Исроэл-Иешуа Зингер - Семья Карновских
В одном из комитетов им заинтересовались.
— Доктор, а о курах вы что-нибудь знаете? — спросили его.
Доктор Ландау погладил бороду:
— Специально никогда ими не занимался. Но знаете, в Берлине приходилось лечить не только людей, но и животных. Бывало, собак приносили, кошек, кроликов, голубей.
Служащие переглянулись.
— Нужен человек на птицеферму. Вот только сможете ли вы в ваши годы?
Доктор Ландау терпеть не мог, когда ему напоминали о возрасте.
— Дайте-ка руку, — сказал он служащему.
— Руку? — удивился клерк. — Зачем?
— Да не бойтесь, просто пульс пощупаю. Дайте руку, и все.
Служащий осторожно протянул ладонь, будто перед ним сидел колдун, способный навести порчу.
Доктор Ландау так сжал его пальцы, что тот вскрикнул от боли.
— Ну что, старый я, по-вашему?
— Что ж, попробуем вас взять, — улыбнулся клерк и хлопнул доктора по плечу.
Пришлось Эльзе собрать отцовские вещи и отпустить его к курам. Доктор Ландау надел бархатные брюки, в которых годами выходил на прогулку, тяжелые дорожные башмаки, суконную рубаху и с мальчишеским нетерпением подошел к старенькой двухместной машинке, которую прислали за ним с фермы.
— Давай руку, дед, помогу, — сказал водитель в кожаной куртке.
— Не надо, молодой человек, — с досадой ответил доктор и легко забрался в машину.
— Ого! А у тебя еще сил хоть отбавляй! — заметил шофер.
Доктору приятно было услышать такой комплимент. Как только они выехали за город и ветерок начал играть его седой бородой, доктор почувствовал себя молодым и крепким. Новая страна больше не казалась чужой. Мычание пасущихся коров, блеяние овец, ржание лошадей на лугах было родным и знакомым. Холмы и скалы дышали вечностью и покоем. Доктор чувствовал их молчаливое величие. Он принялся напевать старую дорожную песенку, которую помнил еще со студенческих лет.
На другой день с первыми лучами солнца он приступил к работе. Осторожно и ловко он ходил среди кур, белых, как его седина, и высматривал, нет ли среди них больных.
После работы он с аппетитом обедал зеленью и овощами, запивая их водой из родника. По вечерам он лежал в своей комнатке у гаража и читал книги по птицеводству, которые нашла для него Эльза. Доктор занимался с таким усердием, будто у него была целая жизнь впереди. С каждым днем он все больше узнавал о птичьих повадках и заболеваниях. Доктор полюбил кур, как раньше любил пациентов. Он научился с первого взгляда распознавать больных и заботливо их выхаживал, отделив от здоровых.
— Не клюйтесь, дуры, — ругал он своих подопечных. — Зерна на всех хватит.
Доктор Ландау лютой ненавистью возненавидел торговцев, которые приезжали скупать птицу на убой для летних отелей. У него сердце разрывалось, когда он слушал испуганное кудахтанье. По воскресеньям Эльза приезжала его навестить. Они гуляли по окрестностям, как в давние времена, когда она была студенткой.
— Папа, не спеши, — предупреждала Эльза, когда они поднимались в гору.
— Молчи, глупая гусыня, — сердился старик. — И не ртом дыши, а носом, носом, понятно?
Эльза вспоминает, как они гуляли втроем, когда с ними был Георг Карновский, и вздыхает.
— Что такое? — спрашивает отец.
— Ничего, ничего, — отмахивается Эльза и, чтобы скрыть свои мысли, начинает рассказывать о поездках по городам, лекциях и конференциях.
Доктор Ландау не хочет слушать.
— Лучше бы ты поселилась тут, на ферме, — говорит он.
— С курами? — смеется Эльза.
— С курами, ну и что? — отвечает старик. — Куры, между прочим, далеко не так примитивны, как мы думаем. С ними гораздо интересней, чем с людьми…
Эльза выбирает крошки из отцовской бороды:
— Когда ты научишься держать бороду в чистоте?
39Вражда между учеником Егором Карновским и учителем Барнетом Леви усиливалась день ото дня.
Мистер Барнет Леви, опытный педагог, всеми силами старался побороть неприязнь к долговязому парню, который его ненавидел. Егор Карновский показывал свою неприязнь при каждом удобном случае. Он никогда не отвечал на вопросы мистера Леви спокойно, но обязательно с насмешкой, не смотрел в глаза, когда учитель к нему обращался, а демонстративно отворачивался. Домашних заданий он почти не готовил. В конце концов терпение учителя иссякло, и между ними произошло открытое столкновение.
Мистер Леви рассказывал на уроке о Мёз-Арденнском наступлении[52]. Он с пафосом говорил о том, как американские батальоны гнали солдат кайзера. Учитель любил рассказывать об этой битве, ведь он сам принимал в ней участие и очень этим гордился. На встречах ветеранов, куда он приходил в маленькой шапочке и солдатской форме, которая теперь с трудом налезала на его невысокую, полную фигуру, они с боевыми товарищами каждый раз вспоминали это сражение во всех подробностях. С не меньшим удовольствием он рассказывал о нем гостям у себя дома. С каждым годом он все меньше походил на героя войны, и все красочней становились его рассказы. Мягким, бархатным голосом он описывал ученикам великое сражение и славил батальоны, в одном из которых он был, когда американские войска разбили немцев. Голос учителя раздражал Егора, как скрип тупой пилы. От дяди Гуго он слышал об этой битве другое. Обер-лейтенанту Гуго Гольбеку, который тоже в ней участвовал и спасся бегством, эта битва была как кость в горле: ни проглотить, ни выплюнуть. У него было только одно оправдание: нож, который тыловики воткнули в спину доблестной армии. Егор захотел высказать эту точку зрения низкорослому, курчавому Леви.
— Сэр, — перебил он учителя, — если бы гражданские предатели не воткнули немецкой армии ножа в спину, она никогда бы не отступила.
Обычно Барнет Леви не сердился, когда ученики его перебивали, он любил дискуссии. Но в этот раз он не смог сохранить спокойствие: с ним начали спорить о битве в Арденнском лесу, о его битве. Меньше всего ему хотелось слушать историю о ноже в спину.
— И кто же эти гражданские предатели, а, Карновский? — спросил он с насмешкой.
— О, всякие враги армии, — ответил Егор. — Если бы не они, немецкие войска выиграли бы сражение.
— А если бы у козла было вымя, он давал бы молоко, — заметил мистер Леви.
Мальчишки засмеялись. Обычно школьникам нравится, когда один из них начинает спорить с учителем, но в этот раз класс оказался целиком на стороне мистера Леви, ведь он рассказывал о том, как свои победили врагов. Егор растерялся.
— Сэр, я говорю серьезно, а вы шутите! — крикнул он, с ненавистью глядя на учителя холодными голубыми глазами.
Мистер Леви попытался говорить серьезно. Он привел пример из спорта. Проиграв матч, плохой боксер утверждает, что противник использовал запрещенный прием, подножку или удар ниже пояса, или что его засудили, или что помешали враги. Но важен результат, а не объяснения. Разве не так?
— Да, сэр! — грохнул класс, с торжеством глядя на разбитого защитника немцев.
Мистер Леви постучал карандашом по столу, чтобы стало тихо, и продолжил урок. Его слушали все, кроме Егора Карновского.
Он понимал, что с его слабым английским, над которым смеется вся школа, и неуверенностью, из-за которой он даже начинает шепелявить, у него нет шансов выиграть войну с мистером Леви, однако сдаваться не хотел. Егор знал, что сделает себе только хуже, но его тянуло на ссору. Так чумной не может удержаться и расцарапывает свои болячки. Егору нравилось доставлять себе мучения, назло себе он отворачивался от хорошего и стремился к плохому.
Рассказав о победе над немецкой армией, мистер Леви заговорил о тех, кто теперь стоял у власти в Германии, о ее новых повелителях и законодателях. Егор знал, что это правда, он испытал на своей шкуре, что это за люди, но его вывело из себя то, что об этом говорил мистер Леви. Егор как с цепи сорвался.
— Сэр, — перебил он снова, — вы не должны так говорить о моей стране.
Учитель вспыхнул.
— Карновский, — ответил он резко, — вы в Америке.
Егор понимал, что лучше молчать, и не мог.
— Немец всегда остается немцем! — выкрикнул он слова, которые много раз слышал «там».
Мистер Барнет Леви, как любой еврей, всегда распознавал своих, как бы они ни маскировались. Лозунг Егора его не вдохновил.
— Думаю, те, кто стоит в Германии у власти, были о вас другого мнения, Карновский, — сказал он под смех класса, — иначе бы вас оттуда не выгнали.
— Я не еврей, мистер Леви! — сказал Егор со злостью. Он хотел оскорбить учителя, подчеркнув его еврейское происхождение.
— Нас это не интересует, — перебил мистер Леви. — Нас интересует только успеваемость и поведение учеников. Сядьте на место.
Егор попытался нагрубить, но учитель ему не дал.
— Вон из класса, — приказал он. — И завтра утром к директору.
