
– Вытри глаза, моя милая, полно реветь.
И это было чертовски забавно.
Несколько недель Чарли ходил как потерянный. От пилюль Эмиске стало совсем плохо, но в конце концов они подействовали. Чарли теперь не очень-то охотно заглядывал к Свенсонам, хотя они по-прежнему говорили: «Вот после свадьбы», и Свенсоны обращались с Чарли как с зятем. Эмиска уже начинала пилить Чарли за то, что он сильно пьет и шатается с этим Гендриксом. Чарли бросил вечерние курсы и подыскивал службу в отъезд, безразлично куда, только бы уехать. Потом его угораздило попортить станок, и мастер рассчитал его. Когда он сказал об этом Эмиске, та очень огорчилась и сказала, что пора бы ему образумиться, бросить пить и побольше думать о ней, а он возразил, что, видно, пора ему сматывать удочки, надел пальто, взял шляпу и ушел. Уже шагая по тротуару, он вспомнил, что надо было взять у нее обратно кольцо с его вензелем, но возвращаться за ним он не стал.
В воскресенье он обедал у Фогелей, но не сказал им, что лишился места. Был не по времени жаркий весенний день. Он все утро пробродил по городу с головной болью – накануне они с Гендриксом сильно накачались. В парках на клумбах зацветали крокусы и гиацинты, в палисадниках набухали почки. Он не знал, что ему с собой делать. За квартиру было не плачено уже вторую неделю, учиться он не учился, девушки знакомой у него не было, и на душе было так скверно, что впору послать все к черту и наняться в солдаты, на мексиканскую границу. Голова у него трещала, и он с трудом волочил ноги, измученный непривычной жарой. Щегольски одетые мужчины и женщины проезжали мимо в дорогих машинах. Подросток промчался на красном мотоцикле. Вот хорошо бы набрать монет, купить мотоцикл и отправиться на нем куда глаза глядят. Вчера он пробовал было уговорить Гендрикса махнуть с ним на юг, но Гендрикс сказал, что связался с одной девчонкой, прелесть что за девка, есть теперь у кого погреться ночью, уезжать он сейчас не намерен. «Ну и черт с ними со всеми, – подумал Чарли, – а я хочу свет поглядеть».
У него был такой угнетенный вид, что, когда он вошел в гараж, Джим спросил:
– Что случилось, Чарли?
– А, ничего, – отмахнулся Чарли и стал помогать Джиму чистить карбюратор грузовика, с которым тот возился. Шофер, еще молодой загорелый парень с коротко остриженными черными волосами, с первого взгляда понравился Чарли. Он собирался на другой день везти в Милуоки груз мебели и искал подручного.
– Возьмите меня, – предложил Чарли. Шофер замялся.
– Это мой брат, Фред, он подойдет… Но только как же твоя служба?
Чарли покраснел.
– Я взял расчет.
– Ладно, – сказал шофер, – пойдем поговорим с хозяином. Возьмет хозяин, возьму и я.
На рассвете они уже выехали из города. Чарли неприятно было уезжать, не расплатившись с хозяйкой, но он утешал себя тем, что оставил ей на столе записку с обещанием выслать долг, как только получит работу. Хорошо было смотреть, как уходили назад, в сероватую дымку холодного рассвета и город, и фабрики, и элеваторы. Дорога шла по берегу реки, обходя крутые обрывы, и грузовик с ревом плюхался в лужи по разъезженным колеям. Было холодно, хотя как только выглядывало из-за облаков солнце, сейчас же начинало припекать. Им с Фредом приходилось вопить во весь голос, чтобы перекричать рев мотора, но они все-таки пытались рассказывать друг другу анекдоты или болтать о разных пустяках. Ночь они провели в Ла-Кроссе.
Они добрались до закусочной как раз к самому закрытию и едва успели заказать бифштексы. Чарли показалось, что он приглянулся официантке, которая сказала, что родом она из Омахи и что зовут ее Эллен. Ей было под тридцать, под глазами темные круги, и Чарли подумал, что, должно быть, она не из недотрог. Он проболтался в закусочной до самого закрытия, а потом пошел провожать ее, и они прошли вдоль реки, и ветер был теплый, и с лесопилки шел свежий запах, и молодой месяц светил из-за пушистых барашков, и они сидели на пробившейся траве в тени штабелей свеженапиленного леса. Она уронила голову ему на плечо и называла его «милый мальчик».
Когда он вернулся к грузовику, Фред, закутавшись в одеяло, спал на брезенте, укрывавшем груз. Чарли лег рядом и съежился под пальто. Он скоро промерз, и спать на ящиках было жестко и неудобно, он устал, обветренное лицо горело, и он крепко заснул.
Они пустились в путь еще до рассвета.
Фред первым долгом спросил его:
– Ну как, обладил дельце?
Чарли засмеялся и кивнул головой. Он чувствовал себя превосходно и решил, что ему здорово повезло, быстро разделался и с Миннеаполисом, и с Эмиской, и с этим стервецом мастером. Весь мир развертывался перед ним, как на карте, и грузовик гудя несся навстречу новым городам, где ожидали его работа и богатство и хорошенькие девушки, которым не терпелось назвать его милым мальчиком.
Он не задержался в Милуоки. По гаражам не нуждались в подручных, и он взял место судомоя в закусочной. Поганая, грязная работа, и бесконечный рабочий день. Чтобы сберечь деньги, он не снимал комнаты, а спал на грузовике в гараже, где работал приятель Джима. Он предполагал плыть дальше пароходом после первой же получки. Один из судомоев закусочной, Монти Дейвис, оказался уоббли. Он убедил всех служащих бастовать из солидарности с кампанией за свободу слова, которую проводили в это время в городе уоббли, и в результате Чарли, проработав целую неделю, не получил ни гроша и голодал двое суток, пока его не встретил Фред, приехавший с новым грузом, и как следует не накормил его. Закусив, они выпили пива и потом долго спорили по поводу забастовок.
