Александ Казбеги - Пастырь
– Молчи, Маквала… – чуть слышно прошептал Онисе. Он запер за собой дверь на засов.
– Боже мой! Не знаешь ты жалости! – голос его задрожал. Он отошел от двери.
Столько было страдания и мольбы в этих словах, такая жалоба слышалась в них, что сердце женщины смягчилось и она ничего не ответила.
Онисе достал из поясной сумки длинную тонкую восковую свечу, свернутую колечком, нащупал головку с фитильком, вытянул, выгнул немного, поднес ее к тлеющим углям и зажег. Потом укрепил ее на вставленном в стену плоском камне и, скрестив руки на груди, устремил на Маквалу долгий, неподвижный взгляд.
Женщина подняла глаза, хотела что-то сказать, но промолчала, низко опустила голову и стала перебирать концы своих кос. Онисе стоял бледный и весь дрожал, будто ждал приговора.
– Зачем ты пришел, что случилось с тобой? – спросила наконец Маквала.
– Зачем я пришел, ты сама знаешь, а о том, что случилось со мной, могу тебе рассказать. – Онисе вздохнул. – Случилось то, что измучила ты меня, а помочь мне не хочешь!..
– Но чем могу я тебе помочь, чего тебе надо от меня?
– Истаял, иссох я, женщина! А ты все молчишь!.. Скажи мне, что ты надумала сделать со мной? Скажи, умоляю тебя!
– Милый ты мой! – порывисто воскликнула женщина, протянув руки к Онисе, но сразу же опомнилась, совладала с собой и поникла.
– Говори же, говори! – взмолился Онисе и шагнул к ней.
Женщина остановила его движением руки.
– Стой! Что ты делаешь? Зачем ты пришел ночью!.. Почему покрыл позором мое имя?…
– Потому что я люблю тебя! – крикнул Онисе с таким жаром, что камень расплавился бы, услышав его.
– Что же мне делать, Онисе?… Ты любишь меня, но…
– Что «но»? – Онисе побледнел, холодный пот выступил у него на лице.
– Но… Я не люблю тебя!
– Что ты сказала? – медленно и тихо переспросил Онисе, и голос его оборвался.
Как удар грома, поразили горца слова Маквалы, пронзили его с головы до ног.
– Что ты сказала? – повторил он. – Ты не любишь меня? Зачем же ты целовала меня, зачем обнимала?… Для чего околдовывала, обещала счастье?…
– Жалела тебя…
– Жалела? – горько усмехнулся Онисе. – Уж не тогда ли ты жалела меня, когда сердце мое было оглушено до беспамятства, таяло, сгорало… Жалела и из жалости снова опалила огнем. Это и есть твоя жалость! Ах, Маквала! Вижу теперь, злая, коварная ты и не пощадишь…
– Зачем клянешь меня?… Богом и людьми отдана я другому и должна покориться…
– Лжешь!.. Не богом и не людьми ты отдана другому, а грубой силой, а ты ей подчинилась… Лучше бы тебе умереть. Сердце у тебя каменное!
Женщина чувствовала, что силы покидают ее. Душою и телом тянулась она к этому человеку, но знала, – близость с ним навлечет тысячи бед на ее голову, погубит их обоих. Она старалась быть твердой.
– Хорошо, Онисе мой!.. Называй меня, как хочешь, только уйди, оставь меня!
– Уйду, Маквала, уйду! Чего ты боишься? Счастье твое, что ты женщина, и я бессилен перед тобой. Но знай: если ты меня прогнала, одной из двух жизней конец! Жизни Гелы или моей. Пусть сбудется с нами, что суждено, лишь бы ты жила спокойно…
И Онисе, отвернувшись от нее, медленно пошел к двери.
Маквала застыла, как громом пораженная.
Она хотела отвести от него опасность, ради этого готова была пожертвовать собой, своей любовью, и вдруг увидела, что свершилось обратное: желая спасти любимого, она погубила его.
– Онисе! – кинулась она к нему. Онисе уже взялся за дверной засов.
Столько страсти и отчаянья было в ее зове, что Онисе вздрогнул и медленно обернулся. Оба молчали.
– Что тебе надо? – тихо спросил он. – Ты мне сказала, что не любишь меня, – всадила мне в сердце горячую пулю… Думаешь, что одной мало для меня…
И он резко повернулся к ней всей грудью.
– На, убей меня, не медли, не мучай!.. Убей меня, и конец всему! – взмолился он.
Маквала низко опустила голову.
– Нет, – прошептала она. – Я не хочу тебе зла… Нет, богом клянусь!.. Но уходи, уходи! – Она махнула рукой.
Онисе подошел к ней.
– Любимая! Зачем ты пытаешь меня?… Так кошка с мышью играет: поймает ее, задушит, наиграется вдоволь и выбросит вон. А ты? Ни убить, ни отпустить меня не хочешь… Хоть бы ты бога побоялась… Будь ты мужчиной – сумел бы тебе отомстить!
– Онисе мой! Видит бог, как я жалею тебя за твои страдания…
Лицо Онисе посветлело.
– Ты жалеешь меня? – воскликнул он.
– Жалею, Онисе, так жалею, что жизнь свою готова отдать за тебя…
– Зачем же ты ранишь меня прямо в сердце, зачем опаляешь меня огнем?
– Будь я теперь девушкой, пусть бы небо обрушилось на меня, если б я не тебя назвала своим мужем, если б помыслила о другом! Но что же мне делать? Я не могу снова восстать против теми, снова стать посмешищем для всех!.. Ступай, Онисе, живи спокойно… Молод ты еще, – тебе что, счастливый! Разве какая девушка откажет тебе? В горах столько цветов, сорви любой из них! Будь спокоен, и я буду спокойна и счастлива счастьем твоим!
– И ради этого ты вернула меня? – усмехнулся горец. – Может, боишься, что мужа твоего убью?
– Я за тебя боюсь, милый!
– Тогда уйдем, бежим! – горячо воскликнул Онисе.
– Нет, Онисе, не надо говорить об этом. Стыдно мне…
– Змея, змея ты ядовитая! – отшатнулся Онисе. – Голову бы тебе размозжить!..
И Онисе стиснул рукоять кинжала, кровь прилила к лицу, глаза метали искры. Но это длилось одно мгновенье. Он схватился за горло, впился в него рукой.
– Нет, не тебя, не тебя… – прохрипел он. – Ты не виновата! Судьба отдала тебя другому, и пусть меня убьет его же рука! Прощай, Маквала! Будь счастлива!
И он, шатаясь, вышел за дверь.
Маквала упала, как подкошенная. Когда она пришла в себя, в комнате было пусто. Ночной мрак окутывал и душил слабое пламя свечи.
7
Шли дни. Маквала жила, как в тягостном забытьи. Она сама не могла понять, чего она ждет, на что ей решиться, чего желать. Как-то утром она с особенной силой почувствовала свое горе. Трудно стало дышать, сердце колотилось учащенно, мысль замерла, и всю ее охватило какое-то странное ощущение; тело отказывалось ей служить, ноги ее ослабели, глаза потухли, взгляд безжизненно приковался к одной точке. Обессиленная, источенная внутренним недугом, стояла она неподвижно, как изваянная из камня.
Вдруг шум в ушах, полнозвучный, как шум реки, потряс и оглушил ее. В глазах потемнело. Горечь воспоминания залила сердце сладкой тоской. Она глубоко вздохнула, словно пробудясь от долгого сна, чувство жизни возвращалось к ней.
– Погибла я?! – воскликнула она. – Нет, пусть я умру, но Онисе должен жить! – И, одержимая одной мыслью, она кинулась вон из дома, туда, где надеялась найти Онисе.
Она бежала, не чувствуя усталости. Лицо ее пылало, платок соскользнул с головы, волосы развевались по ветру.
– Разве может умереть Онисе? Я не могу жить без него! – время от времени восклицала она.
Сила долго сдерживаемой страсти овладела ее душой, тщетны были все ее старания не поддаваться этой страсти. И теперь, когда она почувствовала, что может навеки потерять Онисе, ее окаменевшее сердце затрепетало, она потеряла голову и всецело отдалась своему всепоглощающему чувству. Теперь она могла крикнуть всему свету: «Я ищу Онисе, я хочу быть с ним, я не стыжусь этого, потому что люблю его, люблю больше чести своей!»
Она готова была отдать свою жизнь, лишь бы только раз, еще один раз взглянуть ему в лицо, сказать ему: «Ты – моя жизнь» и потом умереть. Она не замечала ничего вокруг и все бежала, бежала.
Какой-то пастух увидел бегущую женщину.
«Несчастная! Верно, помешалась!» – подумал он. – «Надо ее поймать, а то бросится со скалы, погибнет!»
И он спрятался за камень. Женщина приближалась.
– О!.. Кажется, Маквала! – воскликнул он. – Ей-богу, так и есть! Что с ней?
Он вышел ей навстречу из своего укрытия.
– Маквала, Маквала! Что с тобой, бедняжка? – окликнул он ее.
Она ничего не слышала, не замечала.
Пастух подбежал к ней, ухватился за развевающийся подол ее платья.
– Да что с тобой, женщина? – крикнул он.
Маквала вскрикнула от неожиданности. Потом бросилась. пастуху на шею.
– Бежиа, Бежиа! Скажи мне, бога ради, где он?
– Кто? – удивленно спросил Бежиа.
– Да он, он! Он ведь сюда ушел, в эту сторону. Ты должен был его видеть… Скажи мне, умоляю тебя… – задыхаясь, расспрашивала женщина удивленного пастуха.
– Да скажи ты толком, кого ищешь! Не понимаю я! – рассердился пастух.
– Онисе ищу я, Онисе!.. Он сюда пошел…
– А!.. Вашего сотоварища?
– Да, да, Бежиа! Скажи, куда он пошел?
– Ну, видел я его! – степенно ответил Бежиа, удивляясь, что женщина так настойчиво ищет чужого мужчину. – Он шел в горы, к стадам. Да такой веселый, словно со свадьбы возвращался.
Женщина вдруг замерла, очнулась, точно ее облили холодной водой.
– Веселый, ты говоришь? – спросила она упавшим голосом.
– Ну да, веселый! А отчего ему не быть веселым, он ведь жениться собрался.
