Уильям Теккерей - Кэтрин
Капитан свернул с дороги, чтобы не нарушать гармонии топотом копыт, и опустил поводья, а лошадь тотчас же принялась щипать травку. Потом он тихонечко соскользнул с седла, подтянул свои ботфорты, с лукавой усмешкой на цыпочках подкрался к певице и, когда она выводила последнее "э-э-э" в последнем "нет" вышеприведенного творения Тома д'Эрфи, легонько обнял ее за талию и воскликнул:
— А вот и я, моя прелесть, к вашим услугам!
Мисс Кэтрин (вы ведь уже давно догадались, что это была она) вздрогнула, вскрикнула и, наверно, побледнела бы, если б могла. Но так как это ей не удалось, она только вымолвила еле слышно, вся дрожа:
— Ах, сэр, как вы меня напугали!
— Напугал, мой розовый бутончик? Разрази меня гром, если я помышлял об этом! Ну скажите-ка, моя крошка, неужели я в самом деле так страшен?
— О нет, ваша честь, я совсем не то хотела сказать; просто я никак не ожидала встретить вас здесь, да и вообще не думала, что вы так рано соберетесь в путь. Я ведь как раз иду за курочкой для вашей милости: хозяйка сказала, что вам угодно курочку на завтрак; только она меня послала к фермеру Бригсу — это по Бирмингемской дороге — а я решила сходить к фермеру Пригсу, у него куры лучше откормлены, сэр… то есть, милорд.
— Она сказала, что мне угодно курицу на завтрак? Ах, старая карга — да я вовсе отказался от завтрака, потому что мне кусок не шел в горло после вчерашней попо… то есть я хотел сказать — после вчерашнего сытного ужина. Я спросил только кружку слабого пива и велел прислать его с вами; но эта ведьма сказала, что вы ушли гулять со своим женихом…
— Что? С этим ублюдком Джоном Хэйсом? Ах, негодная старая лгунья!
— …что вы ушли гулять со своим женихом и что мне вас не видать больше; услышав это, я пришел в такое отчаяние, что хотел тут же застрелиться, — да, да, моя прелесть.
— О, что вы, сэр! Не надо, не надо!
— Вы меня об этом просите, мой нежный ангел?
— Да, прошу, умоляю, если мольбы бедной девушки могут что-либо значить для такого знатного господина.
— Хорошо, в таком случае я останусь жить — ради вас; хотя, впрочем, к чему? Гром и молния, без вас мне все равно нет счастья — и вы это знаете, моя обворожительная, прекрасная, жестокая, злая Кэтрин!
Но Кэтрин вместо ответа воскликнула:
— Ах ты беда! Никак, ваша лошадь вздумала убежать!
И в самом деле: плотно закусив свежей травкой, "Георг Датский" оглянулся на хозяина, помедлил немного, словно бы в нерешительности, и вдруг, взмахнув хвостом и взбрыкнув задними ногами, понесся вскачь по дороге в сторону деревни.
Мисс Холл во всю прыть бросилась ему вдогонку, а капитан бросился за мисс Холл; лошадь неслась все быстрей и быстрей, и ее преследователям, верно, пришлось бы туго — но тут из-за поворота дороги показался пехотно-кавалерийский отряд во главе с мистером Броком. Последний едва только деревня скрылась позади, приказал кузнецу спешиться и сам вскочил в седло; для поддержания же субординации в своем войске вытащил пистолет и пригрозил разнести череп всякому, кто вздумает пуститься наутек. Поравнявшись с отрядом, "Георг Датский" перешел с галопа на шаг, и Томми Буллок без труда поймал его за повод и повел навстречу капитану и Кэтрин.
При виде этой пары у мистера Буллока потешно вытянулось лицо; капрал же как ни в чем не бывало приветствовал мисс Кэтрин, любезно заметив, что в такой денек приятно гулять.
— Ваша правда, сэр, но не так приятно бегать, — возразила девица, мило и беспомощно отдуваясь. — Я просто, — уф! — просто ног под собой не чую, до того загоняла меня эта несносная лошадь.
— Эх, Кэти, Кэти, — сказал Томас. — А я вот, видишь, ухожу в солдаты, оттого что ты за меня не пошла. — И мистер Буллок широко осклабился в подкрепление своих слов. Но мисс Кэтрин оставила их без внимания и продолжала жаловаться на усталость. По правде говоря, ее весьма раздосадовало появление капрала с его отрядом как раз в ту минуту, когда она совсем было решила упасть от усталости.
Тут капитана осенила неожиданная мысль, и глаза его радостно заблестели. Он вскочил на своего жеребца, которого Томми держал за повод.
— Это вы по моей вине устали, мисс Кэтрин, — сказал он, — и клянусь, вы больше ни шагу не сделаете пешком. Да, да, вы вернетесь домой на лошади, и с почетным эскортом. Назад, в деревню, джентльмены! Налево кругом! Капрал, покажите им, как сделать налево кругом. А вы, моя прелесть, сядете на Снежка позади меня; да не бойтесь, вам будет покойно, как в портшезе. Ставьте свою прелестную ножку на носок моего сапога. А теперь — хоп! — вот и чудесно!
— Это что же такое, капитан! — завопил Томас, все еще держась за повод, хотя лошадь уже пошла. — Не езди с ним, Кэти, не езди, слышишь!
Но мисс Кэтрин молча отвернулась и лишь крепче обхватила талию капитана, а тот, крепко выругавшись, размахнулся хлыстом и дважды, крест-накрест, стегнул Томаса по лицу и плечам. При первом ударе бедняга еще цеплялся за повод и только при втором выпустил его из рук, сел на обочину дороги и горько заплакал, глядя вслед удаляющейся парочке.
— Марш вперед, собака! — заорал на него мистер Брок. И Томас зашагал вперед; а когда ему привелось увидеть мисс Кэтрин следующий раз, она уже и впрямь была любезной капитана, и на ней было красное платье для верховой езды, отделанное серебряным кружевом, и серая шляпа с голубым пером. Но Томас в это время сидел верхом на расседланной лошади, которую капрал Брок гонял по кругу, и сосредоточенно глядел в одну точку между ее ушами, так что плакать ему было некогда; и тут он исцелился наконец от своей несчастной любви.
На этом уместно будет закончить первую главу, но прежде нам, пожалуй, следует принести читателю извинения за навязанное ему знакомство со столь дрянными людьми, как все, кто здесь выведен (за исключением разве мистера Буллока). Мы больше старались соблюдать верность природе и истории, нежели господствующим вкусам и манере большинства сочинителей. Возьмем для примера такой занимательный роман, как "Эрнест Мальтраверс"; он начинается с того, что герой соблазняет героиню, но при этом оба они — истинные образцы добродетели; соблазнитель исполнен столь возвышенных мыслей о религии и философии, а соблазненная столь трогательна в своей невинности, что — как тут не умилиться! — самые их грешки выглядят привлекательными, и порок окружен ореолом святости, настолько он бесподобно описан. А ведь, казалось бы, если уж нам интересоваться мерзкими поступками, так незачем приукрашивать их, и пусть их совершают мерзавцы, а не добродетельные философы. Другая категория романистов пользуется обратным приемом, и для привлечения интереса читателей заставляет мерзавцев совершать добродетельные поступки. Мы здесь решительно протестуем против обоих этих столь популярных в наше время методов. На наш взгляд, пусть негодяи в романах будут негодяями, а честные люди — честными людьми, и нечего нам жонглировать добродетелью и пороком так, что сбитый с толку читатель к концу третьего тома уже не разбирает, где порок, а где добродетель; нечего восторгаться великодушием мошенников и сочувствовать подлым движениям благородных душ. В то же время мы знаем, что нужно публике; поэтому мы избрали своими героями негодяев, а сюжет заимствовали из "Ньюгетского календаря" и надеемся разработать его в назидательном духе. Но, по крайней мере, в наших негодяях не будет ничего такого, что могло бы показаться добродетелью. А если английские читатели (после трех или четырех изданий, выпущенных до настоянию публики) утратят вкус не только к нашим мерзавцам, но и к литературным мерзавцам вообще, мы сочтем себя удовлетворенными и, схлопотав себе у правительства пенсию, удалимся на покой с сознанием исполненного долга.
ГЛАВА II,
в коей описаны прелести любовных уз
Для целей нашего рассказа нет надобности излагать подробно все приключения мисс Кэтрин, начиная с того дня, когда она покинула "Охотничий Рог", чтобы стать любезной капитана; нам, право, не стоило бы труда изобразить, как наша героиня, последовав за избранником своего сердца, лишь поддалась невинному порыву, а не желая в дальнейшем расстаться с ним, доказала тем глубину и силу своего чувства; и мы вполне сумели бы подыскать трогательные и красноречивые слова в оправдание роковой сшибки, совершенной обеими сторонами; но мы побоялись, не покоробило бы читателя от подобных описаний и рассуждений; к тому же, при желании, он может найти их в изобилии на страницах уже упоминавшегося "Эрнеста Мальтраверса".
Все поведение Густава Адольфа с Кэтрин, равно как и его мгновенный и блистательный успех, без сомнения, убедили читателя в том, что, во-первых, названный джентльмен едва ли воспылал к мисс Кэт истинной любовью; во-вторых, что покорение женских сердец было для него привычным занятием и рано или поздно он должен был к этому занятию возвратиться; и, наконец, в-третьих, что подобный союз в силу природы вещей не мог не распасться в самом непродолжительном времени.
