Пэлем Вудхауз - Вся правда о Муллинерах (сборник)
Амброза охватило страстное желание оказаться где-нибудь еще. Всю свою жизнь он не терпел сцен, а ситуация явно грозила вылиться в ту еще сцену. Ухватив оба священных знака доверия за локти, он перебежал с ними улицу, а толпа продолжала стоять как вкопанная, разглядывая место, где все это произошло.
В безопасности противоположного тротуара Амброз занялся свинчиванием в единое целое своей рассыпавшейся нервной системы и некоторое время не замечал окружающего. К пошлости буден его вернул пронзительный вопль предвкушения, вырвавшийся из груди его юных спутников:
— Ой-ой-ой! Устрицы!
— Ух ты! Устрицы!
И он обнаружил, что они стоят перед рестораном, витрина которого была вымощена несколькими слоями указанных моллюсков. Оба мальчика облизывались на это зрелище, вытаращив глаза.
— Я бы умял устричку! — сказал Старый Вонючка.
— И я бы еще как умял устричку! — сказал Уилфред.
— Спорю, я съем больше устриц, чем ты.
— Спорю, не съешь.
— Спорю, съем.
— Спорю, не съешь.
— Спорю на миллион фунтов, съем.
— Спорю на миллион триллионов фунтов, не съешь.
Амброз вовсе не собирался стать арбитром жуткого состязания, которое они вроде бы планировали. Не говоря уж о тошнотворности самой мысли о пожирании устриц в разгар дня, у него не было ни малейшего желания потратить еще хоть пенс на этих исчадий ада. Но тут он заметил, что между движущимися машинами ловко лавирует почтенная старушка, устроившая ему сцену. Автобус № 33 мог бы без труда ее сбить, но по чистой халатности и глупой самоуверенности промазал, так что она благополучно достигла тротуара и двинулась в их сторону.
— Шевелитесь! — хрипло скомандовал Амброз. — Шевелитесь же!
Мгновение спустя они уже сидели за столиком, и возле них с блокнотом и карандашом в руке замаячил официант, смахивавший на члена исполнительного комитета «Черной руки».[18]
Амброз в последний раз попытался воззвать к совести своих гостей.
— Не можете же вы и в самом деле есть устриц в такой час! — сказал он почти умоляюще.
— Спорю, что можем, — сказал Старый Вонючка.
— Спорю на миллиард фунтов, что можем, — сказал Уилфред.
— Ну, пусть, — сказал Амброз. — Пусть устрицы.
Он скорчился на стуле, отводя глаза от жуткого зрелища. Прошла вечность, и он заметил, что хлюпанье рядом с ним затихло. Со временем всему наступает конец. Даже самая истомленная река где-нибудь да вольется в океан, если прибегнуть к метафоре поэта Суинберна. Уилфред и Старая Вонючка перестали поглощать устриц.
— Кончили? — осведомился Амброз ледяным тоном.
Наступила краткая пауза. Мальчики словно колебались.
— Да, если больше не подадут.
— Больше не подадут, — сказал Амброз и сделал знак официанту, который, прислонясь к стене, грезил о давних счастливых убийствах в дни его далекой юности.
— Сар?
— Счет.
— Чет? Сию минуту, cap.
Визгливый радостный смех приветствовал это слово.
— Он сказал «чет», — пробулькал Старый Вонючка.
— «Чет»! — эхом отозвался Уилфред.
Они принялись упоенно дубасить друг друга, аплодируя этой великолепнейшей репризе. Официант налился темным румянцем, буркнул что-то на родном наречии и как будто потянулся за стилетом. Амброз покраснел до корней волос. Над официантами не принято смеяться ни при каких обстоятельствах, и он со всей остротой ощущал неловкость своего положения. Но тут, к счастью, Черная Рука вернулся со сдачей.
На тарелочке сиротливо покоился шестипенсовик, и Амброз поспешил сунуть руку в карман за дополнительными монетами. Щедрые чаевые, полагал он, покажут официанту, что духовно он не имеет ничего общего с этими двумя хихикающими париями, в силу обстоятельств оказавшимися с ним за одним столом. Этот жест сразу вознесет его в иные сферы. Официант поймет, что, несмотря на сомнительность общества, окружавшего его в момент их знакомства, сам Амброз Уиффин — приличнейший человек с золотым сердцем. «Симпатико», как вроде бы выражаются эти итальянцы.
И тут он подскочил, словно от удара электрического тока. Его пальцы перепархивали из кармана в карман и в каждом обнаруживали только пустоту. Ужасная истина не оставляла места для сомнений. День, потраченный на уплату огромных сумм, выбитых счетчиками такси, а также на покупку билетов в кино, на вжимание полукрон в ладони чехословацких контр-адмиралов и на скармливание устриц маленьким мальчикам, завершился его полным банкротством. Только этот шестипенсовик оставался у него на то, чтобы доставить этих чертовых мальчишек назад на Итон-сквер.
Амброз Уиффин замер на роковом перепутье. Ни разу в жизни он не оставлял официанта без чаевых. Он даже представить себе не мог подобного. Чаевые официанту представлялись ему составной частью естественного порядка вещей, нарушить который столь же невозможно, как перестать дышать или не застегнуть нижнюю пуговицу жилета. Призраки давно усопших Уиффинов — Уиффинов, которые щедрой рукой разбрасывали милостыню толпам в Средние века, Уиффинов, которые в эпоху Регентства швыряли кабатчикам кошельки с золотом, — казалось, сгрудились вокруг него, умоляя последнего в их славном роду не опозорить фамильное имя. С другой стороны, шести пенсов как раз хватит, чтобы оплатить проезд в автобусе и избавиться от необходимости пройти две мили по лондонским улицам в бесформенном цилиндре и в обществе Уилфреда и Старого Вонючки…
Будь бы это только Уилфред… Или на крайний случай только Старый Вонючка… Или не выгляди он точной копией комика из низкопробного мюзик-холла…
Амброз Уиффин долее не колебался. Молниеносным движением руки заграбастав шестипенсовик, со свистом выдохнув воздух через нос, он выскочил из-за столика.
— Пошли! — пробурчал он.
Амброз мог бы поставить триллион триллионов на своих маленьких друзей! Они повели себя точно так, как он и ожидал. Ни капли такта. Ни корректной сдержанности. Ни малейшей попытки замять щекотливую ситуацию. Просто двое бойких дитятей Природы, которые выпаливают все, что ни взбредет им в голову, и которым он от души пожелал проснуться поутру с пищевым отравлением.
— Э-эй! — первым подал голос Уилфред, и звонкие звуки разнеслись по ресторану, как призывный сигнал горна. — Вы же не оставили чаевых официанту!
— Э-эй! — набатным колоколом прогремел Старый Вонючка. — Черт подери, вы разве не дадите ему на чай?
— Вы не дали на чай официанту, — развил Уилфред свое первое утверждение.
— Официанту, — растолковал Старый Вонючка, внеся в ситуацию окончательную ясность. — Вы не дали ему на чай.
— Пошли! — простонал Амброз. — Шевелитесь! Шевелитесь же!
Сотня покойных Уиффинов застонала призрачным стоном и закутала лица саванами. Потрясенный официант прижал салфетку к сердцу. И Амброз, поникнув головой, вылетел за дверь, как мучимый совестью кролик. В эту кульминационную минуту он даже забыл о том, что на голове у него цилиндр, более похожий на гармошку. Как верно, что более сильное чувство поглощает чуть менее сильное!
Перед ним в уличном заторе остановился ниспосланный небом автобус. Он впихнул внутрь священные знаки доверия, а когда они в своей веселой мальчишеской манере ринулись в дальний конец салона, сел возле двери, как мог дальше от них. Потом снял цилиндр и закрыл глаза.
До сих пор, когда Амброз Уиффин садился, откидывался и закрывал глаза, он тотчас погружался в священные мысли о Бобби. Но теперь они упорно не появлялись. То есть всяких мыслей было хоть отбавляй, а вот священных — ни-ни. Словно бы источник их истощился.
Чертовски скверно с ее стороны, что она втравила его в такое. Нет, чертовски скверно. И ведь, заметьте, она с самого начала намеревалась, учтите, втравить его в такое. Да-да. То есть знаем мы эти деловые встречи, о которых вдруг припоминают. Чушь собачья. Никакой критики не выдерживает. Она и секунду не собиралась переступить порог киношки. С самого начала задумала заманить его, а потом испариться, а этих двух малолетних прокаженных подбросить ему — ну просто чертовски скверно с ее стороны.
Да, он будет называть вещи своими именами. Чертовски скверно, и никаких обиняков. Удар в спину. Слишком-слишком. Короче говоря, выражая все в двух словах — чертовски скверно.
Автобус катил по улице. Амброз открыл глаза проверить, какое расстояние они успели одолеть. И с восторгом убедился, что автобус уже приближается к Гайд-Парк-Корнеру. Амброз позволил себе вздохнуть свободно. Его мученичество практически завершилось. Еще чуть-чуть — несколько коротеньких минут, и он доставит этих двух зачумленных в два их логова на Итон-сквер, навеки отряхнет от них свою жизнь, вернется в уютную безопасность своей квартирки и начнет новую жизнь.
Эта мысль его очень поддержала, и, ободрившись, Амброз начал набрасывать в уме список ингредиентов, из которых его камердинер под его личным надзором смешает ему живительный напиток, едва он вернется домой. Тут никаких сомнений не возникало. Многие в его положении — практически, можно сказать, после избавления в последний миг от участи хуже смерти — прибегли бы к виски с содовой, максимально крепкому. Но Амброз, хотя и не имел ничего против виски с содовой как таковых, сделал иной выбор. Коктейль. Коктейль, который человек смешивает лишь раз в жизни. Коктейль, который прогремит в веках, в котором джин мягко смешается с итальянским вермутом, а капелька выдержанного коньяка, точно доверчивый ребенок, прильнет к добавленному абсенту…
