Пэлем Вудхауз - Том 16. Фредди Виджен и другие
Началось это утром, когда Бинго вернулся в гнездышко, выгуляв собачку, и пытался удержать зонтик на кончике носа, а жена его вышла из своей комнаты, вдумчиво хмурясь.
— А, вот ты где! — сказала она. — Ты бывал в Монте-Карло?
Бинго заморгал; она коснулась больного места. Больше всего на свете ему хотелось поехать именно туда, поскольку у него была абсолютно верная система; но людям женатым в такие места не попасть.
— Нет, — не без грусти ответил он, но тут же ожил. — Смотри! Ставим зонтик… держим…
— Я хочу, — сказала жена, — чтобы ты немедленно туда поехал.
Зонтик упал. Бинго вздрогнул. Мгновение-другое ему казалось, что он видит дивный сон.
— Мне нужно для книги, — объяснила Рози. — Понимаешь, местный колорит.
Бинго ее понял, они часто говорили об этом колорите. Если пишешь роман, без него не обойтись, читатель слишком много знает. Напутаешь что-нибудь — и пожалуйста, гневные письма. «Известно ли Вам, глубокоуважаемая N…?»
— Сама я не могу, — продолжала Рози. — У нас в пятницу званый ужин, в тот вторник — ланч в честь Кэрри Мелроз 5опп, американской романистки. Я вот-вот дойду до сцены, где лорд Питер Шипберн срывает банк. Ты не съездишь, кроличек?
Бинго понял, что ощущал Израиль, когда сверху посыпалась манна.
— Конечно, старушка, конечно! — вскричал он. — Да я… Тут голос его сорвался. Он вспомнил, что у него нет денег.
Две недели назад он поставил последний пенни на лошадь по имени Плясунья, которая добежала до финиша в половине третьего, если мы назовем это бегом.
Бинго грешен тем, что позволяет суеверию победить холодный разум. Он прекрасно знал цену Плясунье, но накануне скачек увидел во сне, как дядя Уилберфорс танцует румбу у входа в Либеральный клуб. Что ж, и проиграл.
Теперь он замялся, но вскоре отошел. Рози, прикинул он, не пошлет его в тяжелый поход без соответствующих ресурсов.
— Еду, еду, еду! — зачастил он. — Завтра и отправлюсь. Сотни фунтов хватит, я думаю, а две — еще лучше, что же до трех…
— Нет-нет, — возразила Рози. — Деньги тебе не понадобятся.
Бинго дернулся, как страус, проглотивший дверную ручку.
— Н-н-не по-на…?
— Разве что фунтик-другой на чаевые. Я все устрою. Дора Спержен — в Каннах, она тебе закажет номер в Монте-Карло, а счета отошлет в мой банк.
— Мне казалось, — глухо начал Бинго, — что я должен изучить нравы международных шпионов и дам под вуалью. Это недешево. Шпионы, хо-хо! Да они непрестанно пьют шампанское.
— Ничего, шпионов я представляю, — отвечала Рози. — Мне нужен местный колорит. Как выглядят залы, и тому подобное. Если у тебя будут деньги, ты впадешь в искушение.
— Кто, я?! — возмутился Бинго. — Ну, знаешь! Рози раскаялась.
— Прости, мышоночек. Я не хотела тебя обидеть. Но все-таки без денег лучше.
Теперь вы не удивитесь, что несчастный Бинго еле доел курицу и не прикоснулся к рулету. Однако разум его работал как динамо. Деньги надо раздобыть. Но как? Как, я вас спрашиваю?
Мало кто решится дать ему в долг, положение его знают. Конечно, дяде уже под девяносто, а человек не вечен, но пока там что, денег нет.
Надежда оставалась одна — Пуффи Проссер. Да, он прижимист, но очень богат, что и требуется. Под вечер Бинго заглянул в клуб и узнал, что Пуффи там нету. Боль была настолько сильна, что пришлось подкрепиться. Увидев его, я был поражен сходством с несвежей рыбой, спросил, в чем дело, и он откликнулся:
— Ты не мог бы одолжить мне фунтов двадцать — двадцать пять? Лучше тридцать.
— Не мог бы, — честно сказал я, и он тяжко вздохнул.
— Вот она, жизнь! — развил он тему. — Богатство просто лезет в руки, а начать дело не на что. Слыхал о таком Гарсии?
— Не доводилось.
— Буквально разорил Монте-Карло. А про Дарнборо слышал?
— Нет.
— Меньше восьмидесяти трех тысяч не брал. А про Оуэрса?
— Тоже не слышал.
— Выигрывал двадцать лет подряд. Как на работу ездили, все трое. Но куда их системе до моей! А, черт…
Когда человек в таком отчаянии, его ничем не утешишь. Я несмело предложил заложить какой-нибудь пустячок, предположим — портсигар, но тут же выяснилось, что он не золотой, как мы думали, а едва ли не жестяной. Правда, была у него бриллиантовая брошка, которую он купил в час успеха и собирался подарить жене в день рождения, а пока, от греха подальше, дал на сохранение ее подруге.
Наутро он уехал, имея при себе, кроме отчаяния, четыре карандаша, записную книжку, обратный билет и фунта три на чаевые.
Не знаю, помните ли вы такую песенку: «Ти-ум, ти-ум, ти-умм / ти-ум, ти-ум, ти-а-а» и так далее, до заключительных слов «Болит моя душа». Теперь ее редко поют, а раньше — сколько угодно. Разгонятся, приостановятся, и как взвоют: «ду-у-ша-а-а!»
Ничего не скажешь, печально, и я бы об этом не вспоминал, если бы упомянутая фраза не подходила так точно к состоянию Бинго. Что-что, а душа у него болела, от чего он страшно бранился, и я его не сужу.
Поворачивая в ране кинжал, он бродил по залам, проверяя систему на бумажках. И чем больше он ее проверял, тем лучше она срабатывала. Не захочешь, выиграешь.
К концу второго дня он вконец извелся. Нет, вы представьте, сколько денег — а он не может подступиться. Гарсия давно бы их загреб, тем более — Дарнборо, не говоря уж об Оуэрсе. А он нищ; и, заметьте, только потому, что у него нет первоначального капитала, да еще такого, который для Пуффи — просто гроши. Да, положеньице.
На третье утро, просматривая газету, он чуть не подавился кофе. Среди прибывших в Ниццу числились принц и принцесса Грауштрак, бывший король Руритании, лорд Перси Поффин, графиня Гоффин, генерал-майор сэр Эверард Слерк и мистер П.Проссер.
Конечно, Проссеры бывают разные, но именно такой сноб, как Пуффи, поселится рядом с принцессами. Словом, Бинго побежал к телефону и позвонил портье.
— Алло? — сказал портье. — Да? Отель «Манифик». Портье у телефона.
— Дит муа, — взмолился Бинго, — эске вуз авэ дан вотр отель ен мсье номмэ Проссэр?
— Да, сэр. Есть.
— У него боку дё… (А черт, как по-ихнему «прыщи»?!)
— Baeucoup de boutons, monsieur,[84] — подсказал почтенный француз.
— Соедините меня с ним! — сказал страдалец и вскоре услышал сонный голос: «Алле!»
— Привет, Пуффи, — крикнул абонент. — Это я, Бинго.
— О, Господи! — отозвался собеседник, не внушая особых надежд.
Занимать у Пуффи деньги не стоило, во-первых, потому, что он почти всегда страдал с перепоя, а во-вторых — потому, что только он из Трутней был богатым. У него вечно просили в долг, он совсем извелся, и Бинго решил его умаслить.
— Увидел, что ты здесь, — защебетал он. — Какая радость! Нет, какая…
— Что нужно? — оборвал его Пуффи.
— Как, что? Хочу тебя угостить. Встретимся за ланчем. Да, он принял РЕШЕНИЕ. Быть может, денег не хватит; быть может, его выведут; но чаевыми он рискнет. Пуффи удивился.
— Что-то с трубкой, — предположил он. — Я услышал: «Хочу тебя угостить».
— Вот именно.
— Меня?
— Тебя.
— И счет оплатишь?
— Естественно. Они помолчали.
— Надо бы это послать в отдел «Верьте — не верьте…», — сказал Пуффи.
Такой тон Бинго не понравился, но он себя сдержал.
— Где будем есть? — спросил он. — И когда?
— Да тут, — сообщил Пуффи. — Я спешу, сегодня скачки.
— Ладно, — согласился Бинго. — Ровно в час.
В час он и прибыл со своими скудными средствами. По дороге в Ниццу, в автобусе, он испытывал смешанные чувства — то надеялся, что у Пуффи плохо с животом, то опасался, что недуг усугубит его скупость. Как все сложно на свете…
Пуффи оказался здоровым. Быть может, оттого, что платить не ему, он беспечно упоминал метрдотелю спаржу и тепличный виноград. Когда же — видимо, по привычке — он заказал дорогое шампанское, Бинго показалось, что счет будет не меньше, чем суммы, которые Рузвельт выжимает из Конгресса для поддержки фермеров.
Однако страдалец держался, разве что стиснул кулаки, когда гость налег на икру. Помогало и то, что клубный богач умягчается на глазах. Махнув на все рукой, Бинго спросил сигар и ликеру, а Пуффи, откинувшись в кресле, расстегнул последние пуговицы.
— Да, — заметил он, — будет о чем поведать внукам. Меня угостил Трутень! Вот что, Бинго, я бы хотел тоже доставить тебе радость.
Словно услышав нужную реплику, Бинго потянулся к другу и нежно снял пушинку с его рукава.
— Запомни, — продолжал тот, — ставь на Пятнистого Пса. Верное дело!
— Спасибо, Пуффи, — сердечно ответил хозяин. — Если дашь десятку, поставлю.
— Какую десятку?
— У меня больше нет денег.
— И не нужно, — сказал друг, а Бинго удивился, почему ему все время говорят эту фразу. — Здесь мой лондонский букмекер. Он даст тебе кредит.
