Джером Джером - Пол Келвер
— Дурачок, — проворчал он, глядя на меня с неослабевающим интересом, — право слово, дурачок! Однако я не теряю надежду, что ты, Пол, неправ. Дай-то Бог, чтобы ты оказался неправ, иначе ей придется несладко.
На одном из ужинов у Делеглиза я познакомился с Урбаном Вейном. Следует признать, что старика мало интересовало, чем занимается его гость в повседневной жизни, что он за человек такой. Сам Делеглиз был малым добродушным, доверчивым, и судьба частенько наносила ему коварные удары, приводя в горестное недоумение, когда ему случалось узнать, что какой-то его остроумнейший сотрапезник оказывался обделенным некоторыми нравственными качествами, ценимыми в обществе порядочных людей.
— Бог ты мой! — горько сетовал он, расхаживая по мастерской, всем видом выказывая полное недоумение. — Вот уж никогда не думал, что о нем будут такое говорить. У него всегда были такие оригинальные мысли! Вы уверены в том, что говорите?
— Увы, сомнений быть не может.
— Не могу в это поверить! Убей Бог, не могу! Такой обаятельный человек, каких еще поискать надо!
Отлично помню рассказ одного довольно известного художника о том, как ему удалось продать старинный буфет сразу двум покупателям.
— Сначала я продал его, — вещал этот низенький джентльмен, упиваясь собственной пронырливостью, — старому Джонгу, перекупщику. Он целых три месяца обхаживал меня — то с этого боку подъедет, то с того, и наконец в субботу, прослышав, что мебель все равно пойдет с молотка и деваться мне некуда, решил попытать счастья еще раз. — Видите ли, — говорю я ему. — Я не уверен, что имею право продавать что-нибудь из мебели. — А кто узнает? — отвечает он. — Оценщики были? Печати навешаны? — Нет еще, — говорю, — но в понедельник днем ожидаю дорогих гостей. — Вот что, — предлагает он. — Я буду у вас в понедельник в восемь утра. Пусть ваш человек потихоньку откроет мне дверь, и мы вынесем буфет без лишнего шума. Квитанцию я выписывать не буду, так что концов не найдешь. Я вам просто одолжу сто фунтов. Потрудитесь пересчитать. — Я заломил сто двадцать, и мы ударили по рукам. Честное слово благородного человека, мне бы такое и в голову не пришло, он сам меня надоумил. Уже в дверях, он меня вдруг спрашивает: — А вы до понедельника его больше никому не продадите? — Вот ведь наглец! Но даром это ему не прошло. — Если уж вы обо мне столь невысокого мнения, — говорю я, — то можете забирать буфет хоть сейчас. — А эта штуковина в высоту футов двенадцать. — С радостью бы забрал, да где в субботу найдешь подводу? — этак задумчиво бормочет он, и тут его осеняет. — А верх снимается? — Смотрите сами, буфет теперь ваш, что хотите, то с ним и делайте. — Этот сквалыга мне уж порядком надоел. Он повертелся вокруг буфета. — Ага, — говорит, — отлично, всего два винта. Верх свободно войдет в кэб. — Я позвал слугу, они вдвоем вынесли верхнюю часть буфета, оставив мне низ. Часа через два приходит ко мне старый сэр Джордж потолковать насчет портрета жены. Первое, что он видит, — это останки буфета, а на буфет он давно положил глаз. — Я слышал, что вы разорены, но не понимал это столь буквально, — говорит он. — Неужели вы так насолили своим кредиторам, что они громят вашу мебель? Где верхняя половина буфета? — Видите ли, — объясняю ему, — я отослал ее Джошу. — Но он не дал мне закончить. — Зачем платить Джошу за комиссию? Продайте буфет прямо мне, обойдемся без посредников. За ценой я не постою и заплачу наличными. — Что ж, коли к тебе является Провидение и просит оказать любезность его протеже, не станешь же ты гнать их прочь? К тому же старикашка заплатил мне за портрет лишь половину настоящей цены. Рассчитался он со мной банковскими билетами. — Как я понимаю, — говорит, — дела у вас неважнецкие? — Да не то что уж очень, — отвечаю я. — Вы уж не обижайтесь, я заберу буфет сегодня вечером. — Бога ради, отвечаю. Какие уж тут обиды. Грузите его на кэб — и скатертью дорога. — Мы сбегали на улицу, нашли двух молодцов, и я помог им взгромоздить низ буфета на кэб — тяжеленная, доложу я вам, штуковина. — Я пошлю к Джошу за второй половиной в понедельник утром, — сказал мне сэр Джордж на прощанье, — все ему объясню. — Попробуйте, — ответил я. — Джонг — человек понятливый.
— Извините, что покидаю вас в столь ранний час, — закончил свой рассказ низенький джентльмен. — Я готов вернуть Джонгу десять процентов тех денег, что он мне подарил, лишь бы увидеть его рожу, когда он войдет в мастерскую.
Все засмеялись, но после того как коротышка ушел, разговор опять вернулся к этой теме.
— Надо бы встать завтра пораньше, — сказал один, — и заглянуть в восемь к нему в мастерскую под каким-нибудь предлогом. На рожу Джонга действительно стоит посмотреть.
— А по-моему, он поступил по-свински, — и по отношению к Джонгу, и по отношению к сэру Джорджу, — заметил другой.
— Да слушайте вы его больше, — вмешался старый Делеглиз. — Все это выдумки, а вы и развесили уши. Это же известный выдумщик, он просто так шутит.
— Хороши шуточки, — возразил кто-то из гостей. — Впрочем, это в его духе.
Старый Делеглиз и слушать об этом не хотел, но недели через две я заметил, что мебели у него в мастерской поприбавилось — в углу появился старинный резной буфет двенадцати футов в высоту.
— Он действительно продал его двум разным покупателям, — объяснил мне старый Делеглиз; говорил он шепотом, хотя в комнате, кроме нас двоих, никого не было. — Конечно же, это был всего лишь розыгрыш, шутка, но ее могут превратно истолковать. Пришлось вернуть им деньги, а буфет забрать себе. Будем считать, что он мне должен. Вернется из Европы — отдаст. Остроумнейший человек!
У старого Делеглиза был доходный дом на Гоуер-стрит, который одно время стоял без жильцов. Среди его постоянных гостей был некий поэт и драматург; три месяца назад он получил три тысячи фунтов, но умудрился спустить все до последнего пенса и прочно сел на мель. Все amp;то беспечное, беспутное, бессовестное племя, называвшееся богема, теперь уж почти полностью вымерло, но четверть века назад оно было весьма многочисленно и густо населяло Элсетиан — лондонский Монмартр. Хозяин — узколобый мещанин — прогнал его с квартиры, и он оказался на улице, имея з amp; душой два акта незаконченной пьесы, весь гонорар за которую был уже выплачен авансом. Друзья приняли живейшее участие в его судьбе, хотя самому ему на свое будущее было, похоже, наплевать. Старый Делеглиз нашел выход из положения: он предложил молодому человеку поискать место сторожа в пустующем доме — ему, дескать, известен один адресок; пусть он обратится в квартирное бюро и там оформит все как полагается. Не желая унижать молодой талант, он скрыл, что дом принадлежит ему. Драматургу выделили кое-какую мебелишку, и дом на Гоуер-стрит превратился в пристанище свободного художника. На первое время проблема с жильем была разрешена, но старого добряка волновало, что же станет с его другом, когда дом все-таки придется сдать. Оказалось, что тревоги его были напрасны. Шли недели; проходили месяцы. Агенты получали множество заявок, смотровые выписывались дюжинами; однако стоило потенциальному съемщику зайти по указанному адресу, как он навечно исчезал из поля зрения домовладельца. Секрет раскрыл сам незадачливей поэт, он же сторож по совместительству. Как-то, подогретый бургундским старого Делеглиза, забыв, по-видимому, чьими хлопотами досталась ему эта пусть не очень видная, но весьма нужная и спокойная работенка, он разоткровенничался.
— Лучшего жилья я в жизни своей не видел, — признался он старому Делеглизу. — Весь дом в моем распоряжении. Я полюбил бродите по пустым комнатам — это меня вдохновляет.
— Что ж, очень рад за вас, — пробормотал старый Делеглиз.
— Заглядывайте на огонек, — продолжал тот. — Угощу вас отбивной. Плиту я перетащил в гостиную, теперь не надо бегать взад-вперед.
— Черт бы вас побрал! — проворчал старик. — А что скажет хозяин?
— А я и не знаю даже, что за болван меня нанял. Место сторожа — отличное место: никаких тебе напоминаний о плате за квартиру.
— Боюсь, что скоро ваша синекура кончится, — сухо заметил старый Делеглиз.
— Это еще почему?
— Скоро в дом на Гоуер-стрит въедут жильцы.
— А вот этого никогда не будет.
— Вы не могли бы объяснить мне, — попросил старый Делеглиз, криво ухмыляясь, — как вам это удается? Что происходит, когда приходят осматривать дом? Вы что, никого не пускаете?
— Их не пустишь, как же! — посетовал поэт. — Поначалу я так и делал, но ничего не вышло — они такой тарарам поднимают, что чертям становится тошно. К ним на помощь приходил полисмен, сбегались окрестные мальчишки, и вся эта банда по очереди барабанила в дверь. Согласитесь, это несколько раздражает. Теперь-то я сразу открываю и первым делом веду в комнату, где было совершено кошмарное убийство. Если наниматели с виду люди впечатлительные, я ограничиваюсь кратким комментарием. Но попадаются и бесчувственные носороги, пронять которых не так-то легко. Тогда я живописую все подробности и показываю пятна крови на полу; это захватывающая история — волосы встают дыбом. Заходите как-нибудь вечером, я и вам расскажу. Когда в комнате полумрак, а где-то рядом тикают часы — эффект потрясающий.
