Альваро Кункейро - Год кометы и битва четырех царей
— Как же так? — спрашивал его опекун Фахильдо. — Отца не помнишь? Не помнишь черноусого мужчину с двухстволкой и его собаку, пойнтера по кличке Мистраль? Куда же ты смотрел?
Собаку-то он помнил, она осталась в доме и вместе с ним перебралась в хижину отшельника Фахильдо, двоюродного брата его отца, взявшего на себя заботы о мальчике. Куда он смотрел? Если бы он ответил, что на звезды, это было бы неправдой, хотя, когда ему было два-три года, он часто слезал с кроватки, забирался на стул у окна и целый час, а то и два смотрел на звезды. Но тогда он видел их не так хорошо, как теперь, летними вечерами, сидя с опекуном на пороге хижины. Через каждые три часа Фахильдо читал молитву, у него был швейцарский будильник, который звонил в положенный час. Между молитвами он спал, глядел на воду, журчавшую в оросительной канавке, или собирал лекарственные травы. Держал двух коз, их молока хватало обоим, а раз в неделю дядя и племянник спускались в город; заходили в таверну у моста, где Фахильдо выпивал два стакана вина, а Паулос — полстакана, и то разведенного водой. Хозяин таверны упрекал Фахильдо:
— Так он никогда не научится разбираться в винах! Дай ты ему причаститься по-людски! Пусть выпьет хотя бы четверть стакана, но неразбавленного.
Хозяин таверны, невысокий ростом, толстопузый, краснолицый и курносый, носил широченный пояс, захватывающий половину груди; когда нечего было делать, засовывал за него руки. Отшельник Фахильдо продавал хозяину таверны лекарственные травы, тот рассчитывался хлебом, сыром, оливками, медом, орехами, каштанами. Порой Фахильдо приплачивал. А иной раз хозяин вручал отшельнику несколько монет, которые возвращались к нему на следующей неделе. Деньги эти зарабатывались, можно сказать, совместно: Маркос, хозяин таверны, предупреждал о дне и часе прихода Фахильдо беременных женщин, и те дожидались отшельника во дворе у колодца. Фахильдо прикладывал ухо к животу пациентки. Потом улыбался и, потрепав будущую мать по щеке, объявлял:
— Мальчик.
Приходили и бездетные. Фахильдо просил очередную пациентку высунуть язык, щупал живот, велел пройтись перед ним, нюхал запах из ушей.
— Осенью у тебя родится ребенок!
— Мальчик или девочка?
— Это я тебе скажу в другой раз.
Однажды утром во двор пришла крестьянка, ведя за руку белокурую девочку в нарядном платье.
— Твоя девочка?
— Нет, господская, они на август приезжают в свое поместье, оно тут неподалеку, на Мельничном ручье, там действительно есть мельница, только она давно уже не работает. Я хочу узнать, будут ли у меня дети. Выхожу замуж.
Смуглая черноволосая женщина с резкими чертами лица, волосы собраны в толстую косу. Стройная, с пышной грудью. Взгляд ее черных глаз был устремлен на руки Фахильдо, простертые, как в молитвенном экстазе. Женщина отодвинула от себя девочку. Фахильдо оглядел ее со всех сторон. Потрогал лоб, велел выпить стакан воды и следил, как она глотает.
— Очень жаль, но детей у тебя не будет.
Женщина молча села в кресло-качалку, купленное хозяином таверны на городском аукционе. Удивилась, когда качнулась назад, так как не знала, что это кресло качается. Белокурая девочка стояла рядом с Паулосом, сцепив руки на животе. Они посмотрели друг на друга. Паулос улыбнулся, она — нет. Девочка была примерно одного с ним возраста, то есть ей было лет восемь. Она решительно подошла к Фахильдо и посмотрела ему в глаза. Сказала сначала тихо, потом громко:
— А у меня? У меня?
Фахильдо отпрянул. Паулос увидел, как его опекун побледнел, смешавшись от такого вопроса. В душе его шла борьба. Что ей ответить? Может ли он дать ей ответ? А девочка уперла руки в боки, подражая одной из служанок. И преспокойно ждала ответа. Фахильдо не мог солгать, тем более ребенку, и думал, как сказать девочке о том, что он, смиренный отшельник, лишь: помогает людям мечтать. Ведь его слова западали в душу, женщины верили им, жили ими каждый божий день и благодаря им рожали мальчиков или девочек. Служанке он сказал, что детей у нее не будет, так как увидел ее когтистые пальцы и жестокий, беспощадный взгляд. Сможет ли такая создать семью?
— У тебя будет все, о чем ты мечтаешь, — сказал наконец Фахильдо, и в голосе его звучала радость человека, несущего благостную весть. Словно объявлял женщине в годах, что у нее еще могут быть дети.
— Все, о чем мечтаешь, — повторил он, окончательно поборов смятение и вновь обретя уверенность прорицателя, которому ведомы все тайны мироздания и подвластны судьбы человеческие.
Затем кликнул Паулоса, вместе они собрали все, что выменяли в этот день, и ушли, не дожидаясь, когда служанка разочтется с Маркосом. Девочка, сидевшая в беседке из виноградных лоз, помахала им рукой. Паулос не раз обернулся, чтобы взглянуть на хорошенькое личико и отороченное золотом розовое платье.
Никто не мог понять, почему Фахильдо, богатый человек и любитель музыки, покинул суетный мир и поселился в хижине отшельника, расположенной в Горловине, то есть у входа в ущелье, где меж крутыми черными скалами прыгает по камням горный ручей. Раньше в этой хижине жил старый отшельник, благословлявший путников от имени Святого Дионисия. В день праздника этого Святого он разрешал переносить его стоявшую у скалы фигуру в город, иногда и сам ее сопровождал. Был он худ, из-под сухой пожелтевшей кожи выпирали кости. Утратил речь от долгого молчания. Узнав о смерти старого отшельника, Фахильдо сел на коня и поехал в горы, чтобы похоронить его. Приближаясь к хижине, услышал звон колокольчика, висевшего на шее прокаженного из селения Мирабаль.
— Послушай, Иона, я гляжу на тебя без отвращения и страну! Ты хочешь забрать сбережения старика? Забирай, и я добавлю еще столько же из своего кармана!
Прокаженный пересчитал монеты, лежавшие на подносе у ног фигуры Святого Дионисия.
— Семнадцать песо, — подвел он итог.
Фахильдо бросил ему кожаный кошелек.
— Вот тебе еще двадцать!
Прокаженный засмеялся, трещина в середине его почерневшей и слюнявой нижней губы разошлась еще больше, и казалось, у него вот-вот отвалятся щеки. В глазах, давно превратившихся в узкие щелочки, мелькали желтые огоньки. Иона сотрясался от смеха, и его колокольчик звенел веселым мелодичным звоном, под который можно было бы танцевать, тогда как на самом деле он служил зловещим предупреждением о том, что перед тобой прокаженный.
— Теперь уходи!
— Ухожу. Хотя спешить-то мне некуда.
И он ушел, запрятав монеты между драным полушубком и чешуйками от проказы. Пытался даже бежать вприпрыжку и все хохотал.
Фахильдо закопал в землю старого отшельника и остался в Горловине в том виде, в каком его застала весть о смерти отшельника: во фраке и лаковых ботинках. Поел тутовых ягод, попил воды из ручья, спугнул сову и улегся спать. Была ясная августовская ночь. Ярко светила луна, и квакали лягушки.
Когда Паулосу пришлось перебраться в хижину отшельника, Фахильдо нанял телегу с парой волов, чтобы доставить в Горловину кое-какую мебель: кровать, зеркало, стол и три стула. На этой же телеге приехал нотариус, и Фахильдо поручил ему обратить в ценные бумаги все его имущество, а также составить завещание в пользу Паулоса.
— Все будет принадлежать тебе, Паулос, — сказал он худенькому мальчику, изумленно озиравшемуся в этой пустоши и глядевшему с недоумением на мужчину с длинной бородой, который качал его на ноге. — Все твое. Ты будешь богатым человеком, когда мои деньги прибавятся к тем, что ты унаследовал от родителей.
Нотариус записывал распоряжения Фахильдо. Это был тщедушный человечек, близорукий и курносый. Когда писал, почти касался щекой правой руки, в которой держал перо, но почерк у него был красивый. Время от времени останавливался, глубоко вздыхал и говорил:
— Какой чистый воздух! Поистине святое место!
Фахильдо продолжал диктовать:
— В ценные бумаги Вест-Индской компании!
— Вест-Индской, — повторил нотариус, вырисовывая красивую заглавную букву.
Как-то зимним вечером, когда падавший крупными хлопьями снег одевал в белый покров Горловину и близлежащие горы насколько хватал глаз, отшельник и Паулос сидели у очага, и Фахильдо сказал:
— Вот мы тут добрую неделю будем жить среди снегов, а в Вест-Индии люди изнывают от жары, работая на твоих рисовых полях, а другие спят голышом на палубах твоих кораблей, которые везут оттуда гвоздику и перец.
— У меня есть корабли? — спросил Паулос, до той поры не видавший моря.
— Конечно! У тебя их больше, чем у короля!
Зазвонил швейцарский будильник, отшельнику пора молиться, а мальчик лег в постель, укрылся, заснул, и ему снилась дальняя страна, которой он правит.
III
Фахильдо научил своего воспитанника читать и писать, а также довольно основательно познакомил с географией. Всякий раз, как переходили к новой стране, Паулос спрашивал:
